Библия: Биография книги - Карен Армстронг

Однако к 135 г. н. э. раввины почувствовали необходимость более долговечной письменной фиксации. Пытаясь насильственно вовлечь евреев в современный греко-римский мир, император Адриан объявил о своём намерении вспахать развалины Иерусалима, чтобы сравнять его с землёй, и построить новый город на святом месте. Обрезание, обучение раввинов и изучение Торы — всё это было запрещено законом. Упрямый еврейский солдат Симон бар Косеба поднял восстание против Рима, и, когда ему удалось оттеснить Десятый легион от Иерусалима, рабби Акива приветствовал его как мессию. Сам рабби Акива отказался прекратить преподавание и, согласно легенде, был казнён римскими властями. В конце концов, восстание Бар Косебы было жестоко подавлено Адрианом в 135 г.[286] Тысячи евреев были убиты, и заложили новый город, хотя развалины храма уцелели; евреям запретили жить в Иудее, они могли селиться только на севере Палестины. Школа в Явне была распущена, а раввины-учителя разогнаны. Однако ситуация улучшилась в правление императора Антония Пия (158–161 гг.), который сделал законы против евреев менее суровым, и раввины вновь собрались в городе Уше в Нижней Галилее.

Печальный итог восстания Бар Косебы привёл раввинов в ужас. Несколько радикалов, таких как мистик рабби Симеон бен Йохай, продолжали выступать против Рима, но большинство отказались от участия в политических делах. Теперь раввины остерегались мессианства и разочаровались в мистических практиках, предпочитая упорядоченную жизнь учёного опасным полётам духа. В Уше они установили канон еврейской Библии, сделав окончательный выбор из Писаний (Ктувим) периода Второго храма[287]. Они отбирали более умеренные исторические работы, отвергая апокалипсические фантазии, и в конце концов включили в текст книги Паралипоменон, книги пророков Эсфири, Ездры, и Неемии; а из жанра Премудрости — книгу Притчей, Экклезиаст, Песнь Песней и Иова, но не включили бен Сиру. Библию, которая теперь состояла из Торы, Невиим («Пророков») и Ктувим, стали называть по трём первым буквам — Танах.

Между 135 и 160 гг. н. э. раввины также начали создавать абсолютно новое писание, которое они назвали Мишна, антологию преданий, собранных ими в Явне и сгруппированных по схеме рабби Акивы и рабби Меира, которые теперь облекли в письменную форму[288]. Раввины наконец признались себе, что храм никогда не будет отстроен, и поэтому они добавили массу нового материала, большая часть которого была связана с культом и с празднествами. Древнееврейский термин мишна означает «повторение»: несмотря на то, что оно приняло письменную форму, новое писание по-прежнему воспринималось как устное произведение, и ученики продолжали заучивать его наизусть. Мишна была завершена рабби Иегудой Патриархом около 200 г. и стала Новым Заветом раввинов. Подобно христианским писаниям, она рассматривала Танах как текст, который принадлежал давно ушедшему историческому периоду, но мог быть использован для того, чтобы узаконить иудаизм в эпоху после разрушения храма. На этом, тем не менее, сходство заканчивалось. Здесь не было истории, не было повестей и не было теологии. Мишна была просто огромным собранием законных уложений, разделённых на шесть частей, называемых Сдарим — «Порядки»: Зраим (Семена), Моэд (Праздники), Нашим (Женщины), Незикин (Убытки), Кодашим (Святыни), Тохорот (Правила чистоты). Каждый раздел состоит из нескольких трактатов, всего в Мишне шестьдесят три трактата.

В отличие от Нового Завета, в котором никогда не упускается возможности процитировать еврейское Священное Писание, Мишна гордо держалась в стороне от Танаха, в ней редко встречались отрывки из Библии или ссылки на её учение. В Мишне не утверждается, что её авторитет восходит к самому Моисею, в ней никогда не обсуждаются её источники или их достоверность, словно само собой разумеется, что её авторитет выше всяких сомнений[289]. Раввины, которые жили и дышали Торой, были способны самостоятельно толковать волю Бога и не нуждались в поддержке Библии[290]. Мишна рассматривает не то, во что евреи верят, но то, как они себя ведут. Храма больше нет, но Шхина по-прежнему пребывает среди народа Израиля. Задачей раввинов было помочь евреям жить в святости, так, словно храм всё ещё стоит.

