Земля святого Витта - Евгений Витковский

Постояльцы и хозяева согласно кивали и неторопливо ели, - нашел на Веденея стих безостановочного говорения, ну и пусть говорит: под такие речи и пьется легко, и закусывается душевно. А Веденея тем временем несло дальше, он отчего-то пустился рассказывать о чудесах островка Прыжок Лосося, расположенного в сотне верст к северу от Мебиусов, бобриных дач, по пути к Миусам, рачьим пастбищам. На острове этом вечно идут дожди, но непростые, а неприятные, хотя пречудные: выпадают там дожди не из воды, а из всего, даже из каменных статyй, - а вот недавно шел дождь из самых разнообразных российских удостоверений личности, с грамот времен Петра Великого начиная и до билетов покойной Коммунистической Партии Советского Союза, но об этом дожде узнали случайно, потому что ближе всех к Прыжку Лосося обитают бобры, они про дождь проведали и всю выпавшую целлюлозу погрызли, одно осталось временное водительское удостоверение Хохрякова Геннадия Павловича...

Гипофет окончательно заговорился, каша у него в тарелке стыла и огорчала Доню. Настойка меняла в стопке цвет, сгущаясь оттенком к донцу. Веденей закашлялся, взял рюмку, а покуда он ее пил, глава дома со значением произнес:

- Да, важная ягода - хохряника.

По-киммерийски Роман опрокинул стопку дном вверх, поставил на тарелку и поднялся: пейте-ешьте, гости, без меня, ваше дело молодое, а я отдыхать пошел, мое дело стариковское. Болтливую эстафету у Веденея перехватили женщины: все они как одна позавчера видели - напился сосед Коровин в стельку, небогоугодно это, нет, - весло в Рифей упустил, бобры на Мебиях поймали, городовому отвезли и жалобу архонту подали, городовой к Коровину пришел, а тот в сенях без порток лежит и "Сме-ело мы в бой пошли" орет, но тут из гильдии лодочников пришли и с городовым сцепились, увезли Коровина на экспертизу и доказали, что он трезвый, это ж каким маслом и какое колесо надо мазать, чтоб такую справку сделать?.. Нить разговора уплыла от Веденея, да и Господь с ней, с нитью.

Он попил и поел, бобренятами одарил малыша, некоренного киммерийца Пашу, и брата тоже проведал. С черноволосой девушкой за столом он тоже наперемигивался, да вот ушла она куда-то. Он не хотел больше слушать нытье Варфоломея, требующего "себе в рюмку". Его раздражали глухие стуки в подполе подселенцевского дома, - видать, местный барабашка расходился, - и жутко хотелось домой, на Витковские Выселки. Гипофет встал, откланялся, татарка проводила его до дверей, которыми он вошел в кухню.

- Повидаешь ты мир, парень, повидаешь. Ни во что верить не будешь, в том сила твоя главная скажется. Три дочки у тебя вырастут, хорошие девки будут, и племянниц две, тоже хорошие будут, ох, жизнь тебе парень такое покажет... - бормотала Нинель, слушая удаляющиеся шаги Веденея.

По набережной прошел наряд стражников, задержался у крыльца соседа-лодочника, что-то спросил. Тот вяло ответил. Стражники повторили вопрос. Лодочник, кажется, вконец дошел.

- Да не болен я! Не пьян! Что пристаете - ясно сказано в справке периблеспис у меня... Что? Да, да, это грусть, которая с человеком бывает при виде помешанных... Никого я из вас не обзываю! Кроме вас помешанных за день насмотрелся, возил до обеда, потом лодку сменщику оставил... А куда хотите, туда звоните. На экспертизу? Везите сию минуту...

На этой фразе стражники оставили лодочника в покое и пошли дальше сшибать калым с менее защищенных бедолаг. Нинели было жаль соседа-лодочника. Она-то знала, какие беды ему еще предстоят. Но, как всегда, молчала; бесполезно людям про их будущее рассказывать. Оно и так наступит, а если рассказать - то либо не поверят, расстроятся, - либо поверят, тогда расстроятся еще больше. Ни к чему людям знать будущее. Находилась она уже по дорогам России, наговорила людям, чего с ними будет - нешто кто слушал? Хватит с них ненужного знания. Им бы с обыкновенным-то управиться, что в Киммерии, что на Руси.

А сосед остался на крыльце, долго-долго сидел он, глядя через протоку на немногочисленные ночные огни Земли Святого Витта. Потом удостоверился, что бояться больше нечего, выудил из сеней заранее припрятанную бутылку и сделал из горлышка длинный глоток. С начальством в лодочной гильдии у него был уговор: как уйдет стража - досчитай до десяти тысяч, медленно. Если никто не вернулся - делай до утра что хочешь. Отчего до десяти тысяч, а не до шести или до двенадцати - сосед не спрашивал. Он уже давно ни с кем не спорил. Ибо кроме гильдии, профсоюза по-старинному если, его, Астерия Миноевича Коровина, защищать было некому. Даже в праздники.

