Двор. Книга 2 - Аркадий Львов

— Иосиф Котляр, — сказал Иона, — инвалид без ноги еще с гражданской войны, и не надо упрекать, что он сидел в тылу, а жена была на фронте.

— Не делайся дурачком, — рассердилась Оля, — тебе говорят про шуры-муры, а не ловят диверсанта.

— А насчет Степана, когда он стоял в Германии, — сказал Иона, — я тебе отвечу: среди немок попадались такие нахальные, что нет слов передать.

— Супники, — заплакала Оля, — гадкие супники, до самого гроба на вас отдаешь силы, варишь, обстирываешь, некогда поднять голову, потом начинаются внуки, а муж всю жизнь хочет быть мальчик.

— Мальчик, но с таким беней, — Иона согнул правую руку в локте и глупо засмеялся. Оля хорошо дала ему по щеке, он не обиделся: когда заслужил — заслужил.

Три дня в доме было спокойно, а на четвертый у Оли с Катериной опять вышло недоразумение: поставили варить борщ, Оля просила присмотреть, ей надо на минуту выбежать в магазин, но невестка так зачиталась своими книжками, что совсем забыла. Оля еще из коридора почувствовала, что пригорает, а та сидела почти рядом и не чувствовала.

— Барышня, — возмутилась Оля, — барышня, на деньги, которые вы приносите в семью, можно купить полторы морковки.

— У нас в Улан-Удэ, — ответила Катерина, — пусть даже дом сгорит, а на беременную женщину кричать не будут. А у вас в Одессе все на крике стоит.

— Боже мой, — Оля схватилась за голову, — где взять силы, чтобы спокойно это слышать.

Два раза в неделю Зиновий, как инвалид войны, теребил военкомат по поводу квартиры. Кроме того, ходатайствовал завод имени Кирова, где Зиновий за три месяца выучился на фрезеровщика и теперь давал сто сорок — сто пятьдесят процентов дневной нормы. Товарищи говорили, что Зиновий Чеперуха почти как летчик Мересьев: выстоять смену на одной ноге у станка не легче, чем давить педали в самолете, тем более, что сидишь в мягком кресле.

Новости, которые Зюнчик приносил насчет квартиры, каждый день повторялись, и Оля просила, чтобы он сам зашел к товарищу Дегтярю, хорошо попросил, и тот нажмет где надо. Зюнчик в ответ смеялся, как глупый мальчик, и говорил: Дегтярь хорошо показывает фокусы и объясняет, как просто получается, а квартира не фокус.

Иона поддерживал жену и тоже требовал, чтобы Зиновий сам лично попросил товарища Дегтяря и не стеснялся напоминать: у Дегтяря не один Зиновий Чеперуха в голове. А еще лучше, пусть зайдут вдвоем, с Катей, Овсеич лишний раз увидит женщину в положении, и совесть подскажет ему, что пора уже, дальше откладывать некуда.

В этот раз Катерина взяла сторону тестя и свекрови, насели опять уже втроем, и заставили Зиновия сдаться.

Иона Овсеич встретил радушно, пожал Зиновию руку, обнял за плечи, для Кати удобно поставил стул, чтобы не сидела на сквозняке, и просил чувствовать себя, как дома.

До начала всякого разговора хозяин категорически потребовал, чтобы гости отведали кофе, для которого он сам заваривал ячмень, молол на мельничке, добавил немножко красного перца, соли и хлебную корочку, тоже зажаренную. Ни одной крошки в стакан не попало, он заранее процедил, но, на всякий случай, хотел еще раз пропустить через марлечку.

От марлечки гости отказались, Катерина выпила чашечку и попросила еще. Иона Овсеич налил и сказал, что у него, как в Грузии: желание гостя — закон. Катерина возмутилась: хорошее дело, товарищ Дегтярь один, а гостей каждый день дюжина.

— Короче, — перебил Зиновий, — мы пришли насчет жилплощади.

Иона Овсеич улыбнулся:

— Понятно, можно не объяснять. Как я вижу, вас уже почти трое.

— Да, — кивнул Зиновий, — и вот возникает вопрос: как быть дальше? Десять метров и четыре взрослых человека — это одно, десять метров и четыре взрослых человека, плюс грудной ребенок — это другое.

— Стоп! — остановил Иона Овсеич. — Пока не родился, будем учитывать реальное положение на сегодня.

Хорошо, согласилась Катя, но тогда пусть товарищ Дегтярь переселяется сегодня к ним и ложится посередине, чтобы старики держались на расстоянии и не грызли ей голову, а то не ровен час — она за себя не в ответе.

— Я слышал, — сказал Иона Овсеич, — сибиряки — спокойные люди со здоровыми нервами, а получается наоборот.

Катя вдруг заплакала: тут никакие нервы не выдержат — на каждом шагу то попрекают, то учат.

— Девочка, — улыбнулся товарищ Дегтярь, — учиться надо всю жизнь и начинать никогда не поздно.

