Замки баварского короля - Мария Залесская

Из Комнаты Гогенштауфенов мы проходим в спальню королей Максимилиана II и Людвига II — Комнату Тассо. Это снова «литературная» комната. С помощью настенной росписи, созданной по эскизам Морица фон Швинда, мы погружаемся в атмосферу поэмы Торкватто Тассо «Освобожденный Иерусалим» и знакомимся с легендой о Ринальдо и Армиде. Во времена Первого крестового похода, когда крестоносцы взяли Иерусалим, коварная волшебница Армида задумала погубить христианского рыцаря Ринальдо. Она усыпила его, но покоренная красотой молодого воина, не смогла свершить злодеяние. Армида полюбила Ринальдо и унесла его с собой в заколдованный мир волшебниц и фей. Пройдет время, и Людвиг также унесется в волшебный мир своих грез, испытав здесь, в мире реальном, жестокие разочарования и боль…

Мы переходим в Комнату Аутари, посвященную событиям саги о короле лангобардов Аутари (Автариса), добивающемся руки принцессы Теоделинды, дочери герцога Гарибальда I.

Эта комната знаменита еще тем, что в ней жил во время своего пребывания в Хохэншвангау Рихард Вагнер. Но об этом мы поговорим чуть позже…

А пока особого внимания заслуживает еще маленькая Молельня Людвига II, в которой находится скульптурное изображение головы Спасителя в терновом венце работы великого датского скульптора Торвальдсена. По обе стороны от распятия, на крошечном престоле, стоят две иконы в золотых ризах, заставляющие русского туриста невольно проникнуться трепетным благоговением: это Казанская икона Богоматери и икона Св. Николая Чудотворца — подарки русского императора Александра II. То, что в молельне короля православные иконы соседствуют с католическими святынями, показывает, насколько широкими взглядами истинного христианина обладал Людвиг II, с одинаковым почтением относясь к христианской вере в целом, не делая принципиальных различий между конфессиями. Эта черта очень ярко характеризует личность монарха!

Но в Хохэншвангау есть еще одна «святыня», которой Людвиг поклонялся с юных лет: везде, куда бы мы ни бросили взгляд, нас встречают изображения лебедей из всевозможных материалов: из стекла, фарфора, серебра, бронзы. Фрески, картины, вазы, целые сервизы, кувшины, вышивки, обивка мебели, гобелены, каминные экраны, принадлежности для письменного стола… Вспомним, что и в саду нас встречал фонтан в виде лебедя. Да и крышу самого замка венчает посеребренный лебедь, которого особенно хорошо видно со стороны остановки экскурсионных автобусов в Швангау

Испокон веков лебеди живут на окрестных озерах Альпзее и Шванзее, они совсем ручные и охотно принимают из рук угощение, вернее даже будут довольно нагло требовать его, словно напоминая, что именно они здесь истинные хозяева, которым все обязаны отдавать дань. А что вы хотели? Швангау, Лебединый край, Лебединые озера!

Среди этой сказочной красоты любой невольно становится поэтом. Что же говорить о юноше, от природы обладающем мечтательной чувствительной натурой, слишком близко к сердцу принимающем старинные легенды, слышимые им чуть ли не с пеленок. Как дети играют в игрушки, наделяя их жизненной силой и перенося действие игры в реальную жизнь, так и Людвиг мысленно перевоплощался в любимых героев, бродил по замку и окрестным горным лесам, декламируя строки из любимого Шиллера и Гёте.

Но чаще всего Людвиг представлял себя Лоэнгрином, рыцарем-лебедем. Лебедь становится своеобразным символом короля, впоследствии он в своих собственных замках сделает лебедей главными элементами декора.

Но Лебединый замок отца и спустя годы остался для Людвига по-настоящему родным. Чего нельзя сказать о Нимфенбурге и особенно о Мюнхенской Королевской Резиденции, которую Людвиг хоть и пытался «устроить» по собственному вкусу, разбив зимний сад с фонтаном и украсив свои покои в духе Людовика XIV, но так никогда и не почувствовал себя там «дома». Что же касается Нимфенбурга, то в нем настолько ощутимо присутствует дух его деда, Людвига I, что молодой король опять же не смог стать наравне с ним полноправным хозяином в замке. Можно сказать, что Резиденция по духу принадлежит всем Виттельсбахам, и никому конкретно, Нимфенбург — Людвигу I, а Хохэншвангау — Людвигу II даже в большей степени, чем Максимилиану II, — настолько близка сама атмосфера замка внутреннему миру нашего героя. Поэтому-то настоящей «родиной» для Людвига стал именно Хохэншвангау; даже когда король начал строительство своих собственных замков, он оставил Хохэншвангау неприкосновенным, не изменив и не перестроив в нем ничего, — настолько все гармонировало с его натурой. Более того, если бы Людвиг провел свое детство, то есть время формирования личности — в любом другом месте, возможно, мы бы имели совсем другого короля. Лучше или хуже?.. На этот вопрос нет ответа.

