Избранное - Факир Байкурт

Когда мы проезжали Айыдерси, спустила шина. Два часа чинили ее. А когда проезжали Ташан, нас остановили двое, попросили подвезти.

— Завтра, завтра подвезу, — отмахнулся от них Карами. — Нет у меня в машине ни одного свободного места.

Миновали еще несколько деревень. Уже перед самым въездом в Кырыклы Карами собрал с нас плату за проезд. Я торопился на минибус до Анкары, но Али Деликурт задержал меня:

— Не знаешь ли, где тут доктор принимает?

И Ашык Мехмед хоть и не лезет с вопросами, но тоже уши навострил, смотрит на меня. Тут я не выдержал:

— Слушайте, вы, олухи царя небесного, поменялись бы вы лучше женами, деньги целее будут. Пораскиньте-ка мозгами! Нет на бас дубины! — и зашагал прочь.

Они аж взвились, слышу, мне вслед понеслись проклятья. Уж как они крыли меня! Не с руки мне в чужих краях драку затевать с односельчанами, вот и предпочел отмолчаться.

Сел я в минибус, выложил восемь лир, и мы поехали. Одна за другой проносились мимо деревушки и городки — Кёпрюбаши, станция Ирмак, Эльмадаг, Кызылджакёй. А когда остановились у бензозаправки, я сходил в туалет и заглянул в местную мечеть, где совершали намаз те, кто ехали из Йозгата в Самсун.

А дальше опять понеслись деревни, деревушки, поселки — Гюндегмез, Карабайыр, Юрегиль, Дутлук, Мамак, пока не вкатили в Анкару. Не знаю, кто как, а я люблю запоминать названия новых мест, мимо которых проезжаю. Когда-то, когда еще в армии служил, нас везли поездом в Курталан, так я названия всех станций и переездов запомнил. Потом, правда, забыл.

В Анкаре первым делом я решил направиться в контору по трудоустройству. Номер своей очереди — судьбы своей — я хранил в шапке. Я уже наперед знал, как будет. Поднимусь на второй этаж, там сидит одна женщина, служащая, поклонюсь ей, поприветствую по всем правилам, спрошу, не подошла ли моя очередь ехать в Германию. Если ее не окажется на месте, подойду к парню с наголо остриженной головой. А если и его не окажется, пойду к кривому Ирфану-бею.

На деле все оказалось совсем не так просто. Еще на подходе к конторе я увидел большую очередь на вход. Собрались тут такие же бедолаги, как я, — всем в Германию надо. Ничего не поделаешь, встал я в самый хвост. Все мы равны перед Аллахом.

Впереди меня стоял Ясин Кёроглу из деревни Табаклы близ Хаймана. Этот уже седьмой год обивает пороги конторы по трудоустройству.

— Если мне суждено вторично в этот мир вернуться, — говорит он, — то я еще младенцем запишусь в очередь, чтоб к тридцати пяти годам подошла.

Не успели мы с Ясином обменяться и парой фраз, как за мной пристроился Махмуд Кырлангыч из деревни Башёрен близ Бейпазары.

— Эх, не знал я, что жену надо было сперва записать, — начал он разговор. — Оказывается, у женщин очередь быстрей идет. А как только жена устраивается на новом месте, присылает мужу вызов. Тогда уж никаких проволочек — сразу посылают. Жаль, поздно узнал. Больше шести лет околачиваюсь я тут. Сколько времени потратил впустую!

За полчаса до закрытия подошла моя очередь. Там, за окошком, сидел новый, совсем не знакомый мне служащий. Старых, оказывается, уволили за взяточничество. Как будто что-нибудь изменится от этого! Не те, так другие будут взятки брать. Разве наши могут без взяток обойтись? Если б у нас в стране перестали взятки брать, я бы первый стал гордиться своим народом.

— Чего ждешь? — накинулся на меня служащий. — Быстрей номер подавай. Как имя?

Я протянул бумажку с номером.

— Зовут меня Сейит Бюкюльмез, то бишь «несгибаемый». Но это фамилия моего отца, а сам я давным-давно согнулся в три погибели.

Новый служащий недоверчиво взглянул на меня:

— Это твой номер? А где удостоверение личности?

— Нет его у меня с собой, господин.

— Откуда мне знать, твой ли это номер? Может, врешь. Многие приходят, получают заграничные паспорта по чужому номеру, а мы потом расхлебывай. Принеси удостоверение, тогда и говорить будем.

— Послушайте, почтенный бей… Господин…

Он перегнем постучал по стеклу и пригласил следующего — Махмуда Кырлангыча, но и у того не оказалось при себе удостоверения. Кто ж мог знать наперед, что они тут новые порядки заведут? Неужели опять тащиться в деревню, опять деньги на дорогу наскребать, опять врать отцу, что на рынок еду, опять как-то добираться до Анкары и, отстоявши несколько часов, услышать, что на этот раз нужно не удостоверение, а какая-то другая бумажка?! Время идет… Будь переводчик порядочным человеком, попросил бы для меня карточку у американцев. Я б и сам попросил, умей говорить по-ихнему, по-американски.

