Двор. Книга 2 - Аркадий Львов

— Доктор, — сказал Иона Овсеич, — если главврач найдет нужным, он сам разыщет меня в партбюро или райкоме.

Дежурный доктор извинился за свою оплошность: действительно, получилось, вроде он не доверяет товарищу Дегтярю и устроил встречный контроль.

На другой день у Ионы Овсеича не было крайней необходимости звонить в больницу: Аня Котляр до работы успела забежать, чтобы отдать горячее молоко, потом из своей больницы сама вызвала партбюро фабрики, Иона Овсеич как раз зашел на одну минуту из цеха, и сообщила, что ночь прошла неважно, выделения усилились.

— А настроение, как настроение? — спросил Иона Овсеич. — Самое главное — настроение.

Насчет настроения Аня не имела сведений, поскольку в палату не пускают, а врач сообщил только объективные показатели: температура тридцать восемь, сильная одышка, кровохарканье. Любопытно, сказал Иона Овсеич, значит, настроение, даже если оно хорошее, не объективный показатель. Очень любопытно.

Степа Хомицкий, хотя на правой руке из пяти пальцев осталось два, приступил к обязанностям слесаря-водопроводчика домохозяйства, которое теперь выросло в три раза по сравнению с довоенным. На партучет он взялся в конторе коммунхоза. По этому поводу Иона Овсеич удачно пошутил: обувщики и коммунальники — два сапога пара.

Пока хозяйничали румыны, водопровод с канализацией пришли в аварийное состояние, и теперь во дворе не было дня, чтобы жильцы могли обойтись без Хомицкого.

Через Иону Овсеича Степа достал на фабрике списанные тиски, губки сто пятьдесят миллиметров, сбил из сороковки неплохой верстачок и мог по вечерам работать дома. Тося возмущалась, потому что комната наполовину была завалена металлическим хламом, как селянская кузня, Степа молчал и продолжал свое: нового крана нельзя было достать за деньги, оставался единственный выход — реставрировать старые, иначе люди будут сидеть без воды.

Однако в одном пункте Степан вел глупую политику: у жильцов двора и соседей он брал за работу по довоенным ценам, в то время как буханка хлеба на Привозе стоила в пятнадцать раз дороже. Тося говорила, дурак дураком и помрет, а Степа отвечал на это, что зарплата у людей какая была, такая осталась.

— Наш Степан, — кричал пьяный Чеперуха, — хочет вернуть время назад, как было до войны! А время бежит, что мои кони, когда они хорошо напились и хорошо наелись.

Девятого февраля товарищ Сталин выступил с исторической речью на предвыборном собрании перед избирателями Сталинского округа города Москвы. Наряду с задачами первой послевоенной пятилетки, которая предусматривала полное восстановление довоенного объема производства уже в тысяча девятьсот сорок восьмом году, то есть за три года, товарищ Сталин раскрыл грандиозные перспективы нового мощного подъема народного хозяйства СССР в три пятилетки или, может быть, в несколько больший срок. Выплавка чугуна будет поднята до пятидесяти миллионов тонн в год, выплавка стали — до шестидесяти миллионов тонн, добыча угля — до пятисот миллионов тонн, нефти — до шестидесяти миллионов тонн, а выработка электроэнергии — до двухсот пятидесяти миллиардов киловатт-часов. Таким образом, мы создадим материально-техническую базу коммунизма и одновременно будем гарантированы от всяких случайностей международного положения. Строительство коммунистического общества, которое было прервано вероломным нападением гитлеровской Германии в сорок первом году, пойдет новыми, невиданными прежде даже у нас, темпами, и коммунизм из светлой мечты человечества станет повседневной былью и буднями.

В день выборов Иона Овсеич собрал вокруг себя несколько человек и под большим секретом сообщил, как ему лично кажется, товарищ Сталин сам имеет серьезное намерение пожить при коммунизме, а это, к слову, тоже неплохая гарантия.

Сразу после выборов двор приступил к изучению исторической речи товарища Сталина. Собрались у Ионы Овсеича, поскольку он теперь был один. Клава Ивановна, Тося Хомицкая и Дина Варгафтик заранее топили печку, люди приходили в теплую квартиру и чувствовали уют.