Людвиг с ранних лет был обречен на одиночество. Он не любил играть с другими детьми, что отмечают все его биографы{19}, ему было хорошо наедине со своими мечтами. Вот случай, наглядно демонстрирующий отношение к жизни Маленького Принца (ассоциация напрашивается сама собой; Людвиг всю жизнь жил на какой-то другой планете). Однажды, будучи еще совсем ребенком и страдая болезнью глаз, Людвиг был вынужден долгое время находиться в затемненной комнате с повязкой на глазах. «Навестивший его придворный священник Дёллингер[43], видя его одиночество, заметил: “Ваше Высочество, вы должны очень скучать таким одиноким? Отчего вы не прикажете читать себе вслух?” — “О, я совсем не скучаю! — быстро ответил Людвиг. — Я думаю о многом, о многом… И это так меня занимает!”»{20}

Впрочем, Людвиг часто во время своих бессонниц, от которых он страдал с детства, просил свою гувернантку читать или рассказывать ему волшебные сказки про духов и фей, что питало его богатое воображение. Тем более что детство и самого Людвига, и его младшего брата Отто было отнюдь не столь уж беззаботным и счастливым, как могло бы показаться с первого взгляда.

Мать Людвига, королева Мария, совсем не уделяла воспитанию своих сыновей должного внимания. Все ее воспитание сводилось к тому, что она избрала для каждого из них свой «геральдический» цвет, который должен был отличать все предметы, принадлежащие принцам, — от переплетов книг до отделки комнат и костюмов. Для Отто был выбран красный цвет, для Людвига — небесно-голубой. Здесь можно, конечно, говорить о «магии цвета», наложившей свой отпечаток на характеры обоих мальчиков, а может, материнское сердце так «угадало», но только Отто до постигшей его болезни всегда интересовался военными парадами, веселыми застольями и охотой; Людвиг же имел возвышенно-мечтательную натуру, любил уединение, а охоту считал «мерзким убийством невинных животных».

С одной стороны, Людвиг, как нежный и любящий сын, был очень привязан к матери. С другой — в духовной сфере, как мы уже отмечали, между ними не было ни одной точки соприкосновения. Впоследствии Людвиг признавался: «Мою мать, королеву, я очень уважаю, люблю ее; но между нами невозможна никакая интимность при том различии взглядов, которое существует!». По воспоминаниям современников, «мать его была ему не пара, между ними невозможна была близость, как он ни желал сойтись с ней. Иногда ему хотелось поговорить с ней о литературе, которую он так любил, и он спрашивал ее: читала ли она ту, или другую книгу? “Я? — отвечала она. — Если я и читаю что, то только что-нибудь забавное”. Это его огорчало и раздражало. Она была добрая, приветливая, но совершенно обыкновенная, простая хозяйка дома, интересовавшаяся только кухней, домом да огородом. Король был к ней очень внимателен, относился к ней с сыновней почтительностью, но между ними лежала непроходимая пропасть»{21}.

В то же время Максимилиан II был очень строгим отцом и настолько же плохим воспитателем. «Точное распределение времени, непосильные занятия, скучная гимнастика и суровые наказания за малейшее отступление от установленной программы — вот каковы были основы его воспитательной дисциплины. Все, что красит детство: общество сверстников, забавы, игрушки, даже лакомства — было исключено из нее. Дети отдалены были от матери, от отца они никогда не видели ни ласки, ни поощрения. Добрую няньку Лизе[44], единственную детскую привязанность Людвига, сменила француженка, сыгравшая в воспитании Людвига отрицательную роль. Особа пустая и заносчивая, бредившая традициями Бурбонов и презиравшая бюргерскую простоту двора Максимилиана II, она хотела в своем духе воспитать сыновей баварского короля. Заметив, что Людвиг охотно слушает ее, она без конца рассказывала ему о Франции, о “Короле-Солнце”, о бывшем великолепии его двора, величии его власти, покорности подданных»{22}.