На пороге надежды - Теодор Вайсенборн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он повернулся и пошел. Свен, следивший за Йогеном, видел, как у друга резко выступили на лице желваки, как он сжал кулаки и готов был броситься на воспитателя.
- Не дури, - сказал Свен, - он ведь может сделать с нами все, что захочет.
...Терьер явился в тот же день, истерзанный и зареванный. Ребята видели его лишь мельком - он сразу же отправился в карцер.
После того как Йоген поговорил с ребятами, темную Терьеру решили отменить. Только Пудель поначалу противился:
- А меня вы в прошлом году разве не отдубасили? А то, что я сделал, во сто раз безобиднее. Из-за меня тогда никого не наказали. И я молчал в тряпочку. А Терьера вам жалко. Мне этого не понять.
Йоген улыбнулся и хлопнул его по плечу:
- Так и меня тогда тут не было, Пудель, не то я и тебя бы защитил. Нам, Пудель, тут заодно держаться надо, а не доканывать друг друга. К чему все это приведет? Шмель хочет из нас веревки вить - это ясно. И он добьется этого тем скорее, чем больше мы сами будем ему помогать.
Кое-кто кивнул и пробормотал нечто одобрительное.
- Терьер по-свински поступил, чего уж там. Но ведь пострадал один - я. И мы, бывало, вели себя по-свински. Да если б нас за это всякий раз лупили, мы б сегодня еще в гипсе лежали. Скажешь, нет, Пудель? Или ты, Свен? Мы же все успели дров наломать, и, поди, не всегда нарочно или со зла. Вот и с Терьером такая же история. За это мы тут и торчим. А такой дядечка, как Шмель, считает нас поэтому последним отродьем. Если нам и надо от кого-то защищаться, так от Шмеля. Сами, что ли, не видите?
Все согласились, и, когда Йоген набросал им первоначальный план действий, ребята единодушно признали: им уже давно следовало предпринять что-то в этом духе. И они в любом случае его поддержат - на это Йоген может положиться.
- Это будет боксерское восстание, - возгласил, улыбаясь, Свен, но остальные не уловили, в чем соль этой шутки.
7
Молча застыли они позади своих стульев, как и каждое утро. После побудки встали, строем спустились в умывальню, обмотав шеи полотенцем, вымылись под бдительным оком воспитателя, вытерлись, почистили зубы, сполоснули зубные щетки и поставили их обратно в цветные пластмассовые стаканчики так, чтобы все чистящие поверхности смотрели строго в одну сторону; они застелили постели - чтобы у подушек был вид, будто в них вставлены доски; осмотрели шкафчики - чтобы удостовериться, все ли там соответствует инструкции, железному, неизменному распорядку: крупные вещи внизу, нательное белье сверху, все аккуратно сложено стопкой; в нижнем отделении обувь, носками наружу, почищена накануне вечером, выходной костюм под целлофановой накидкой; они стояли перед своими кроватями, пока господин Шаумель совершал обход; по его знаку - кивок головы - вытянули перед собой руки на уровне пояса, чтобы воспитатель мог осмотреть ногти на пальцах; дежурные принесли из кухни кофе, хлеб, маргарин, джем, приборы; окинув взглядом стол, господин Шаумель убедился, что все шло, как и каждый день, по заведенному порядку. Дежурный по цветам полил кактусы, ответственный за рыбок насыпал в аквариум прикорм. И вот они стояли молча, позади своих стульев, положив руки на спинки, и смотрели на воспитателя.
- Боксер - молитву!
Молчание.
Удивленный взгляд, затем еще раз:
- Боксер - молитву! - Голос звучал резче, с едва уловимой угрозой.
Йоген молчал, лица остальных напряглись. Казалось, что ребята втянули головы в плечи, как при внезапном ураганном порыве или при грозящем ударе.
- Ты меня не понял, Боксер? Ты должен прочитать застольную молитву! - Голос уже звучал на пределе, что было испытанным оружием, которое пускалось в ход в тех случаях, когда следовало сломить сопротивление.
Еще какое-то мгновение Йоген колебался, но чувствовал, что остальные, не решаясь повернуть к нему голову, наблюдают за ним уголками глаз, что они с волнением ждут, сделает ли он в действительности то, о чем говорил накануне, или же это было простым бахвальством. Если сделает, то порвет отношения со Шмелем окончательно, это как дважды два. Если не сделает, то прослывет трепачом и трусом, в этом тоже не было ни малейшего сомнения. И вот Йоген, облизав пересохшие губы, сказал ясно и четко:
- Гав, гав!
Несколько секунд стояла гробовая тишина. Потом кто-то прыснул, но тут же, испугавшись, осекся.
- Я, наверное, плохо расслышал? - вопросил господин Шаумель. - Что это было?
- Гав, гав, гав! - повторил Йоген, но уже враждебно, вызывающе, агрессивно - сигнал, который подхлестнул остальных.
