По ту сторону добра (Справедливость - мое ремесло - 5) - Владимир Кашин

Очутившись на улице, Борис Сергеевич бросил:

- Поехали на дачу.

- А к Андрею?

- Да ну их всех к чертовой матери! - со злостью пробормотал он. Едем домой. А там видно будет...

2

Появление миссис Томсон было для Таисии Григорьевны таким же дивом, как если бы она увидела марсианку.

Раздался нерешительный звонок, Таисия Григорьевна открыла входную дверь. На лестничной площадке стояла незнакомая женщина, которая сдавленным голосом спросила:

- Тут живут Притыки?

Слова выговаривала старательно, с каким-то странным акцентом, и Таисия Григорьевна подумала, что явно какая-то иностранная туристка, изучавшая украинский язык по учебникам.

"Но откуда она знает мою фамилию?"

Таисия Григорьевна недоуменно смотрела на худощавую немолодую женщину, коротко подстриженную и немного подкрашенную, одетую в тонкую блузку и джинсы, с ниткой коралловых бус на шее и с плоской сумкой через плечо.

Словно отвечая на ее недоумение, женщина сказала:

- Я - Катерина Притыка. В девичестве. Теперь - Томсон... - Она, казалось, сверлила взглядом хозяйку квартиры.

"Катерина Притыка? Катруся?!" Таисия Григорьевна еще больше растерялась. Перед мысленным взором мгновенно возникла толстушка Катруся с ее голубыми, как небо, глазами, в любимом платьице в горошек, с длинной косой. Неумолимое время выветрило из памяти все другое, даже лицо, а вот крупные васильковые глаза и - подумать только! - платьице в горошек сохранило навсегда! Какой еще удар уготовила ей судьба? Что за человек явился, что ему нужно? Сестра Катруся пропала в войну - скоро уже тридцать лет...

Но у незнакомки были светлые, с легкой голубизной, как у всех криничанских Притык, немного выцветшие глаза и какая-то особенная манера разговаривать, чуть склонив набок голову, как у самой Таисии Григорьевны.

Они стояли друг против друга, миссис Томсон продолжала пристально рассматривать почему-то испуганную ее появлением крупную белокурую женщину с вышитой косынкой на голове, совсем не похожую на Тасю, которую в начале войны отвезли к тетке под Харьков. Кэтрин пришла сюда по адресу справочного бюро и была не уверена, что и в самом деле нашла свою сестру.

Перед глазами каждой пролетели картины детства, сначала светлые, розовые, а потом - черные как ночь; у одной - чужестранная неволя, у другой - потеря близких, сиротство. У каждой свое: у старшей - Англия, семья, дети, новая, непохожая на прошлую жизнь, у Таисии Григорьевны театральное училище, сцена, Борис Сергеевич...

Прошла минута-другая, и будто притягивающая искра проскочила между ними: незнакомка нерешительно, неуклюже бросилась через порог, и они обнялись тут же, в коридоре.

- А я Тася! Тасюня, Тася! - почему-то повторяла одно и то же Таисия Григорьевна, точно убеждая в этом не только сестру, но и саму себя. - Не может быть, не может быть! - растерянно приговаривала она, ведя сестру за собой в комнату и садясь с нею на тахту. Плача и смеясь, они ойкали и охали и все еще осматривали друг дружку, отыскивая родные черточки, заглядывая в глаза - те ли они самые, что смеялись в далеком детстве, светились лаской, - искали в них себя, свое близкое, родное.

Кэтрин Томсон была для Таисии Григорьевны существом новым, ранее неведомым. Воспринимала ее больше разумом, чем сердцем, не могла побороть чувства неуверенности, какое вызвали у нее измененные годами черты лица, говор и тот неимоверный факт, что Катруся жива и сидит рядом.

Первое, что осмысленно проговорила Таисия Григорьевна, был вопрос:

- Где мама, Катруся?

- Мама? - выдохнула миссис Томсон. - Я думала, что она тут, на Украине. Когда немцы гнали нас из Криниц, на какой-то станции - я уже забыла - молодых женщин и подростков отделили от старых людей и увезли в Германию. А что с мамой, не знаю... Я думала, ты...

- Откуда мне знать! Я же была у тетки Христины, - горько произнесла Таисия. - Тетя недавно умерла... Мы с ней сколько раз ездили в наши Криницы... Никого из прежних криничан не нашли. Пришлые люди построились, восстановили село... Слух был, что немцы всех криничан убили... Думала, что и тебя с мамой... - Таисия Григорьевна умолкла. И снова кинулась обнимать и целовать сестру.

- Я так виновата перед тобой, Тася, - в свою очередь говорила Кэтрин Томсон. - Должна была раньше приехать... Я живу в Англии, в Лондоне, у меня хорошая семья: сын, дочь...

- Подумать только! - всплеснула руками Таисия Григорьевна. - В самом Лондоне!

