Земля святого Витта - Евгений Витковский

Третью жалобу передали в архонтсовет под Пасху. На этот раз пострадавший бобер со всеми справками с Дерговища (о получении им черепно-мозговой травмы от длинного деревянного предмета) с заштопанным на том же Дерговище бритым скальпом, заявился в архонтсовет лично. Но и гильдия не дремала, не зря же она прибирала у своих членов до девяноста процентов доходов; словом, независимая экспертиза на подобный случай была наперед заказана и оплачена. Притом эксперт был многозначительно приглашен с Земли Святого Эльма, восточная переправа с которого прямиком вела в Римедиум, тонкий намек на то, что если виновен Астерий и бобры смогут этот факт доказать - то поедет он прямиком и до скончания века чеканить мелкую монету, а если не смогут доказать - то есть прецеденты: примерно одного в год (в среднем) бобра с Мебиусов сама община привозит и просит загнать во все тот же Римедиум на подсобные столярные работы.

Весло было - точно - с переправы Астерия, и такое изношенное, что дивно, как не обломилось раньше об уключину. Одна беда, во всю длину весла перочинным ножиком кто-то вырезал надпись: ДОЙ ДОИЧ - Я, ВЕСЛОМ ЭТИМ ГР... тут надпись заворачивала на другую сторону весла - ЕБУ! КТО ТРОНЕТ ВЕСЛО, ТОГО УШИ... - надпись делала еще один поворот - БУ! Документы гильдии продемонстрировали, что данное весло покойный предшественник Астерия по ветхости сдал в гильдию же и взамен получил новое, а старое гильдия продала на жвачку... бобрам. Минойский кодекс предусматривал за подобный подлог немедленную смертную казнь, которую всегда заменяли вечным отсылом в Римедиум. Общерусский императорский кодекс позволял рассмотреть преступление как мошенничество мелкое (если закрыть глаза на очевидную попытку оговора, за что минойский кодекс назначал все то же самое), с условным сроком наказания и последующей выдачей на поруки. Усталый архонт предложил передать дело в Верховный Киммерийский суд, там могли дать больше, могли дать меньше, а могли вытащить на свет Божий и две первых кляузы, тогда под ответственность попадала вся бобриная община, а за групповуху такого рода чуть ли не всем бобрам мог грозить групповой Римедиум с последующим вечным поражением в гражданских обязанностях, вспомнили бы им все провинности со времен Евпатия, - но тут бритоголовый преступник немедленно пошел в сознанку. Он, Дунстан Мак-Грегор, и только он один... Дальше рассказывать неинтересно. Бобра сплавили в Римедиум, весло поместили в музей из-за того, что как резчик покойный Дой Доич мог вполне именоваться "мастер круга Романа Подселенцева", Астерию в виде компенсации за истрепанные нервы выдали совершенно новое весло и путевку в санаторий возле Триеда, от которой Астерий немедленно отказался, взамен попросил три дня выходных, - каковые тотчас же использовал, пил два дня крепчайшую сладкую, на третий протрезвлялся, на четвертый привычно вышел на работу.

Такая вот была жизнь у человека, которого однажды невзлюбили бобры.

8

Есть, говорят, и такой догадливый люд, что все сбивается на том, кто именно кого убил: Каин - Авеля или Авель - Каина.

Аполлон Коринфский. Народная Русь

Гаспар Шерош, глава Академии Киммерийских Наук, прервав на некоторое время бесконечное редактирование многотомного словаря старокиммерийского языка, отдохновения ради вернулся к работе над любимой книгой "Занимательная Киммерия". Книгу эту он писал урывками, боялся показывать друзьям, прятал рукопись куда мог придумать, но чаще просто носил с собой, имея привычку мельчайшим почерком вносить в нее дополнения столь же часто, сколь часто возникали в его огромной голове новые мысли, а это происходило с ним почти постоянно.

Особое место среди вопросов, занимавших Гаспара, занимал один (хотя и по-разному поставленный): считать киммерийцев народом земледельческим или скотоводческим, оседлым или кочевым, охотничьим или рыбачьим, экспортирующим по преимуществу или же по преимуществу импортирующим, - ну, и еще множество "таким" либо же "сяким". Как ни силился Гаспар разрешить этот вопрос (точней, любой из подобных вопросов) - все у него получалось не так, как надо, ибо в каждом отдельном случае получался у него всегда только утвердительный ответ. Разве что на вопрос, "кочевым или оседлым" можно было сказать: "прежде кочевым, теперь оседлым". Все-таки тридцать восемь столетий оседлого образа жизни - срок достаточный для того, чтобы объявить киммерийцев оседлыми людьми. Хотя, конечно, до того побывали они - и еще как побывали! - народом кочевым. Иначе откуда бы они взялись на Рифее?