Раньше всех яростным лаем к нему присоединился Свен. Пудель тявкал, Коккер скулил, Пинчер визжал, Дог гавкал, Такса выл, а остальные поддерживали как умели. Стоял чудовищный гвалт, будто на псарне заходилась от ярости свора осатаневших собак. При этом подростки не трогались с места, все так же держа руки на спинках стульев. В первую минуту на некоторых лицах блуждала кривая усмешка, но потом она пропала - лица исказились ненавистью и злобой. Ребята скалили зубы, они рычали и лаяли, чуть наклонив головы вперед, впившись глазами в воспитателя. А тот побледнел, на какое-то время растерялся, не зная, как себя вести, но потом взял себя в руки и крикнул:
- Тихо! Немедленно прекратить! Уймитесь вы, в конце концов! Сказано - прекратить!
Свора не дала себя заглушить, хотя кое-кто и пригнулся, как собака под ударом плетки. Лаем они выражали воспитателю свой гнев, свое презрение, ненависть, протест против постоянного унижения.
Шмель заорал, перекрывая чудовищную вакханалию:
- Всем разойтись по комнатам! Живо! Завтрака сегодня не будет!
Лай притих, совсем умолк. Ребята смотрели на Йогена. Он заварил кашу, он теперь и должен подсказать, что делать дальше.
Йоген подсказал. Он не чувствовал ни малейшей растерянности. Ребята не бросили его! Все поддержали, как один! Что теперь Шмель им сделает?
- Завтрака не будет? - спросил Йоген, растягивая слова. - Кто это сказал? - Он сел и начал намазывать хлеб джемом, другие последовали его примеру.
Господин Шаумель схватил первых двух ближе всех к нему сидящих парней, сдернул их со стульев и завопил:
- Вы что - не слышали? По комнатам, я сказал!
Оба подчинились. Господин Шаумель подскочил к следующим. Но тут встал Йоген, держа в руке бутерброд. Он откусил как следует и сказал с полным ртом:
- Сделаем ему одолжение. Дозавтракать можно и там. - После чего вышел, за ним последовали другие.
Господин Шаумель за ними не пошел, и когда ребята собрались в палате - их боевой пыл улетучился.
- Что ж теперь будет, Йойо? - спросил Пудель, и все выжидающе, посмотрели на Йогена.
- А что может случиться? Пусть он сперва придет сюда, а там уж разберемся.
Они сидели на кроватях в напряженном ожидании. Господин Шаумель заставлял себя ждать. Он появился лишь через пять минут, и с ним был господин Катц.
- Что все это значит? - спросил господин Катц строго.
- Это значит, что мы не собаки, - ответил Йоген - и сам удивился своей смелости. - Мы не хотим этого больше терпеть. Мы никакие не Боксеры, Пудели, Терьеры, Таксы, Пинчеры и кто еще там. У нас настоящие имена есть. Хотя бы их господин Шаумель мог нам оставить.
Договаривая последнюю фразу, он подошел к своему шкафчику и содрал с него фото из календаря. Затем принялся за соседнюю фотографию. Рядом с ним был уже Свен, и они мгновенно очистили дверцы шкафчиков от собачьих физиономий.
- Во всем виноват один Йегер, господин Катц, - с нажимом произнес господин Шаумель. - Лучше всего, если мы сначала побеседуем с ним. Остальные просто поддались на его провокацию. Боксер, пройдите в мой кабинет!
- Пока вы зовете меня Боксером, вам придется долго ждать! У меня имя есть.
- Довольно, - сказал господин Катц спокойным и трезвым голосом. - После обеда мы вернемся к этому делу. А сейчас - на занятия. Господин Шаумель, прошу вас до поры до времени ничего не предпринимать по данному вопросу. Йегер, сразу после обеда зайдешь ко мне, ясно?
- Ясно, господин Катц.
Они взяли из шкафчиков - вторая полка снизу - свои школьные сумки, сбились в кучу, внезапно оробев, бочком протиснулись мимо стоявших в дверях господина Катца и господина Шаумеля и по переходу направились в здание школы.
...Господин Шаумель сидел у себя в кабинете и перечитывал черновик очередной характеристики. «И. трудно приспосабливается, упрям. Неоднократно задававшиеся ему сочинения свидетельствуют о слабом осознании причин, повлекших за собой наказание. Оказывает негативное воздействие на группу. Отзывы из школы говорят о недостаточном усердии. Тесная дружба со Свеном К., в свете предыстории последнего, в моральном отношении сомнительна. Так как Й. умнее, чем большинство в его группе, он чувствует свое превосходство. Один воспитанник сообщает, что Й. время от времени отправляет тайком неконтролируемую почту. (На эти действия парикмахера я неоднократно начальству указывал.) Поскольку педагогическому влиянию Й. не поддается, стоит подумать о его переводе в другую группу, учитывая и опасность, которую он собой являет, для внутреннего и внешнего порядка в интернате. Родителям Й. в любом случае необходимо посоветовать не отказываться в ближайшее время от ДНН».