Шесть дней в Рено - Патрик Квентин

Одно было несомненно: независимо от романа Вицкофа с Дороти и развода Флер продолжала любить своего мужа.

— Бедная женщина, — вздохнула Ирис. — Она терпела адские муки. А что ты думаешь об этом? Теперь получается, что именно Вицкоф отравил Дороти. Вроде других вариантов нет.

— А зачем ему понадобилось убивать миссис Лагуно?

— Неужели ты не понимаешь? Вицкоф знал, что у Жанет находится письмо князя к Дороти. А потому пришел к выводу, что Жанет обыскала комнату Дороти и его письмо нашла тоже.

— Возможно. — Я вложил послание в конверт. — Но перед тем, как начать действовать, мы предоставим доктору право высказаться. Увидев это письмо, он в любом случае заговорит, нравится это ему или нет.

Ирис так и подскочила.

— Давай его прямо сейчас разыщем!

Я поцеловал ее и возразил:

— Нет, котеночек. Нам предстоит очень деликатная беседа, затрагивающая вопросы пола и разные закулисные стороны жизни. Лучше я потолкую с ним с глазу на глаз, как мужчина с мужчиной.

Итак, я с письмом в кармане отправился на поиски Вицкофа. И сразу застал доктора в его комнате.

Эта комната была одной из самых поразительных. Две ее стены целиком состояли из стекла. Сквозь правую виднелись вершина Маунт-Роз, предгорье и часть дороги, кончающаяся пропастью, сквозь левую — выложенная плитками аллея, ведущая к дому, вдали — сияющее озеро Тахо и окружающие его горы.

Сей вагнеровский вид действительно создавал впечатление, и доктор Вицкоф на его фоне казался маленьким и потерянным. При виде меня он изобразил гримасу, которая должна была обозначать улыбку.

— О, господин поручик! У меня есть бутылка пшеничной водки. Выпьем?

— Нет, спасибо. — Рюмочку я бы охотно опрокинул, но было бы невежливо принимать угощение от человека, которого собираешься обвинить в двойном убийстве. — Я пришел с коротким разговором.

— Разговором? — удивленно повторил он. — На какую-то определенную тему?

— Очень определенную.

— Надеюсь, что сумею вам помочь. Итак?

— Дело в том, что, по моему мнению, Дороти Фландерс была отравлена. Жанет Лагуно, по-моему, тоже убита. Мне известно, что стрелу, смазанную кураре, похитили из охотничьего зала незадолго до смерти Дороти, известно и то, что ее положили обратно на следующий день. Я уверен, что кураре ловко упрятали в сумочку Дороти. Кроме того, я убежден, что вы отлично об этом знаете. — Я остановился, дабы он прочувствовал мои слова. — Вот, собственно, в чем суть моего посещения.

Вицкоф очень деловито перенес неожиданную атаку и спокойно проговорил:

— Я задам вам вопрос, который задал князю Лагуно, когда он обвинил меня в тех же прегрешениях. Если вы, поручик, верите во все это, то почему не потребовали вскрытия тела Дороти?

— Да потому что я здесь в гостях. В гостях у Лоррен. Я не хотел вмешивать других в скандал, не имея твердых доказательств своей правоты.

— Вы утверждаете, будто я поставил неверный диагноз, пытаясь скрыть убийство? Но для чего же мне было рисковать карьерой?

К милому, открытому лицу доктора выражение надменности совсем не подходило.

— Ваша профессиональная карьера и так висела на волоске, — заметил я. — Живая Дороти, рассказывающая о том, как вы делали ей, вашей пациентке, недвусмысленные предложения, была достаточно опасна. Дороти убитая — опасность в тысячу раз большая. Вам было выгодно солгать, чтобы избегнуть дальнейших расспросов.

Вицкоф схватился за ручку кресла. На фоне огромного окна он производил впечатление несчастной бессловесной тени.

— Что вы мне хотите инкриминировать? — пробормотал он.

— В принципе я не читаю чужих писем, но на сей раз вынужден был отступить от своих правил.

Я вынул послание из кармана и протянул ему. Он принял его трепещущими руками, будто собственный смертный приговор. В эту минуту он походил на старца.

— Вы собираетесь обратиться в полицию?

— Я не питаю сантиментов к убийцам.

Он вернул мне письмо, встал с кресла и попытался выпрямиться.

— Ну что ж, давайте закончим, и побыстрее. Это я убил Дороти и Жанет.

Глава 4

Его признание меня удивило. Некоторые доводы против Вицкофа у меня были, но не настолько сильные, чтобы он сразу раскололся.

Я задал вопрос наобум:

— Как вы вложили кураре в сумочку Дороти?

— Я… я…— он начал путаться, — собственно…

Я понял все.

