Во власти (не)любви (СИ) - Аваланж Матильда

С тех пор, как она здесь, то полностью потеряла связь с внешним миром. Юбки в Догме не читают газет и книг, не смотрят телевизор, не пишут и не получают писем. Константин и Элизабет Леоне наверняка делают все для ее освобождения, вот бы получить от них хоть весточку, это так поддержало ее сейчас!

А что, если нет? Что, если Леоне предали ее так же, как и Делили, и для ее спасения не делается ровным счетом ничего?

Прошло больше двух месяцев, как она в Догме, и с тех пор не видела ни единого просвета… Два месяца — не такой уж и маленький срок…

Неужели это теперь ее судьба? Неужели она окончательно превратится в человека и, как настоящая чернавка, так и проживет свой век в готовке, уборке, чистке ненавистных кастрюль? Неужели больше никогда в жизни не наденет красивое платье, не почувствует на себе восхищенный взгляд мужчины, не выпьет крови или шампанского?

Неужели это унизительное рабство — навсегда?

Джин притронулась к своему отражению и покачала головой.

Все так же прекрасна… И почти не изменилась за эти пять лет… Так какого черта он не поцеловал ее? Джин так изголодалась по ласке, что ответила бы даже на его поцелуй. Вацлав Кнедл никогда не был ей нужен, так почему осознание потерянной власти над некогда влюбленным мужчиной ранит так больно?

Власть над ним — единственный ключик, с помощью которого она могла бы выбраться из этой страшной республики. Вот только, похоже, ключик этот теперь лежит на дне бездонной пропасти и достать его не под силу никому… Похоже, на почве неразделенной любви Вацлава Кнедла переклинило и после изящной фигуристой Джин он действительно переключился на толстощеких дородных пампушек с кудрявящимися русыми волосами.

— Ты здесь? — как будто в ответ на невеселые мысли Джины в ванную, гордо отсвечивая своим желтым фартуком, заглянула мессалина Кнедла — Дорота Лесьяк собственной персоной.

От цепкого взгляда пампушки не укрылись распущенные волосы Джины и серая косынка, брошенная на край раковины.

— Господин комиссар сегодня уехал на работу позже, — медленно проговорила Доротка. — Ты что, убирала его спальню при нем?

Отчитываться перед какой-то там девицей, возомнившей себя чуть ли не женой комиссара, приятного мало! Джин так и подмывало осадить пампушку, но она с самого начала дала себе обещание держаться с мессалиной и утробой ровно и вообще быть как можно незаметнее. О том, что могут натворить обозленные девушки, Джин знала не понаслышке.

— Только застелила новую постель, — ответила она спокойно, снова повязывая на волосы косынку.

— Застилала постель? — с сарказмом переспросила Доротка. — А может, ты в нее залезла?

Джина не удержалась от ухмылки. Так вот к чему клонит пампушка! Они с Вафлей постоянно делят Кнедла между собой, теперь для разнообразия решили и Джин к этому подключить.

— Пестунья Магда сказала, что касты должны быть чисты, — ответила она, не обращая внимания на воинственный вид Доротки. — Чернавки не имеют права спать с мужчинами.

— Да, но вот только некоторые особо ушлые так и лезут в постель к хозяину! — в голосе Лесьяк плескался чистый яд.

— Ни к кому я в постель не лезу! — пожала плечами Джин, намереваясь уйти, но Доротка, как танк, преградила ей дорогу. — Отойди, мне надо готовить ужин!

— Ах, ужин! — закричала пампушка и с почти мужской силой схватила Джину за руку.

— Рассказывай мне тут! Овечку из себя невинную строишь, сучка? Приехала она тут в чернавки с таким милым личиком! Думаешь, не знаю, что ты хочешь соблазнить комиссара и занять мое место? Шлюха! Мразь! Дрянь! Ненавижу!

Она перешла на крик и разразилась бурными рыданиями. Лицо мессалины тут же покраснело, а глаза опухли, превратившись в две щелочки.

— Дорота, я не претендую на Вацлава Кнедла, — спокойно и убедительно проговорила Джина. — Я тебе даже больше скажу — я рада, что стала чернавкой, а не утробой или мессалиной. Мне не особо хочется, чтобы меня имели без моего на то согласия.