Катерина почувствовала, что кровь сильно прилила к голове, захотелось кричать, но товарищ Дегтярь уже перевел разговор на главную тему — насчет жилплощади. Первым делом, сказал он, надо создать комиссию, чтобы пришла обследовать квартирные условия Чеперухи-сына и Чеперухи-отца, тем более, как один, так и другой — участники Отечественной войны, имеют боевые награды. Во-вторых, надо заранее подготовить справку из медицинского учреждения про факт беременности Катерины. В-третьих, это Дегтярь уже возьмет целиком на себя, общественность даст свое ходатайство и характеристику Чеперухам, как старейшим жильцам дома, которые имеют моральное и законное право на улучшение. В комиссию, можно полагать, райисполком введет товарища Дегтяря, и тогда вся документация своевременно, к началу обследования, попадет в хорошие руки, следовательно, мнение с первого шага будет целиком в нашу пользу.

— Проситель, — подвел итог Иона Овсеич, — вы имеете что-нибудь против?

Проситель, в лице Зиновия Чеперухи, не имел ничего против, но в одном пункте у него была неясность: зачем комиссия райисполкома, если существуют ордер, домовая книга и квитанция квартиросъемщика, где точно указана площадь — десять квадратных метров.

— Какие вы прыткие, — сощурился Иона Овсеич, — как у вас быстро получается. А я понимаю немножко иначе. Начнем. У кого ордер? У квартиросъемщика, то есть у Ионы Чеперухи. Где домовая книга? В конторе домоуправления. Где квитанции? Оригинал — в приходной кассе, а копия — у квартиросъемщика, то есть у того же Ионы Чеперухи. Спрашивается: а при чем здесь Зиновий Чеперуха с его женой Катериной?

Последний вопрос, хотя непосредственно вытекал из предыдущего, почему-то взорвал Зиновия: у человека орден Красной Звезды, медаль за победу над империалистической Японией, одна нога из папье-маше, а он должен доказывать, что он — это он!

— Мальчик, — сказал Иона Овсеич, — мальчик, успокойся, Дегтярь ничего не выдумывает от себя: по какой бы линии вы ни претендовали на жилплощадь — военкомат, завод, ВТЭК, шмек, — без комиссии никто не будет рассматривать, и не заставляйте меня повторять сначала. Когда десятки тысяч людей претендуют и требуют, в каждом случае нужна не одна комиссия, а комиссия, перекомиссия и еще раз перекомиссия. И все равно бывает недостаточно.

В армии, Зиновий наклонил голову, как молодой бычок, и на фронте все было яснее, проще.

Нет, сказал Иона Овсеич, трудности, с которыми народ сейчас встречается, — прямое следствие войны, и давайте не будем противопоставлять, может получиться нехороший ляпсус.

По лицу Зиновия было видно, что он готов опять спорить, но тут встряла в разговор Катерина: весь двор знает, что Дегтярь имеет в городе не меньше авторитета, чем председатель райсовета и, кроме того, они друг с другом на «ты».

Иона Овсеич прищурил один глаз: если он правильно понял, Катерина делает тонкий намек на толстые обстоятельства. Да, это правда, он немножко знаком с председателем райисполкома, в тридцать третьем году вместе работали в политотделе МТС.

Катерина хотела сесть вплотную к столу, ближе к товарищу Дегтярю, но мешал живот.

— Катя, Катя, Катерина, нарисованная картина, — улыбнулся Иона Овсеич, — Катя голову чесала, офицера дожидала. Сибирячка, а хитрее одесситки.

Катя разрумянилась, сказала, с кем поведешься, от того наберешься, а Зиновий слушал и смотрел, как будто посторонний, и от его взгляда делалось неприятно на душе.

— Зиновий, проснись! — громко приказал товарищ Дегтярь.

— Господи, — засмеялась Катя, — теперь-то что, он до самых петухов дрыхнуть может и не повернется.

Иона Овсеич пошутил: не каждый способен, как Беня Крик, когда с дамой сердца он уехал на виноградники в Бессарабию. Катя первый раз слышала про Беню Крика, но догадалась, что он был хороший парень и передовик в своем деле.

Зиновий сидел надутый, как сыч, и объяснил жене: Беня Крик — это знаменитый одесский бандит Мишка Япончик, которого расстреляла Советская власть.

Катерина раскрыла рот и смотрела на товарища Дегтяря.

— Зиновий прав, — скривился товарищ Дегтярь, — но в данном случае мы не брали Беню Крика с политической стороны.

На минуту в комнате стало тихо, за дверью сильно жужжал коммунальный счетчик, кто-то включил утюг или электроплитку. Иона Овсеич прислушивался и укоризненно качал головой: сто раз людей предупреждали, сто раз объясняли, чтобы не пользовались приборами, но пока хорошенько не трахнешь, не отдашь под суд, видно, не поймут.