Кэтрин сняла с плеча сумку и достала большое цветное фото, на котором были представлены все Томсоны.

- Это мой муж Вильям Томсон, - указала Кэтрин на высокого лысоватого мистера, одетого в серый костюм. - А это Робин, рядом Джейн. Ты ее скоро сама увидишь... Потом я тебе все-все расскажу. А сейчас поедем ко мне. Она небрежно окинула взглядом комнату Таисии. - Я остановилась в гостинице "Днипро"... Вильям раньше не пускал меня к вам... А в прошлом году он умер... Все боялся, что не вернусь, говорил: сошлют в Сибирь за то, что поехала в Англию. Честно говоря, я тоже боялась, всякие разговоры ходили... Вильям говорил, что ни тебя, ни мамы нет в живых. И все равно я виновата перед тобой. Мне нужно было раньше приехать. - Миссис Томсон тяжело вздохнула. - Наконец приехала, заболела... В больницу попала...

- Ой! - снова всплеснула руками Таисия Григорьевна.

- Мне даже операцию сделали. Аппендикс вырезали.

Таисия Григорьевна встревоженно смотрела на сестру.

- Ничего страшного. У вас прекрасные хирурги. Я уже забыла об операции. Немного боялась за сердце. Оно у меня слабое. Столько пережито!..

- У тебя усталый вид.

- Я была в Ленинграде, в Москве... Но разве я могла вернуться в Англию, не побывав в родных краях? В глубине души надеялась найти тебя... И, видишь, не ошиблась. Если бы не операция, я бы тебя отыскала раньше... - Миссис Томсон нежно погладила руку сестры. - Но, знаешь, не сразу узнала.

Они все еще присматривались друг к другу, словно не верили себе.

- Сколько лет, сколько лет! Что делает неумолимое время, особенно с нами, с женщинами... - закусив губу, горестно покачала головой Кэтрин.

Она вскочила с тахты.

- Идем же... Я побоялась возвращаться в Англию одна - в дороге всякое бывает, и мне разрешили вызвать сюда дочку. Джейн прилетает завтра. Она прекрасная девушка и тебе понравится. Я уверена в этом, - сказала миссис Томсон, разглядывая себя в зеркале, которое когда-то служило Таисии Григорьевне для домашних репетиций. - О, какое у тебя большое зеркало. Это прекрасно!

Таисия Григорьевна заперла комнату, и они вышли на улицу.

- Ты замужем? - спросила миссис Томсон.

- Да, - ответила Таисия Григорьевна, в душе радуясь, что Бориса нет дома: она знала характер мужа и понимала, что его надо подготовить к тому, что объявилась сестра...

* * *

Кэтрин Томсон сидела в кресле напротив сестры и задумчиво теребила пальцами концы накинутой на плечи белой шали. Из открытых дверей балкона веяла вечерняя прохлада, и миссис Томсон ежилась даже под этой накидкой из гагачьего пуха. Таисия Григорьевна, напротив, расстегнула воротничок блузки, сидела раскрасневшаяся от выпитого вина и, главное, от возбужденности, не покидавшей ее с момента появления Катерины, которая еще больше усилилась в богатом номере гостиницы.

В беседе с сестрой в памяти Кэтрин воскресали не только лица друзей, криничанская улица, материнская хата, двор со старой сливой и яблоней-кислицей, завалинка, на которой она играла совсем маленькой девочкой, место на печи, где пряталась от сердитой бабки, но и давно забытые эпизоды, казалось, из чужой жизни, судьбы какой-то незнакомой девчонки. Она удивлялась своей памяти, которая порой не сохраняла вчерашние события, зато картины далекого детства вызывала сейчас с такой неожиданной щемящей яркостью.

После первых эмоциональных возгласов волнение немного улеглось и беседа то загоралась, то угасала.

Сидя в глубоких мягких креслах, словно в изолированных гнездах, сестры говорили о каких-то несущественных мелочах, все еще привыкая, прощупывая друг дружку взглядами, сравнивая виденное с тем, что сохранила память.

Миссис Томсон, чувствуя волнение и смятение сестры, как могла, помогала ей своей лаской. Касалась ее плеча, успокаивала. В какую-то минуту даже подошла и обняла Таисию.

- А помнишь, - с какой-то детской обидой в голосе и смехом сказала Таисия Григорьевна, - как тебе сшили новое платье, а мне - нет, я убежала в сад, спряталась и плакала. Едва отыскали. Я всегда донашивала твое и очень сердилась за это на тебя и обижалась на маму...

Воспоминания о родителях, детстве, о школьных друзьях чередовались с рассказами о Германии, Англии, о покойном Вильяме Томсоне и Борисе Сергеевиче, о режиссере, который привез Таисию Григорьевну из Ровно в Киев и который потом "съел" ее здесь. Перескакивали в разговоре с одного на другое, будто жизнь каждой была какой-то торбой, куда беспорядочно запиханы разные события.