— Лжешь… — всхлипнула Лесьяк. — Ты все испортила, стерва, все! С тех пор, как ты приехала, он ни разу не подошел ко мне! Ни разу! Он даже не захотел, чтобы я сделала ему приятное ртом! Как дуру, меня из своего кабинета выставил! Чтоб тебе провалиться, тварь! Чтоб тебя на химические заводы отправили, и там б твоя сияющая кожа пузырями пошла! Он так на тебя смотрит, так… Как никогда не смотрел на меня!

Ах вон оно что. Интересно…

— Так он же смотрит, не я! — резонно заметила Джин. — И вообще я этого не видела, может, тебе пригрезилось на почве ревности…

— Сучка не захочет, кобель не вскочет! — истерически захохотала Лесьяк, а потом как-то враз успокоилась и от этого последующие ее слова действительно прозвучали угрожающе. — В общем так, стервоза! Комиссар Кнедл мой и только мой! Продолжишь крутить перед ним своей задницей — пеняй на себя! Я тебе всю мордашку твою смазливую располосую! Пожалеешь, что на белый свет родилась, дрянь!

И пихнув Джин прямо на кафельную стенку, Доротка гордо удалилась из ванны абсолютно уверенная, что она отстояла свое счастье.

ГЛАВА 10. 5 лет назад

ГЛАВА 10

5 лет назад

— Ну что, дорогуша, готова к самому страстному поцелую всей твоей жизни? — поинтересовалась Надин, смакуя нежный, слегка хрустящий вкус небесно-голубого шампанского, поданного в хрустальном бокале. — Две недели прошло, а профессор Горанов и не думает пасть ниц к твоим ногам, так что первую часть спора ты бесславно проиграла! Уверена, и вторую продуешь!

Кузины коротали вечер в одном из самых фешенебельных ресторанов Предьяла. Среди людей ходят байки, что вампиры питаются лишь кровью, но на самом деле кровь является необходимым дополнением к обычной пище, поэтому Надин и Джина наслаждались элитным напитком и изысканным сырным супом-пюре, который подавался холодным.

Джина уже поняла — с двумя неделями она явно погорячилась, но одно проигранное сражение — это еще не проигранная война. Она нутром чувствовала исходящую от литературного профессора заинтересованность, которая с каждым днем становилась все сильнее. Каким-то странным образом девушка вдруг стала часто сталкиваться с Горановым в самых разных местах, при том, что сама этих встреч больше не подстраивала. А вчера он попросил ее помочь разобраться в помещении, которое руководство выделило под кафедру русской литературы.

— Извините за неудобную просьбу, мисс Моранте, но мне очень нужны женские руки, чтобы… превратить ту комнатку в настоящую кафедру. Дело в том, что горничным я в принципе не доверяю. Так что считайте это высшей степенью доверия, — остановивший ее в коридоре литературный профессор обаятельно улыбнулся. — Впрочем, если это неподходящая для вас работа, и моя просьба вас оскорбляет, я обращусь к кому-то другому.

Джин, конечно, тут же с ослепительной улыбкой заверила, что нет для нее большей радости, чем помочь уважаемому профессору и вторую половину вчерашнего дня провела вместе с Горановым наводя порядок в какой-то захламленной комнатушке.

На самом деле его просьба действительно ни в какие ворота не лезла, и в другой ситуации она послала бы литературного профессора далеко и надолго. Но ради дела Джина с легкостью пошла на эту жертву. Ничто так не сближает, как совместная уборка, так что возможность ей Торстон подкинул просто блестящую!

И Джин ей воспользовалась, в непринужденной беседе с Торстоном идеально отыграв роль умной, милой, начитанной девушки, которая легко может поддержать любой разговор.

Горанов смотрел на нее, она видела, что смотрел — этот чисто мужской заинтересованный взгляд она бы не спутала ни с каким другим. Поэтому, когда пришла пора идти ва-банк, Джин не колебалась.

Бесстрашно забравшись на высокий подоконник, Джин изо всех сил терла запыленное стекло распахнутого окна, находящегося на уровне пятого этажа и молилась о том, чтобы никто из ее блестящей тусовки не увидел великолепную Джину Моранте намывающей окна, как самая распоследняя чернавка-уборщица.