Вышли мы с Махмудом из конторы несолоно хлебавши. Обидно — слов нет. Хоть в голос вой, наподобие той псины, в которую по ошибке угодила пуля, предназначенная для кабана. Шли мы, шли, пока не пришли к Дому Армии. Большой дом с садом, под навесом, в тени, сидят офицеры с женами. На женах платья в цветочек, прически мудреные. У офицеров форма изменилась. Когда я служил, она была совсем другая. Вон сколько перемен в жизни! Выходит, старею я, если за всем уследить не успеваю, старею. Вот так и дряхлым стариком стану, а очередь не подойдет. Помнится, когда я службу проходил, мне майоры казались до того внушительными, представительными, а сейчас гляжу — совсем молодые они. Выходит, старею. Все мы стареем — я, лучи света, птицы, весь мир…

Мы с Махмудом зашагали в сторону Кызылая[38]. И здесь все изменилось — не узнать. Появились новые магазины, новые витрины, а в них новые товары. Если продать всю нашу деревню, вырученных денег едва ли хватит, чтобы купить хотя бы часть этих товаров. Мы все шли и шли сквозь густую толпу. На женщинах прозрачные блузки, у мужчин новомодные прически — волосы гораздо длинней, чем раньше носили.

У Махмуда, как и у меня, нет никого, кто бы мог помочь.

— Мой земляк Теджир Али работает привратником в Каваклы, — говорю я. — Это рядом с американским посольством, возле водохранилища. Я в родстве с его женой Гюльджан. Не знаю, смогут ли они пустить меня на ночлег. Ты уж прости меня, приятель, но являться к ним вместе с тобой совсем неудобно.

Махмуд из Башёрена взглянул на меня:

— Что делать… Пойду в Хергеле, там и заночую на постоялом дворе. Пять лир отдам. Наверно, я больше не приеду сюда. Ума не приложу, как быть. А может, продам землю и запишу жену в очередь. Нет у меня другого выхода. Ну ладно, идешь к своему земляку Теджиру Али — иди себе, а я подумаю, как мне быть. Прощай.

Мы пожали друг другу руки и потопали в разные стороны.

И в прежние мои наезды в Анкару я раза два-три наведывался к Теджиру Али, еще в ту пору, когда он служил привратником в Бахчели, на Шестнадцатой улице. После он перебрался в район Эсат, а нынче, два года спустя, обосновался в Каваклы. Посмотрим, приветит ли он меня, не взглянет ли косо? Рада ли будет Гюльджан-ханым? Город, говорят, портит людей.

Одет я не ахти как — на голове драная шапка, брюки латаные-перелатаные, пиджак на локтях протерся до дыр, лацканы засаленные. Хорошо хоть, догадался постричься перед поездкой. И хорошо, что нужду справил, теперь нескоро понадобится.

На перекрестке у Кызылая, опасаясь машин, перешел я на другую сторону и побрел вдоль парковой ограды. Одну за другой проходил автобусные остановки, но сесть не решался — еще завезет куда-нибудь в другую сторону. Потом, в автобусах тесно, боюсь наступить кому-нибудь на ногу — стыда не оберешься. Лучше уж на своих двоих. На детских площадках полно малышни — качаются на качелях, играют в игрушки. До захода солнца еще много времени, но всякие конторы, учреждения, министерства уже закрылись. На улице стало многолюдно. Я шел осторожненько, обочь тротуара, чтоб никому не мешать, ни на кого не натыкаться. Шел и дивился, какой город отгрохали. Со всех концов страны, из Карса, Сиваса, из нашей деревни, из деревни Махмуда привезли сюда все самое лучшее, построили высокие дома, улицы асфальтом залили, поставили красивый памятник покойному Гази-паше[39]. Что ни здание, то глаз не оторвать — красота такая! Вот Главное управление безопасности, вот жандармерия, меджлис. Красивые здания, ничего не скажешь. Правда, мне лично от этих учреждений проку никакого, ну да ладно, пускай себе стоят, улицы украшают. Были времена, когда господам из всех этих учреждений нужен был только наш хлеб, а сейчас подавай им наши голоса на выборах. Вечно они друг с другом не ладят, цапаются. А на тех депутатов, которые мне по нраву, всем скопом набрасываются — коммунистами называют. Пока что все блага на свете — им, а я, к примеру, дрожу над каждой хлебной коркой, из лохмотьев никак не выберусь.

А вот и русское посольство. Нет-нет, прошу прощения, не русское, а советское. Уберусь-ка от греха подальше на ту сторону улицы, не то сфотографируют, в бумаги занесут — проходил, мол, такой-разэтакий, совсем рядом от советского посольства.