Путём всея плоти - Сэмюель Батлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дочь смерти не пощадила и Теобальда. До той поры он держался молодцом. Когда Кристина предложила отпустить его с миром, он не отступился, он высоко держал своё знамя, из-за чего сильно вырос в собственных глазах. С тех пор он часто повторял про себя: «Благородный поступок, что ни говори; я не то что некоторые…» и прочая, и прочая. Ну да, конечно, в тот момент, момент взлёта его человеческого достоинства, срок платежа по факту, если так можно выразиться, был ещё далеко; когда его отец дал официальное согласие на брак, дело приняло более серьёзный оборот; и ещё более серьёзный, когда открылась и была принята вакансия на бенефиций от колледжа; но вот когда Кристина просто уже назначила дату — вот тогда-то всё и опало в груди Теобальда.
Он был обручён уже так давно, что как-то встроился в эту колею, и перспектива перемен его пугала. Они с Кристиной, думалось ему, так хорошо ладят вот уже столько лет; почему, почему, ну почему нельзя так и дальше, и всю жизнь? Но шансов избежать своей участи у него было не больше, чем у овцы, которую ведут на бойню, и, как та овца, он чувствовал, что сопротивляться бесполезно, и не сопротивлялся, и даже, можно сказать, держался внешне вполне достойно, так что все почитали его счастливейшим человеком на свете.
И вот теперь, применяя другую метафору, последняя капля на самом деле капнула, и вот наш бедолага висит между небом и землёй наедине с предметом своей страсти. Предмету же этому в настоящее время тридцать три года, и выглядит он ровно на столько же, и глаза его и нос покраснели от слёз; и если на лице мистера Оллеби, после того, как он бросил шлёпанец, было написано «Я это сделал и остался жив», то на лице Теобальда, когда он ехал вдоль елового бора, читалось «Я это сделал, и как останусь жив, не знаю». Впрочем, из приходского дома этого было не разглядеть. Виден был лишь черно-жёлтый корпус кареты да голова форейтора, выныривавшая из-за придорожных кустов и снова исчезавшая, когда он приподнимался и опускался на стременах.
Какое-то время ехали молча; что было у них на душе в эти первые полчаса, воображайте, читатель, сами, ибо моё перо здесь бессильно; к концу же получаса из каких-то неведомых уголков теобальдова сознания выползла и кое-как оформилась мысль, что коли уж они с Кристиной поженились, то чем скорее они вступят в предстоящие им отношения, тем лучше. А уж как только находящийся в затруднительном положении человек сделает первый разумный шаг, сам осознавая его разумным, придумать и сделать второй шаг ему уже гораздо легче. Итак, рассуждал пор себя Теобальд, о каком самом первом и самом очевидном деле надо подумать в эту минуту, и как в этой связи наиболее справедливым образом выявить его и кристинины относительные позиции? Ясно, что первым совместным вхождением в радости и заботы супружеской жизни станет их первый обед. Не менее ясно и то, что в обязанности Кристины входит его заказать, а в обязанности Теобальда — съесть и заплатить.
Рассуждения, приведшие к этому заключению, равно как и само заключение, озарили Теобальда где-то на четвёртой миле пути от Кремпсфорда к Ньюмаркету. В тот день он позавтракал рано, но, вопреки обыкновению, без особого аппетита. Они выехали в полдень, не оставшись на свадебный завтрак. Теобальд привык обедать рано; он вдруг почувствовал, что скоро проголодается; а отсюда до высказанного в предыдущем абзаце заключения уже просто рукой подать. По недолгом размышлении он привёл свои соображения невесте, и лёд был сломан.
Миссис же Теобальд отнюдь не была готова вот так вдруг взять и принять на себя столь важную роль. Нервы её, и так не из самых крепких, в силу событий нынешнего утра натянулись до опасных пределов. Она не хотела, чтобы её видели посторонние; она понимала, что выглядит старше, чем ей, только нынешним утром повенчанной невесте, выглядеть бы хотелось; она страшилась хозяйки гостиницы, горничной, официанта — всех и вся; сердце её колотилось так, что она едва могла говорить, не то что заказывать обед незнакомой хозяйке незнакомой гостиницы. Она просила и умоляла Теобальда пощадить её. Пусть он один раз сегодня закажет обед сам, а уж в будущем она будет заказывать в любой день — да хоть каждый день!
Но не таков Теобальд, Теобальд Неумолимый, чтобы дать сбить себя с толку такими нелепыми отговорками! Он теперь глава семейства, хозяин. Разве Кристина не обещала торжественно каких-нибудь два часа тому назад, а то и меньше, почитать и слушаться его, а вот теперь не желает подчиняться, да ещё по такому пустячному поводу? Любезная улыбка сошла с его лица и уступила место гримасе, какой его отец, этот известный янычар, мог бы только позавидовать.