В угловой комнате многолюдного подселенцевского дома зажегся свет. В соседней, у Нинели, погас. Она знала, что нынче пасьянс у Федора Кузьмича сойдется, а потому настроение завтра с утра будет лучше обычного.

6

Сделаем худо, а поправим еще хуже.

Николай Лесков. Некуда.

Темна древность киммерийская, но не древнее Киммерия, но не древней и не темней она, нежели ее древняя столица - воздвигнутый на сорока островах град Киммерион. Среди же иных, младших городов Киммерии самым славным, хотя и нельзя констатировать, что слава эта такая добрая, - уже который век числится еретический город Триед, стоящий близ двупроточного озера Мyрло. Двупроточным озеро считается потому, что впадает в него небольшая, но бурная речка Селезень, - слово это, надо заметить, женского рода, - она же из озера неведомым образом и вытекает. По левой стороне, вдоль каменистого берега, текут воды Рифея из великой реки в озеро, а по правой стороне текут воды Мурла обратно в Рифей. При впадении Селезни в Рифей - оно же и выпадение стоит малая, уютная деревенька Нежность-на-Селезни.

Переправа через Селезень, чтоб из Левой Нежности в Правую добираться, была, понятное дело, лодочная. Место селезенского переправщика требовало немалого искусства: река со старинным левосторонним течением никакого "островка безопасности" на своей середине для удобства людей не образовывала, в этом месте переправляющаяся лодка сперва на мгновение застывала, а потом приходила в безостановочное вращение. В Рифей лодку не сносило: левая сторона Селезни влекла посудину в озеро. А в озеро посудина уплыть опять же не могла, правое течение реки неудержимо подталкивало лодку в Рифей. Лишь самые умелые из лодочников могли обойтись одним элегантным оборотом и доставить пассажиров из Левой Нежности в Правую. Таких лодочников ценили, зарабатывали они что твой мастер-чертожильник. Особенно потому, что была Селезень в высшей степени бобрифицирована.

Киммерийские учителя арифметики никогда для учеников даже задач не сочиняли - таких, чтоб "в бассейн по одной трубе", "из бассейна по другой трубе", - перед ними всегда был образец нелогичного озера, из которого вытекает - и в которое притом и втекает тоже. Простая киммерийская задача такого рода должна была начинаться следующими словами: "А что, ребятки, будет, ежели вдруг прогневается старший наш Рифей-батюшка, да и матушка наша младшая Селезень тоже прогневается, и потечет по левой стороне матушки в прелюбезное наше Мyрло да в пять раз более водицы, нежели из него следом по правой стороне вытечет?" Составлять такие задачи тоже полагалось с превеликой смекалкой, помня многие факторы: в частности, восточный берег Мyрла почти весь упирался в вертикальный обрыв Уральского хребта, да так, что кой-какая часть озерных вод вообще находилась в Азии, - а в двух верстах над озером в виде то ли ласточкиного, то ли орлиного гнезда нависал прославленный замок графа Сувора Васильевича Палинского, где оный с незапамятных времен изволил проживать с единственным камердинером, и откуда нередко для закаливания здоровья совершал прыжки в середку озера, неизменно "солдатиком", выделывая при этом различные фигуры артикула и восхищенно вопя во время полета: "Помилуй Бог! Помилуй Бог!" Потом граф выныривал, по-собачьи выгребал на берег, по-собачьи же отряхивался, быстро-быстро к себе в замок по спиралью вьющейся тропочке возбегал, насухо растирался грубым полотенцем, а в завершение всего еще непременно кричал петухом. Две версты, конечно, высота немалая, но неумелый учитель - бывали такие случаи мог сочинить и такую задачу, в которой Мyрло, раздобрев от разгневанных вод Рифея, поднялось бы до самого замка - а там, глядишь, переплеснулось бы и через замок, облизало бы брюхо самого Великого Змея, ну, а там... Неизвестно, что было бы "а там", потому что за подобную задачку незадачливый задачедатель скоренько отправился бы на Миусы, раков пасти, если не прямо в Римедиум - чеканить осьмушки и другие мелкие лепты для нужд внутрикиммерийского рынка. Словом, несмотря на соблазнительный сюжет, подаваемый существованием реки, текущей как "туда", так и "сюда", в школах он любовью не пользовался, - притом как раз со стороны учителей. Ученикам же было куда интересней травить друг другу байки про то, как вот устроил бы такой-то вот разнелюбимый Харлампий Тезеич неправильную контрольную про озеро, тамошние бобры на него бы настучали - и двинул бы Тезеич... Ну, туда бы, куда ни один киммериец в здравом уме двигать не намерен.