На первом занятии уделили главное внимание экономическому положению СССР на конец войны, когда Гитлер был разгромлен у себя в логове, и отчетливо вырисовывалась картина беспримерных разрушений и грабежей, произведенных оккупантами за время их хозяйничанья. Общее число уничтоженных и приведенных в негодность предприятий составило тридцать одну тысячу восемьсот пятьдесят, здесь работало около четырех миллионов рабочих. В угольной промышленности Донбасса и Подмосковного бассейна было разрушено и разграблено тысяча сто тридцать пять шахт, дававших ежегодно более ста миллионов тонн угля; в системе энергохозяйства оккупанты сожгли и взорвали шестьдесят одну крупнейшую и большое количество мелких электростанций. В черной металлургии были разрушены шестьдесят две домны, двести тринадцать мартеновских печей, двести сорок восемь прокатных станов, а число коксовых печей достигло чудовищной цифры — четыре тысячи семьсот, то есть почти пять тысяч! Разрушению подверглись семьсот сорок девять заводов тяжелого и среднего машиностроения, на которых было занято девятьсот девятнадцать тысяч рабочих, шестьдесят четыре станкостроительных и абразивных завода, сорок одно предприятие электротехнической промышленности. Фашистские захватчики разрушили также тысячи предприятий легкой, текстильной и пищевой промышленности.

Что касается нашей Одессы, то здесь не требовалось никаких цифр, ибо каждый имел возможность видеть собственными глазами. Достаточно лишь напомнить, что заводы имени Октябрьской революции, имени Дзержинского, судоремонтный, «Большевик», хлебозавод, мясокомбинат, кондитерская и джутовая фабрики были разрушены дотла, а январцы, когда пришли со своим парторгом Савицким, чтобы восстановить родной завод имени Январского восстания, застали кучи битого кирпича и километры покрученного железа. Буквально из ничего начали вдыхать жизнь в энергохозяйство, сердце завода, начальник цеха Хижняков, механик Бобровский, электромонтер Медынский и машинист Горелик. В сорок первом году Константин Симонов, который был тогда в Одессе военным корреспондентом, следующим образом писал о героях-январцах: здесь люди проводили сутки напролет не выходя, причем рабочее время определялось не количеством часов, не количеством бессонных ночей, а только тем, когда будет готов танк: «Вот закончим танк, тогда и пойду спать», — это была единственная мера времени на заводе.

Два года назад, в сорок четвертом, возвратившись на родной завод, который превратился в одну сплошную руину, люди сами установили для себя порядок и правила, как в незабываемом сорок первом, когда стоял вопрос о жизни и смерти Одессы. Результат хорошо известен и нет смысла повторять: уже план сорок четвертого года январцы перевыполнили вдвое.

Временная потеря ряда важнейших индустриальных и сельскохозяйственных районов в первый период войны, колоссальные разрушения, причиненные врагом советской экономике, отвлечение от производительного труда миллионов трудящихся — все это привело к тому, что к окончанию войны народное хозяйство СССР, несмотря на исключительно большие успехи восточных районов Урала, Сибири и Средней Азии, по объему промышленного производства оказалось на уровне более низком, чем было в тысяча девятьсот сороковом.

Иона Овсеич сделал небольшую паузу. Дина Варгафтик качала головой и тихонько плакала в носовой платок: заводы, шахты, колхозы, совхозы, сеялки, жатки можно построить опять, а людей, которые полегли, не поднимет уже никакая сила на свете. Ее Гриша на заводе «Красный Профинтерн» был первый токарь, он бы теперь день и ночь сидел у себя в цехе, чтобы выполнить и перевыполнить план. Часто он приходил домой с третьей смены, уже светало, и хоть бы раз она услышала от него жалобу, что устал, нездоровится или просто хочется отдохнуть после бессонной ночи. Наоборот, всегда была шутка, смех и такие веселые глаза.

Клава Ивановна сказала Дине, чтобы перестала плакать: достаточно пролито слез, кого нет, того уже нет, а у нас долг перед своими детьми и внуками, и нельзя успешно идти вперед, если поворачиваться лицом все время назад.

— Ты права, Малая, — поддержал Иона Овсеич, — надо еще добавить, что наш труд не только для своих детей и внуков, а одновременно лучший памятник погибшим, ибо мы осуществляем на деле мечту всей их жизни, до последнего дыхания.

На следующем занятии Иона Овсеич сообщил хорошую новость: соцсоревнование охватило по стране уже две трети всех рабочих, включаются все новые и новые отряды. Токари-новаторы — это особенно приятно будет узнать нашей Дине Варгафтик — повысили скорость резания с 70–80 метров в минуту до 1000–1500 метров. В народе скоростников прозвали людьми, опережающими время. Поскольку придается особое значение повышению активности и самодеятельности масс, на заводах и фабриках всемерно оживляются производственные совещания, число их, по предварительным расчетам, составит в текущем году не менее трех, а возможно, и четырех миллионов.