Идет охота на "волков" - Геннадий Астапов

Ромейко тоже вынул сигарету, Мурка чиркнула ему зажигалкой.

— За предложение спасибо. — прикуривая, сказал он. — Но я, наверное, не современный человек. Не практичный, что ли. Для меня гораздо большее удовольствие посадить вас на скамью подсудимых, чем получить крупное вознаграждение. Для меня моральное удовлетворение выше меркантильных интересов. Понимаете? Вот такой я странный и отсталый человек. Хотя, почему странный? Просто в своей работе я художник. Понимаете? Я работаю не за деньги, хватало бы на хлеб. Настоящий художник, когда пишет на холсте — не думает ни о чем, он счастлив созиданием, он творит. Каждый мазок кисти — необычайная волна радости, не сравнимая ни с какими деньгами. А когда картина закончена — вы не можете представить эйфории художника! Это блаженство я испытываю всякий раз, когда изолирую преступника от общества. Хотел бы испытать его и в случае с вами, и с вашей бандой «Серых волков». А что касается денег? Кто их берет? Не художники. Нет, не художники. Так, подмастерья, алчущие, и видящие в искусстве только средство наживы. Мои рассуждения, конечно, не совершенны, но зато точно отражают состояние души. Теперь вы понимаете, что принять из рук бандитов восстановление на работе — я не могу? После этого буду не рисовать, а пачкать, как банальный маляр.

Мурка зубами щипала красивые крашеные губы, иронично усмехалась, покачивая головой.

— Чушь хронических неудачников. Вам нечем оправдать себя в своих глазах, свою нищету, и вы выдумываете идеалистические картинки. Многие талантливые всемирно известные художники писали именно для денег. Потому что, талант редкая вещь, как крупинка золота в тысяче тоннах грязи, и, следовательно, дорого стоит. Я искренне считала вас талантливым сыщиком, но где-то вы что-то недопоняли. В какой-то момент нужно было оглянуться вокруг, оценить ситуацию, а вы слишком увлеклись творчеством и проворонили ответственный поворот. Вот и сейчас, был шанс, а вы его упустили.

Мурка нетерпеливо переминалась на ногах, не докурив сигарету — бросила её в урну.

— Жаль. У вас незаурядные способности. Прощайте, капитан!

Она повернулась, не ожидая ответа, скорым шагом направилась к главному УВД, скрылась за массивной дверью.

Ромейко через дорогу побежал на автобусную остановку, сел на переднее сиденье маршрутного такси, откинулся на спинку и зевнул, прикрывая рот рукой. Шумная улица, рокот мотора, толкотня в салоне «рафика», многоязычный говор, запах бензина. Он еще раз зевнул, маршрутка тронулась и поехала, дребезжа разболтанным капотом.

20

— Сережа? Дела! Когда приехал? Ну заходи, не стой на пороге. Привет! — Юля отстранилась от прохода, пропуская Сергея в квартиру. — Так неожиданно! И без предупреждения.

— Ты разве не рада? — Сергей снял обувь, повесил куртку на вешалку и через узкий коридор пробрался в комнату, втаскивая сумку и целуя хозяйку.

Она увильнула, проскочив под его рукой.

— Почему? Рада. Располагайся. Я обед готовлю.

Зажарка на сковороде из лука, сала и томата слегка надымила. Сергей прошел за Юлей на кухню, сгреб остатки разбросанных по столу кириежек, закинул их в рот и громко захрустел.

— М-м-м! Вкусна-а! Я эти сухарики с пивом люблю.

— Если хочешь — пиво в холодильнике.

— Не-а. Потом.

Юля работала у газовой плиты, Сергей, жуя кириежки, обхватил её сзади, она присмирела.

— Заходил к твоим родителям, передали кое-что, в сумке. А мои шлют поклон.

— Спасибо. — она повернулась и чмокнула его в губы. — У тебя вежливые родители.

— Они тебя обожают. А я, между прочим, приехал за тобой.

— Как за мной?

— Ты же говорила — ждем весны?

— Ну, говорила.

— Все, Юлька, тянуть не будем. Или разлюбила меня?

— Почему? Нет.

Сергей отпустил её, сел между столом и холодильником.

— Мне снился сон один… Я вообще-то не верю снам, чепуха это. Но он сидит во мне неделю, и-и, как-то тревожит.

— Что за сон? — Юля закинула зажарку в красный украинский борщ из свеклы, ложкой оттуда зачерпнула несколько раз бульона и ошпарила сковородку. — Плохое? Если плохое — скажи: куда ночь, туда и сон. Три раза. Перекрестись и скажи: аминь. Я всегда так делаю.

— Э-э-э! Знаю я все! И крестился, и аминькался.

— Ну ладно. Колись, что за сон.

