Менты не ангелы но... - Данил Корецкий

Звягинцев сидел у себя в опорном пункте и писал справку о профилактике бытовых преступлений, когда в кабинет без стука вошел старший лейтенант Черемхов, широко улыбаясь белозубой улыбкой.

— Как дела, Сергей? Ты у нас стал передовиком! Завидую. Теперь шеф за меня взялся: раскрывай да раскрывай!

Раньше Черемхов Сергею не нравился: скользкий тип, глаза бегают, путается без дела под ногами: то к одному подойдет, то к другому — вроде всем друг. А на самом деле что-то вынюхивает… И многое другое в милицейской работе ему не нравилось. Полная зависимость от начальства, обуславливающая безоговорочное подчинение, подмена бумажной отчетностью реальной работы, очковтирательство, наплевательское отношение к обычным гражданам, приходящим за защитой…

После случая с Ивановым что-то в нем надломилось, он изменился и стал совсем другим человеком. Теперь он по-другому смотрел на происходящие события и окружающих его людей. Надо или увольняться, или становиться таким, как все. И Черемхов уже не вызывал неприязни — парень как парень, коллега, офицер, ничего плохого ему не делал… За что его не любить?

— Где и как кормишься, Сергей? — с порога начал гость.

— В «Трех собаках», — ответил Звягинцев. — Я сегодня уже обедал.

Коллега рассмеялся, даже за живот схватился.

— Да я не о том. С чего живешь?

— С зарплаты. Ты что, занять хочешь? Так у меня и нету… Пришлось эксперту коньяк купить, чтоб быстро справку сделал, да еще бес попутал: занял у ребят и напился…

Черемхов перестал смеяться и сочувственно посмотрел на Звягинцева.

— Машина есть? Квартира? Жене шубу купил?

— Откуда? — тот развел руками. — На тринадцать тысяч в месяц?

— А откуда у меня «лада»? Откуда у Ефимова трехлетний «форд»? Откуда у Бровина новенький «мерседес» и костюмы по сто тысяч? Откуда у нашего шефа «БМВ»?

Сергей покачал головой. Это опасные темы. Лучше обходить их стороной.

— Откуда я знаю? Это не мое собачье дело.

— Правильно, молодец! — одобрил старлей. — Пойдем, пройдемся по участку, я тебе покажу, с чего все наши кормятся.

— Сейчас. Сейф закрою и пойдем. Только с чего это вдруг?

Черемхов многозначительно улыбнулся и подмигнул.

— Не догадываешься? Время пришло!

Они вышли на улицу, сели в машину Черемхова, проехали два квартала до ипподрома и вышли на небольшой «дикий» рынок, где торговали овощами и фруктами.

— Смотри и учись, — сказал Черемхов, согнал с лица улыбку, надвинул на глаза фуражку и подошел к небритому мужику, торговавшему картошкой.

— Здравствуйте, гражданин! — небрежно козырнув, строго сказал он. — Покажите все необходимые документы на право торговли!

— А в чем дело? Я уже заплатил кому надо…

— Ага. Все понятно. Заканчивайте торговлю, сворачивайтесь, и со всем товаром поехали в райотдел. И санитарный сертификат проверим, и справку о проживании в сельской местности, и справку о наличии земельного участка, да все проверим! А главное — проверим, кому ты платишь! И знаешь ли ты, что такое власть!

Мужик стал с остервенением и скрипом скрести свою щетину.

— Начальник, зачем куда-то ехать? Давай по-другому решать…

— Ну, не знаю, — сказал Черемхов. — Впрочем, тут все решает мой коллега. Это его территория.

Черемхов отозвал Звягинцева в сторону и раздраженно произнес:

— Что ты стоишь, как лох? Хоть для важности щеки раздувай, или они никогда под тебя не лягут…

— При чем тут щеки? Скажи, что делать, я и сделаю!

Старлей вздохнул и одернул мундир.

— Ладно, изобрази недовольство на лице и стой. Ко мне не подходи, ничего не говори, а то все испортишь.

Потом Черемхов вернулся к торговцу и сказал:

— Короче. Я вопрос решил. С тебя мешок картошки, мешок лука и пять тысяч. Это за месяц, по-божески… Если возникнут проблемы, вот телефон твоего участкового. Звони, все проблемы порешаем. И тем козлам, которым платил, скажи: есть вопросы — пусть звонят. Мы их живо в тюрьму определим! Понял? И остальных предупреди — с этого дня все платежи только участковому. Потому, что он власть!

Мужик тяжело вздохнул.

— Понял.

— Тогда незаметно давай деньги, а мешки грузи вон в ту машину! А я пока бананов возьму…

Через несколько минут участковые уехали. Проводив осевшую машину взглядом, мужик сплюнул.

— Вот ненасытные козлы. Когда вы уже подавитесь!

