Аллигат 2 (СИ) - Штиль Жанна

— Не берите ещё один грех на душу, — уговаривала его Ольга. — У вас дети есть?

Повернув её лицом к себе, Джекоб всмотрелся в него:

— Жаль, что мне некогда и больше нет моей Пегги, а то бы я продал вас в Триполи.

Продал в Триполи? При чём здесь столица Ливии? — успела подумать «виконтесса».

Он провёл рукой по её растрёпанным волосам:

— Дорого продал бы. Но ничего, вы и здесь сослужите мне добрую службу.

— Какую службу? — сердце Ольги оборвалось. — Меня ищут! Отпустите меня! Прошу вас.

Джекоб не повёл бровью и, толкнув пленницу на пол, схватил за ноги. Подтянул их ближе, крепко связывая. Неторопливо затягивая тугие узлы, усмехнулся:

— Никто вас не ищет. Вы никому не нужны. Как и мы с Пегги, вы никому не нужны.

— У Пегги есть дочь и внучка, — не сопротивлялась Ольга, ощущая сбивчивые провальные удары слабеющего сердца. — Что вы им скажете? Где их мать и бабушка? — из последних сил она пыталась нащупать слабое место мужчины: — Пегги нужно похоронить. По всем правилам. Я помогу.

— Скажу им, что моя Пегги умерла легко — задохнулась во сне дымом. Да я никогда и не увижу Дебби. Когда всё случится, я уже буду далеко.

— В Америку собрались? — вспомнила Ольга о намерении парочки эмигрировать в Новый Свет. — Возьмите меня с собой. Я могу быть вам полезной. Я много чего знаю и умею.

Мужчина недобро посмотрел на неё, мерзко ухмыльнулся и ничего не сказал.

У «виконтессы» задрожали губы:

— Вы правы, меня никто не ищет и я тоже никому не нужна.

Её осипший шёпот стих и она содрогнулась от рвотного рефлекса, когда Джекоб, с силой сжав её лицо, заставил открыть рот и затолкнул в него вонючий тряпичный кляп.

Щёлкнула задвижка.

*** В девятнадцатом веке США испытали значительный всплеск притока иммигрантов — за несколько десятилетий в страну прибыли около пятнадцати миллионов человек. К началу девятнадцатого века население США составляло пять миллионов триста тысяч человек, к началу двадцатого века — семьдесят шесть миллионов, к 1920 году — сто восемь миллионов человек.

Глава 10

В чулан сквозь щель в двери проникал слабый дневной свет.

Сколько продлится передышка и что предпримет мужчина дальше — Ольга не стала гадать.

Она отчаянно задёргалась, пробуя освободиться от прочных пут. Бесполезно. Корсет сковывал движения и мешал. Но передвигаться — пусть и неуклюже заваливаясь с одного бока на другой — она могла. Подкатившись к двери, заглянула в щель.

Джекоб топтался в кухне, собирал с пола золото, хлопал дверцами и ящиками буфета. Что-то доставал и сбрасывал на одеяло, расстеленное у ног. При этом хмурил густые чёрные брови и раздражённо мычал себе под нос, неустанно проклиная кого-то. Затем он вышел, и Ольга услышала, как скрипят под тяжестью его шагов половицы на втором этаже. Как он ходит по всем комнатам дома, собирая вещи.

Хотелось выть от бессилия, от своей нерасторопности и головотяпства.

Постоянное одиночество после развода и работа в библиотеке сделали её жизнь спокойной и размеренной. Она никогда никуда не спешила. Исходя из своих желаний, продумывала до мелочей и планировала дальнейшие действия, не нарушая привычный образ жизни. И только здесь, в этом времени, ей неоднократно пришлось поступить спонтанно и принять поспешные решения, за которые приходится так дорого расплачиваться.

А ведь всё могло получиться. Найденное золото Ольга собиралась перепрятать в новое место и указать его в подробном анонимном письме в полицию. Она даже хотела приложить портреты-наброски карандашом Джекоба и Пегги. Но кажущийся идеальным план потерпел фиаско.

Сама во всём виновата.

От нахлынувшей к себе жалости на глаза навернулись слёзы. Обильные и жгучие, они щекотали кожу щёк, скатывались по подбородку, терялись в высоком вороте платья.