— За ночь он снился мне три раза. Представляешь, фигня какая. Я видел, будто тебя убили. Ты так звала меня на помощь, плакала, но все равно умерла. Только проснусь, обрадуюсь, что это всего лишь сон, поаминькаюсь, начинаю дремать — снова он. Так ты просила помощи! Всю неделю рвался приехать, всю неделю болело сердце, и наконец добрался. Теперь — все, хватит ждать!

— Действительно, сон у тебя… Вроде пока здорова. — Юля постучала костяшками пальцев по подоконнику.

— Да ладно… Дело не во сне, глупость это. Просто соскучился, Юль. — он снова подошел и обнял её.

— А ты?

— Тоже.

Он долго и страстно поцеловал её, она не сопротивлялась, потом отпустил и пошел разбирать привезенную из Кентау сумку. Родители передали связанный матерью свитер, банки маринованных с дачи огурцов, помидоров и письмо. Юля распечатала его и углубилась в чтение. Благодарили её за триста долларов, оставленные в вазочке, этих денег хватило рассчитаться с долгами, сообщали о новостях, передавали привет от родственников, а в конце письма сделали приписку о том, что приходил Сергей и объявил о женитьбе. Родители кандидатуру зятя поддержали: милый парень, с университетским образованием, с большими и смелыми планами на жизнь, только почему Юля сама не сказала обо всем, когда приезжала?

Она дочитала и отложила письмо.

— Ты сказал, что мы женимся?

— Ага. Взял ответственность на себя. Сколько тянуть? А что, не правильно сделал?

Она не ответила.

— Борщ сварился, пошли кушать. Оценишь мои кулинарные способности.

Борщ был вкусным, проголодавшийся Сергей зачерпывал полной ложкой жижу с овощами и, обжигаясь, торопливо глотал. Юля выжала ему из упаковки майонез, кусочки хлеба полила кетчупом, на дольки порезала присланные из дому огурчики, положила рядом пучки свежего зеленого лука и петрушки.

Сергей уминал и нахваливал.

— А сама-то, почему не ешь?

Она села напротив, подтолкнула ему соль с перцем.

— Там много мяса, а я пощусь. Не знаешь разве? Великий пост начался.

— Знать — знаю. Ты разве верующая? С каких пор?

Она пожала плечами.

— Особо, конечно, не верующая… В церковь хожу редко, но тянет иногда грехи замолить.

— Какие могут быть грехи? Ты молодая, не успела наследить. Слушай, а может, мы в церкви обвенчаемся? Сейчас это модно.

— В церковь идут не для моды. Душа должна потребовать. Когда перестаешь понимать себя, когда там поселился беспорядок, сломался стержень, когда там хаос и страх — тогда твоя дорога в церковь.

— Новые мысли. Взрослые. А ты совсем ребенок, ты — моя маленькая-маленькая девочка. Да? Ты моя маленькая-маленькая девочка? — он отломил кусочек хлеба и отправил в рот. — А-а, вот что хотел спросить. Говоришь, соблюдаешь пост, а варишь борщи из мяса. И колбас полно в холодильнике, и сливочного масла, и сметаны? Какой же это пост? А вот…

Договорить не успел. Кто-то провернул замок, вошел, и в прихожей начал раздеваться. Через несколько секунд появился хорошо скроенный, молодой мужчина, с внешностью кавказца, с оливковыми глазами и волосами, зачесанными назад. В прихожей раздавались голоса других, тоже раздевающихся мужчин.

Сергей отложил ложку в сторону и вопросительно глянул на Юлю, поднимаясь из-за стола.

— Не понял…

Юля молча стояла у подоконника, сложив руки на груди и опустив глаза. Вошедший мужчина, увидев поднимающегося Сергея, положил руку ему на плечо, усаживая на место.

— Гость? — спросил, обращаясь к Юле, с улыбочкой.

Из прихожей вывалились еще пятеро.

— Грек, ну что, хавать готово? С утра не жрали!

Юля показала рукой на Сергея.

— Это Сережа, из Кентау. Мой давний друг. — затем указала на Грека. — А это Эдик, но мы шутя зовем его Греком.

Сергей тихо спросил:

— Обед готовила для него?

— Сережа, давно хотела тебе сказать…

— Нет, подожди. Для него?

— Я сейчас объясню, и ты поймешь. Грек, пока убери пожалуйста ребят из квартиры.

Тот, после некоторой заминки, скомандовал:

— Костя, ждите на лестнице. — и кивнул на выход.

Костя ухватил пикантность ситуации и, прыская в кулак, повел дружков за дверь.

Сергей, глядя на Грека снизу вверх, предложил:

— В ногах, говорят, правды нет? Может, посидим гуськом, побалакаем? Эдик?

— Ну, давай. Побалакаем. — Грек опустился напротив, а Юлю посадил посредине.

Сергей спросил:

— Юля, скажи честно, давно у тебя с ним? И вообще, что происходит?

— Понимаешь, Сережа…