Шесть Порядков были построены как храм[291]. В первом и последнем разделах — Зраим и Тохорот — шла речь, соответственно, о святости земли и о святости людей. Два центральных Порядка — Нашим и Незикин — предписывали законы частной, бытовой жизни евреев и их деловые отношения. А вот темой второго и пятого Порядков — Моэд (Праздники) и Кодашим (Святыни) — был храм. Эти два Сдарим, которые почти полностью были составлены в Уше[292], подобны двум равноотстоящим несущим столпам, на которых держится всё здание. Они с любовью восстанавливают обыденные детали жизни утраченного храма: для чего использовалась каждая комната или где первосвященник хранил своё вино. Как вела себя ночная стража? Что делать, если священник засыпал на своём посту? Таким образом, храм продолжал жить в умах евреев и оставался центром еврейской жизни. Изучение вышедших из употребления законов храма, изложенных в Мишне, было равнозначно действительному исполнению обрядов[293].

Одно дело — жить, соблюдая все законы для священников, как того требовали ранние фарисеи, когда храм ещё стоит, и совсем другое, когда всё, что от него осталось, — несколько обугленных развалин. Новая духовность требовала у экзегетов героического самоотречения. Но Мишна попросту не оглядывается на прошлое. Тысячи абсолютно новых установлений сформировали подспудное ощущение духовного присутствия Храма. Если евреи должны жить, словно священники, как они должны вести себя с язычниками? Какова роль женщин, которым теперь приходится выполнять священнические задачи по соблюдению законов чистоты в своём доме? Раввины ни за что не убедили бы людей соблюдать этот огромный свод законов, если бы он не давал людям духовный опыт, приносящий удовлетворение.

Спустя примерно пятьдесят лет после завершения Мишны появился новый текст, который снабдил эту устную традицию духовной родословной, восходящей к горе Синай[294]. Автор трактата «Пиркей авот» (Поучения отцов) проследил, как передавалось предание раввинам в Явне и в Уше от рабби Иоханана бен Заккая, который учился Торе у Гиллеля и Шаммая. Затем он показал, как учение переходило от одного поколения выдающихся мудрецов эпохи Второго храма — к другому, как эти мудрецы получили Тору от мужей «Великого собрания»[295], которые, в свою очередь, получили её от пророков; пророки — от «старейшин», завоевавших Землю Обетованную[296], старейшины — от Иисуса Навина, Иисус — от Моисея, а Моисей, основоположник традиции, получил Тору от самого Бога.

Эта родословная не стремилась к фактической точности: как для всех мифов, для неё смысл важнее, чем историческая достоверность; она описывает религиозный опыт. Когда евреи изучали Тору по Мишне, им казалось, что они участвуют в непрерывной беседе со всеми великими мудрецами прошлого и с самим Богом. Это стало главным мифом о происхождении и превосходстве в раввинском иудаизме. Существовала не одна Тора, а две — письменная и устная. Обе были даны Моисею на горе Синай. Тора не может быть ограничена текстом, она должна оживляться живыми голосами мудрецов каждого поколения. Раввины, изучая Тору, чувствовали себя так, словно они стояли рядом с Моисеем на Синае. Откровение всё длилось, и все озарения всех евреев прошлого, настоящего и будущего тоже восходили к самому Богу, и это было так же верно, как и то, что письменная Тора была вручена Моисею[297].

Положение евреев в Римской империи ухудшилось после того, как император Константин перешёл в христианство в 312 г. После неудачного мятежа Бар Косебы, после того, как второе пришествие мессии так плачевно провалилось, количество евреев-христиан резко сократилось, и теперь в христианских церквях преобладали бывшие язычники. Когда Феодосий II (401–450 гг.) сделал христианство официальной религией империи, евреям было запрещено занимать гражданские или военные посты, использовать древнееврейский язык при богослужении в синагогах, и, если иудейский праздник Песах выпадал раньше христианской Пасхи, евреям не разрешалось праздновать его в этот день. Раввины в ответ на это следовали наставлениям мудрецов из «Пиркей авот», которые призывали своих учеников «возвести ограду вокруг Торы»[298]. Они создавали новые писания, окружавшие живую Тору глубоким, набожным комментарием, который защищал её от враждебного мира.