— Оставьте это, доктор. Дело достаточно трудное и без вашего благородства. Вы ее не убивали, но полагаете, что это сотворила Флер.

— Ложь! — гневно воскликнул он. — Если вы воображаете, что…

— Все это ужасно забавно. Вы хотите взять на себя вину жены, а она в это время, точно одержимая, создает алиби для вас: выдумывает несуществующие истории, вламывается в чужие комнаты, ворует — и только потому, что, по ее мнению, преступник — вы!

И я рассказал ему о поступках Флер, с изумлением наблюдая, как он меняется буквально на глазах. К нему снова вернулся мужественный и даже веселый вид, а когда я закончил, он уже сам стремился все мне выложить.

Вицкоф и Флер были женаты восемь лет и искренне любили друг друга.

Однажды в кабинет Дэна Вицкофа пришла Дороти, направленная другим врачом по поводу небольших болей в сердце.

— Оказалось, обычные шумы, ничего серьезного. После осмотра мы разговорились, и… вам отлично известно, насколько она была агрессивна. Я не хочу вдаваться в подробности…

Дороти, видимо, удовлетворенная развитием событий, начала посещать его регулярно. Для придания этим встречам некоего правдоподобия она настояла, чтобы он время от времени присылал ей счета, которые она прятала до приезда Вилли Фландерса, находившегося тогда в госпитале.

Увлеченный Дороти, доктор продолжал любить Флер и жил в постоянном страхе перед разоблачением. Одновременно в нем росло чувство вины. Короче, это была обычная история с обычным концом. Дороти, замучив Вицкофа связанными с нею сомнениями и угрызениями совести, переключилась на Лагуно, дабы показать, на что она способна, и начала требовать с Вицкофа деньги. Тогда, в приступе злобы и отвращения, он и написал это письмо. А вскоре получил ответ, в котором говорилось, что послание его необычайно поможет Дороти, если она решит возбудить дело о нанесении морального ущерба. Она предоставляла ему две недели на размышление, чтобы утрясти вопрос без судебного разбирательства. Ясно было, что он может навсегда распрощаться со своей карьерой. «И вполне заслуженно», — считал Вицкоф.

Он не желал тянуть в болото свою жену. Прежде чем что-то предпринять, он пошел к ней и, ничего не объясняя, попросил развод. Она была потрясена, но не задала ни одного вопроса.

— Флер на удивление самолюбива и упряма, — сказал он с ноткой удивления в голосе. — Я никогда не думал, что она знала о Дороти. Она ни разу не дала мне понять это, чтобы избавить от последнего унижения.

В полном отчаянии Флер Вицкоф выехала в Рено, а муж ее остался, ожидая худшего. И когда в его кабинете появился Вилли Фландерс, он решил, что это худшее наступило. Но Вилли тревожили лишь счета жены. Вицкоф напомнил ему о слабом сердце Дороти, что отчасти было правдой, и Вилли поверил. В разговоре Фландерс упомянул, что Дороти находится в Рено.

— У нее не оставалось другого выхода, — вмешался я. — Когда Фландерс раскусил свою жену, он начал гоняться за ней с ножом. Климат Сан-Франциско стал губительно сказываться на ее здоровье.

Бледные губы Вицкофа задрожали.

— Через несколько дней мне позвонила Лоррен со своим идиотским приглашением. Я принял его, но не потому, что надеялся помириться с Флер. После моего поступка я недостоин был завязывать шнурки ее ботинок. Я даже боялся этой встречи. Но все же приехал, узнав, что у Лоррен гостит Дороти. Меня пугала перспектива появления Дороти и Флер под одной крышей, ибо неизвестно было, что Дороти скажет моей жене. Я с ума сходил от волнения. Вообразил, будто сумею убедить Дороти вернуть мне письмо. Я знал, что она поднимет меня на смех, но решил предпринять последнюю отчаянную попытку спастись от полного поражения.

— С Дороти вы успели здесь побеседовать?

— Нет. Зато я виделся с Флер. Она пришла ко мне вечером перед нашей поездкой в Рено. Она отлично владела собой. «Значит, Дороти — это правда?» — спокойно спросила она. И пока я молчал, расхохоталась: «Ужасно смешно! Смешно, что моя жизнь разбита именно из-за Дороти, которую любой пьяный матрос мог подцепить при желании. Наверное, ты на ней женишься? Что ж, будь счастлив». Она убежала, и больше мне не представилось случая поговорить с ней.

Осматривая Дороти после ее смерти в «Дель-Монте», Вицкоф пережил тяжелые минуты. Он сразу распознал паралич сердца. Но уверен был, что паралич этот стал следствием острой недостаточности кислорода, возникшей в результате перекрытия дыхательных путей, спровоцированного параличом диафрагмы. Все указывало на то, что смерть наступила от яда.