Тайна умрёт со мной - Заязочка

уже был двухлетний сын, которым, по слухам, она тяготилась, шла война, бомбы сыпались с неба, и среди этого всего Вентворты вдруг решали усыновить ребёнка. Множество детей оставались тогда сиротами, и никого бы не удивило, если бы состоятельная женщина взяла себе на воспитание даже пятерых детей, но именно усыновлять, давать свою фамилию — зачем?

За две недели у Айрис сложилось кое-какое представление о леди Клементине — да и её книги многое о ней говорили. Она не была доброй или душевной женщиной. Умной, сложной, порывистой, эмоциональной, необычной, но не сердобольной. Она умела быть преданной и благодарной; всем слугам, которые по старости уже не могли на неё работать, она назначала щедрое содержание из своих средств, но это было скорее рассудочное деяние. И вдруг она усыновляет ребёнка. Странно.

Конечно, Руперту Вентворту невероятно повезло. Неизвестно, какая судьба его ждала бы, не возьми его под своё крылышко леди Клементина. Но тем не менее — странно.

Айрис не стала задерживаться с альбомами надолго. Ей бы не хотелось, чтобы кто-то застал её трогающей личные вещи сэра Дэвида. Не могла же она сказать, что решила поискать ключи к исчезновению леди Клементины. Сэр Дэвид наверняка вышвырнет её за ворота в тот же день. Айрис почему-то была уверена: ему её расследование не понравится.

* * *

В своей комнате она взяла блокнот и стала записывать всё, что ей удалось узнать, даже те вещи, которые казались незначительными. Вдруг они на самом деле важны, просто сейчас она этого ещё не понимает.

Айрис пыталась обдумать всё, что она теперь знала, и соблазн увязать черновик письма с исчезновением леди Клементины и даже с таинственными десятью тысячами фунтов в чеках на предъявителя был очень велик… Но мысли почему-то скатывались к Руперту Вентворту и усыновлению. В них ей тоже чудилась тайна и ложь. Как чувствовалась ложь в истории собственной семьи. Она не знала отца — он служил во флоте и погиб до её рождения, — и хотя у неё осталась мать, Айрис невольно примеряла историю Руперта на себя. А если бы что-то случилось и с матерью тоже? Нашлась ли бы та семья, что приняла бы её? Мало кому было дело до чужих детей в годы войны.

Она начала выводить вверху страницы имя «Руперт», когда в дверь постучали.

— Входите! — крикнула Айрис, пряча блокнот под подушку.

В комнату вошла Джоан и с загадочной и довольной улыбкой сообщила:

— Сэр Дэвид велел узнать у вас, не хотите ли вы присоединиться к нему и мисс Причард за ужином.

Айрис в первые секунды не нашлась, что и сказать. За всё то время, что она здесь провела, ужины никогда не накрывались в столовой, никто не ел вместе.

— Но я же… Я же не… — только и сумела пробормотать она, а потом сказала на одном долгом выдохе: — Энид меня живьём сожрёт!

Джоан закатила глаза и сказала:

— Вы работаете не на неё, а на сэра Дэвида.

Видно было, что Джоан хочет хочет, чтобы Айрис пошла. Айрис и самой хотелось.

— А ты не знаешь, в честь чего вдруг ужин?

— Не знаю. Может, ему наконец надоело прятаться у себя в комнате. Так что мне ответить? И миссис Пайк ждёт, ей надо заранее знать, на сколько человек накрывать стол.

— Скажи, что я с радостью приму приглашение, — решительно произнесла Айрис.

Джоан улыбнулась.

— Только я не знаю, в чём мне идти… Здесь, наверное, принято спускаться к ужину в жемчугах?

— Не говорите ерунды. Какие жемчуга? Сейчас же не тридцатые… Сэр Дэвид выходит к ужину в смокинге, только когда здесь гости. Сегодня точно не будет. Мэри гладила для мисс Причард шёлковую блузку и юбку. Просто оденьтесь понаряднее.

У Айрис не было ничего по-настоящему нарядного, поэтому она выбрала самое строгое: синее платье с белыми манжетами и отложным воротничком. Матери оно очень нравилось (именно она настояла на этом фасоне), и она говорила, что в таком даже Джеки Кеннеди не постыдилась бы показаться.

Время до ужина ещё было, и Айрис сумела сделать себе более интересную причёску, чем обычно. У неё были длинные каштановые волосы, ниже лопаток. Обычно она собирала их в высокий хвост на затылке, чтобы не мешали, а сейчас распустила. Концы у неё вились сами по себе, а выглядело это так, словно она делала укладку.

Айрис слегка подкрасила глаза и брови и посчитала, что этого достаточно. Красавицу Энид ей всё равно не затмить, да она и не собиралась вступать с ней в дурацкие состязания. Зачем? У неё-то не было цели охомутать Дэвида Вентворта.

* * *

Ужин прошёл не так плохо, как Айрис боялась. Возле тарелки не лежала дюжина столовых приборов, в которых она могла бы запутаться и опозориться, а с сэром Дэвидом оказалось легко поддерживать разговор. Особенно, когда выяснилось, что он тоже учился в Оксфорде. Правда, он был старше, и они с ним там не пересеклись; хотя, даже если бы они проучились все три года вместе, то вряд ли бы свели знакомство. И не потому, что были в разных колледжах. Просто Айрис была не из того круга.

Но всё равно им было о чём поговорить: о преподавателях, о местах, где любили гулять, об отличиях колледжей, даже о том, что подавали на завтрак… Энид Причард сидела с каменным лицом. Оживилась она лишь тогда, когда Айрис сказала, что поступила в университет на год позже, чем должна была. Она сразу спросила, по какой причине — видимо, надеялась, что Айрис скрывает какие-то неприятные подробности из своей жизни. Вопрос был бестактным, но Айрис ответила:

— Я ещё в школе пропустила год учёбы. У меня были проблемы со здоровьем. — И предвосхищая вопрос мисс Причард, добавила: — Сильные отиты на протяжении трёх лет, я даже начала терять слух… Я подолгу не ходила на занятия, потом догоняла, конечно, но один год потеряла полностью, и доучивалась с теми, кто был младше меня.

— Это очень тяжело. Болезни в детстве… — сочувственно покачала головой Энид. — Нам, к сожалению, это тоже знакомо, — и она бросила на Дэвида Вентворта многозначительный взгляд, как бы намекая Айрис, что они семья и делят многое, а она посторонний, ни во что не посвящённый человек.

Сэр Дэвид тут же пояснил:

— Мисс Причард имеет в виду моего брата Руперта. Он болен с детства, но в его случае это, кажется, неизлечимо…

— Я не знала, — тихо произнесла Айрис. — Сочувствую.

— Болезнь не мешала ему учиться или работать. Он женился,