Животноводческим народом киммерийцы явно могли считаться: тут разводили лошадей, коз, овец, - рифейских раков, наконец. Но и земледелие все же кое-какое имело место: в правобережном верховье Рифея почти всегда вызревал ячмень, болотные ягоды росли в окультуренном виде на каждом огороде, а озеро Мyрло давало изрядные урожаи морской капусты - под влиянием сектантов из Триеда эта водоросль обходилась в Киммерии без воды и росла на голом камне не в озере, а над озером. Чем больше занимаются киммерийцы - охотой или рыболовством - Гаспар уж и вовсе не мог ответить, ибо и тем и другим тут занимались напропалую, а ни лесного зверя, ни речной рыбы не убавлялось. К тому же внимательный к городским новостям Гаспар обнаруживал, к примеру, что вроде бы несъедобная соболятина вдруг да становилась предметом постоянного спроса: вывозимые на рынок еженедельно примерно шесть пудов этого постороннего продукта, в прежние годы чаще всего просто уходившего на прокорм рыночным бесхозяйным собакам, теперь находили покупателя именно как пищевой продукт, специальным разрешением архонта мяснику-соболятнику даже было дозволено занять прилавок в мясном ряду, хоть и последний с дальнего края, - раньше этот одноглазый тип, за что-то переведенный скорняжной гильдией на торговлю отходами, теперь получил право подать прошение о вступлении в гильдию мясников. У Гаспара возникал этнографический вопрос: не следует ли отныне соболя рассматривать как мясного зверя, следовало узнать не ведет ли кто-нибудь селекцию специальных соболей-бройлеров? А в таком случае не следует ли зачислить соболей, наравне с курами, в домашние животные?

Гаспар - первый за несколько поколений киммерийцев серьезный ученый отчасти напоминал себе древнеримского остолопа Плиния Старшего, решившего записать все на свете обо всем, что на свете есть и чего нет, - тем самым прогневавшего каких-то богов и вызвавшего к жизни вулкан Везувий: ничто меньшее Плиния не проняло бы, он, глядишь, выполнил бы замысел, не оставив в дальнейшем никаких дел ни богам, ни людям. Гаспар утешал себя тем, что пишет лишь о Киммерии, ею одной интересуется, да и о ней пишет не все, да и знает не все, однако наличие вулканической активности в Киммерионе - прежде всего на Земле Святого Витта - вселяло в его душу тревогу. Однако унять неуемную тягу к всезнанию Гаспар все равно не мог - и писал книгу за книгой. "Занимательная Киммерия" в этом отношении предоставляла самые широкие возможности: здесь уместно было что угодно, от Великого Змея до соболей-бройлеров. Вдвойне был удобен замысел этой книги тем, что позволял бросить ее на любом месте и отправить в типографию как готовую, - а дальнейшие записи считать материалом для второго издания. Гаспар старался не вспоминать, что пять изданий эта книга уже выдержала, и вторым он на этот раз именует шестое. Так уже было и с третьим, и с четвертым, и с пятым словом, не раньше киммерийской дюжины позволит он себе признаться, что... впрочем, почему дюжины? А не двух?

В этом был весь Гаспар Шерош.

"МЫСЛЬ - привычно записывал ученый, - бывает, что она есть, а бывает наоборот. Если Судзуки (известный японский городовой) утверждает, что "Никакая мысль о мысли не является восточным образом мысли", то не будет ли справедливым утверждение, что каждое отсутствие мысли об отсутствии мысли как раз и является истинно восточным образом мысли?"

Тут Гаспарова мысль зацепляла услышанное утром от дворничихи выражение, деликатно переоформляла его, и бисерный почерк выводил (чтобы потом перенести, куда надо, в алфавитном порядке):

"ИДТИ - "Шел бы та на х.. в сапогах-скороходах!" (слышано утром под окнами) Не так ли были посланы наши предки перед тем, как пошли они куда глаза глядят, а пришли - в итоге - в Киммерию?"

Мысль снова перекидывалась на другое.

"ШОКОЛАДНЫЙ ТОРТ - дочь вчера составляла меню матери на день рождения и сказала: "Давай смотреть исходя из шоколадного торта". Не смотрим ли мы из Киммерии на весь остальной мир именно таким образом?"

Гаспар вспоминал, что Киммерия в его книге - все-таки занимательная, и приписывал прямо к шоколадному торту:

"ПУДОСТЬ ЗАПРОДАВНЯЯ - заброшенная деревня на правом берегу Рифея, почти точно против острова Криль Кракена. Знаменита была при архонте Симеоне Дошлом - давала своими каменоломнями больше точильного камня, чем все прочие в Киммерии, вместе взятые. Длилось так четверть декады (три года), а потом староста деревни был разоблачен - он за бесценок перекупал уже добытый камень в семи каменоломнях по соседству и сдавал оптовикам в Киммерион как свою, ибо камень из Пудости тогда ценился дороже других. Старосту сослали в Римедиум, Симеон подал в отставку и написал мемуары о том, как староста был разоблачен. Отсюда, видимо, киммерийские выражения: "сделать кому-либо пудость", "подложить пудость", "пудость на лопате" и т.д."