Но сидящий за рулем Черемхов не собирался давиться, напротив — продолжал инструктировать коллегу, как глотать большие куски:

— Ты понял арифметику? Треть месячной зарплаты за пять минут плюс продукты. Это с одного подшефного. А их там десятка два. Пять тысяч умножь на двадцать — что получается? Сто тысяч рублей! А сколько у тебя на участке торговых точек? Вот то-то! Ты только особенно не наглей. Таксы я тебе подскажу, ты их не задирай. И по другим позициям знай норму. Взял в одном магазине два кило колбаски, сыра, бутылочку водки — и хватит! В другом — немножко, в третьем… Курочка по зернышку клюет, а яичко вон какое получается — с кулак!

— А за что брать-то? Вдруг они ничего не нарушают?

— Все нарушают. Законы и инструкции нарочно так написаны, что их при всем желании не выполнишь. Потому все и платят! Только главное запомни: в конце месяца надо долю шефу отстегнуть — и деньгами, и натурой… И сверх этой доли, чтобы наверх пошло… И не дай бог закрысить — сразу из органов вылетишь или сядешь!

— И сколько надо отдать, а сколько себе оставить?

— А это очень просто рассчитывается…

Они завезли продукты домой к Звягинцеву.

Катя была приятно удивлена.

— Ого, сколько всего! Какой ты молодец, Сережа! И бананов связка, вот Петенька обрадуется!

— Тут вот еще я премиальные получил, — Звягинцев передал жене три тысячные купюры. Две он положил себе в «пистончик». Жена звонко чмокнула его в щеку.

— Вот здорово! А то я хотела у Веры занимать до получки! Сережа, а ты завтра сможешь привезти помидор, я тогда пасту на зиму сделаю…

— Постараюсь! — гордо сказал Сергей. Он был очень доволен собой и открывающимися перспективами.

Жизнь лейтенанта Звягинцева резко изменилась: стала ярче, интересней и насыщенней. Теперь служба делилась на две половины: прежняя — рутинная работа на участке, отписывание глупых бумажек, сокрытие допущенных промахов и многократное преувеличение редких, часто мнимых, достижений… И новая — «постановка крыш», сбор дани, распределение доходов… Они с Жуковым быстро втянулись в новый вид деятельности. Это оказалось нетрудно, тем более, что прознав про новые порядки, торгаши сами приходили в опорный пункт и спешили выполнить свой долг.

Когда Сергей первый раз понес Водяному два пухлых конверта (а Черемхов предупредил, чтобы отдавал только крупные, пятитысячные купюры, причем чистые, новые, хрустящие), его сердце бешено колотилось, а по спине стекали капли пота. Но Сан Саныч принял его хорошо, приветливо поздоровался, взвесил конверты на пухлой ладони и небрежно бросил в ящик стола.

— Ну что ж, вижу, ты стал наводить порядок на участке, молодец! — начальник улыбнулся. — А мяса так много не завози — пришлось собаке скармливать, а ей вредно: не тигр ведь…

Правда, на прощанье подполковник построжал лицом и сказал:

— Только имей в виду: дружба дружбой, а служба — службой. Главное — основная работа. И за промахи я тебя еще сильнее драть буду…

Но нареканий по службе стало меньше, и хвалить стали чаще. Хотя официальные показатели вроде и не изменились. А неофициальные постепенно менялись в лучшую сторону. Хотя на «диком рынке» возникли проблемы — основная масса продавцов платить милиции не хотели, очевидно, считая прежних покровителей более надежными. Или просто больше их боялись.

Через некоторое время Звягинцеву позвонили на мобильный.

— Серега, я Алекс, «крыша» ипподромного рынка, — раздался в трубке хриплый, развязный голос. — Мы от Костыля работаем. Знаешь Костыля?

Звягинцев откашлялся. Костыль был серьезным уголовным авторитетом, его имя было широко известно в городе, так же, как имя мэра, губернатора или начальника милиции. Как он при этом умудрялся оставаться на свободе, оставалось загадкой. Для тех, кто не знал, что он дружит с городскими и областными начальниками, является известным спонсором и ежегодно на День милиции обеспечивает и оплачивает приезды в Тиходонск московских звезд эстрады. Участковые знали, что Костыль им не по зубам, а потому старались не становиться у него на дороге.

— Слышал, — дряблым голосом ответил Звягинцев.

— А чего ж тогда лезешь, куда не надо? Мы не посмотрим, что ты мент, завалим, как любого лоха!

— Ты меня не пугай! — огрызнулся Сергей, чтобы «сохранить лицо». На самом деле ему не хотелось связываться ни с Костылем, ни с неизвестным Алексом, ни с их дружками. Потому что в силу каких-то непостижимых и противоестественных закономерностей его собственное начальство, прокуроры и судьи окажутся в этом противостоянии вовсе не на его стороне. Больше того — на прямо противоположной.