— Чушь и ерунда, дорогая моя, — сдержанно вскричал он, пристукнув ногой об пол кареты. — Заказывать мужу обед — обязанность жены; ты — моя жена, и я вправе требовать, чтобы ты заказывала! — Ибо в чём в чём, а в логике отказать Теобальду было невозможно.
Невеста расплакалась и назвала его бессердечным; на что он ничего не ответил, но затаил в сердце своём нечто такое, что и высказать нельзя. Итак, конец шести годам беззаветной преданности? Для чего оставался он верен своим брачным обязательствам, когда Кристина предложила отпустить его на свободу — для этого? К чему привели все её разговоры о долге и о духовности — к тому, что в первый же день замужества она не сумела понять, что первый шаг на пути к послушанию Богу — это послушание ему, Теобальду? О, он сейчас же поедет обратно в Кремпсфорд, он нажалуется мистеру и миссис Оллеби; он не имел намерения жениться на Кристине; он не женился на ней; это какой-то кошмарный сон; он сейчас же… но внутренний голос звенел в его ушах и — «ТЫ НЕ МОЖЕШЬ, НЕ МОЖЕШЬ, НЕ МОЖЕШЬ», — твердил он. «Не могу?» — завопил про себя несчастный. «Нет, — отвечал неумолимый голос. — НЕ МОЖЕШЬ. ТЫ ЖЕНАТЫЙ ЧЕЛОВЕК».
Он забился в угол кареты и впервые ощутил, как несправедливо брачное законодательство Англии. Надо бы купить прозаические сочинения Мильтона и прочесть его эссе о разводе[61]. Может быть, удастся найти их в Ньюмаркете.
Итак, невеста рыдала в одном углу кареты, жених насупился в другом; и он её боялся — боялся, как может бояться только жених!
Но вот рыдания стихли, и из невестина угла раздался слабый голос:
— Теобальд, любимый, дорогой мой Теобальд, прости меня. Я ужасно не права, ужасно. Прошу тебя, не сердись. Я закажу этот… этот… — но слово «обед» утонуло в новых рыданиях.
При этих словах Теобальд почувствовал, что на душе у него легчает, но он лишь мельком взглянул в её сторону, да и то не слишком доброжелательно.
— Ты только скажи мне, что ты хочешь, — продолжал слабый голос, — и я закажу это хозяйке гостиницы, когда мы приедем в Ньюма… — и новый взрыв рыданий заглушил окончание.
На душе у Теобальда становилось всё легче и легче. Может быть, она всё-таки не будет его клевать? И, кроме того, она ведь перевела его внимание с самой себя на приближающийся обед, не так ли?
Он проглотил ещё кусочек своей обиды и сказал, всё ещё угрюмо:
— Пожалуй, мы возьмём жареную птицу под хлебным соусом и молодой картофель с зелёным горошком, а там посмотрим, может быть, нам подадут вишнёвый пирог со сливками.
Прошло ещё несколько минут, и он притянул её к себе, поцелуями осушил слёзы и заверил, что не сомневался, что она будет ему хорошей женой.
— Ах, Теобальд, любимый, — воскликнула она в ответ. — Ты просто ангел.
Теобальд этому охотно поверил, и спустя ещё десять минут счастливая пара благополучно прибыла в гостиницу в Ньюмаркете.
Как храбро ринулась Кристина на выполнение своей нелёгкой задачи! Как вдохновенно — но потихоньку от супруга! — убеждала она хозяйку гостиницы не заставлять её возлюбленного Теобальда ждать хоть на секунду дольше, чем абсолютно необходимо.
— Если у вас есть готовый суп, миссис Барбер, то, знаете ли, можно сэкономить на этом минут десять — мы можем съесть его, пока птица подрумянивается.
Воистину, нужда заставит! А ведь у неё разламывалась голова, и она отдала бы всё на свете, чтобы остаться одной.
Обед удался. Пинта[62] хереса согрела Теобальду сердце, и он начал надеяться, что у него, может быть, всё ещё будет хорошо. Он выиграл первое сражение, а это престижно. Да ещё с какой лёгкостью выиграл! Почему он не додумался обходиться таким манером со своими сёстрами! Но уж в следующий раз, как увидится с ними, непременно; а со временем, Бог даст, он сумеет стать на равных со своим братом Джоном, или даже с отцом! Вот так, опьянённые вином и победой, строим мы свои воздушные замки.
К концу медового месяца миссис Теобальд уже была самой преданной и услужливой супругой во всей Англии. Теобальд, как говорится, придушил змею в зародыше. Это была маленькая змейка, а может быть, даже и просто ящерица, а может быть, он просто боялся посмотреть ей в лицо; как бы то ни было, он вызвал её на смертный бой, и вот теперь победно вздымал её точащую яд голову пред глазами своей жены. Остальное было делом техники.