Сейчас она должна быть далеко, а не лежать в тёмном чулане и глотать смешанную со слезами пыль в ожидании страшной участи. Жизнь дала ей второй шанс, а она так и не сумела им воспользоваться. Третьего уже не будет.

Ради чего она геройствовала? Чтобы наказать преступников? А сколько их — безнаказанных — живут в своё удовольствие, радостно потирая руки, обагрённые кровью своих жертв?

Нет, — упрямо качнула головой Ольга. Она знала, почему поступила так, а не иначе. Почему не смалодушничала и тотчас не сбежала, узнав о коварном замысле преступной парочки. Позволить им и дальше убивать и грабить невинных доверчивых людей, вынужденных искать приюта в чужом городе, чужой стране? Да, она просчиталась, но хоть один душегуб уже понёс наказание и, возможно, возмездие за содеянное настигнет и Джекоба. Как бы она хотела дожить до этого момента.

Грохот захлопнувшейся двери полоснул по нервам вспышкой головной боли и вонзился в тело нарастающей вибрацией проходящего под землёй поезда.

Ольга прислушалась к воцарившейся в доме гнетущей напряжённой тишине, кажущейся обманчивой. Приникнув к щели в очередной раз, всмотрелась в мерцающее пламя свечи. Обложенная кучей тряпья, она стояла на полу напротив двери в чулан. В нос ударило едкой горечью.

Керосин, — узнала «виконтесса» запах горючей жидкости. Он сушил горло, отравляя лёгкие, сбивая с толку и путая мысли.

Замысел мужчины стал настолько ясен, что у Ольги потемнело в глазах от негодования. Джекоб собрался сжечь дом вместе с ней. Будет найден обгорелый женский труп без видимых следов насилия и его примут за тело миссис Фармер. Значит, никто не станет копаться в этом деле и искать возможного убийцу, списав смерть женщины на несчастный случай.

Почему понадобилась свеча, ответ напросился сам. Загорись дом днём, возможно, потушить пожар удалось бы быстро, а значит, появилась бы вероятность найти задохнувшуюся в дыму Ольгу, а то и вовсе её спасти. Сколько времени будет прогорать свеча? Судя по её толщине, до ночи. Потом вспыхнет ветошь…

Врёшь, сволочь! — замычала Ольга, мотая головой. Отчаяние и неожиданная злость вызвали всплеск адреналина в крови.

Она извернулась и сильно забила ногами в дверь. Ботинки хоть и смягчали силу ударов, но разбивали ступню. Тонкая подошва грозила в скором времени отвалиться.

Не хватало дыхания — мешал кляп; край удлинённого корсета впивался в бёдра; боль в пятках возрастала с каждым ударом.

Это не больнее того, когда на тебе загорится одежда, — мысленно изводила себя Ольга. — Огонь будет жадно пожирать твою плоть. Твоего крика отчаяния и боли никто не услышит. Никто не спасёт тебя. Рядом с тобой нет никого, на кого можно положиться, рассчитывать на помощь или дружеское участие, на поддержку. Одна… И в этом мире ты тоже одна.

Мозг устал от лихорадочного поиска другого варианта спасения — его не было.

Успокойся, соберись и подумай, — приказала себе Ольга, взяв передышку.

Сердце забилось тише, дыхание выровнялось. Нахлынувшая паника отступила; мысли прояснились.

«Виконтесса» сменила беспорядочный ритм ударов на синхронный. Выдыхая на счёте три, обрушивала на полотно двери яростные стремительные удары. Вслушивалась в усилившееся звяканье тяжело поддающейся взлому задвижки.

Ольга уже не чувствовала боли, мучительно отдающей в спину, бьющую молотом в виски, возрастающую с каждым ударом, с каждым новым вдохом и стоном.

Наконец, дверь с оглушительным треском распахнулась. Ударившись о стену, отскочила и больно ударила по ногам, лишившимся опоры и рухнувшим в пустоту. Ольга застонала. Затихла и обессилено закрыла глаза, тут же их открывая.

Не спать! — спохватилась она, отгоняя подступающее забытьё и поворачивая голову к пламени. Пристально посмотрела на свечу и то, что её окружает. Одно неверное движение и в считанные секунды пропитанные керосином тряпки займутся огнём.

Пан или пропал!

С отрывистым отчаянным всхлипом Ольга закатилась на свечу, опрокидывая и подминая её под себя, не чувствуя давления через корсет. Уткнувшись носом в тряпки, замерла: неужели всё?