Кромка - Василий Сахаров

— Все! Хватит! Я много пить не могу, организм не позволяет. Это тебе хорошо, ты молодой. А мне уже годков прилично и две контузии. Так что давай просто посидим еще минут десять, поговорим и разбежимся.

— Как скажете, Иван Иваныч.

Машинально я потянулся к карману камуфляжа за сигаретами, но их не было. И чтобы как‑то себя занять, постучал пальцами по столешнице, а Ельников спросил:

— Куришь?

— Бросаю.

— Это правильно. Здесь с этим строго. Хороший табак покупать дорого. Правда, есть домашний, но трубку курить это целая философия.

— Вот и я так думаю. Иван Иваныч, что скажете, можно здесь жить?

— Жить везде можно, где люди есть, только привыкнуть надо. Ты уже не маленький, сам все понимать должен. В каждом обществе есть свои плюсы и минусы, и к ним надо привыкнуть.

— А поконкретней?

Ельников поморщился. Видно, спирт был не особо качественный и его слегка мутило. Но он собрался и ответил:

— В плюсы можно отнести то, что здесь есть свобода. Относительная, конечно, но она имеет место быть. Хочешь, иди направо, а хочешь, топай налево. Без проблем. Никто тебе не указ, особенно если решишь самостоятельно по лесам бродить, как ведьмаки или изверги. А в минусы можно записать то, что свободу эту, точно так же как и жизнь, потерять очень легко. Кругом дикари, монстры, бесы, демоны, бандиты, секты и мелкие феодалы. Везде свои правила и чуть что не так, никакого суда не будет. Поэтому, если ты решил жить среди людей, ради своего выживания просто обязан примкнуть к серьезной структуре. Так что Олег ты правильно сделал, что в повольники подался. На начальном этапе это наилучший вариант. Они ребята суровые, но с понятиями, что такое хорошо, а что плохо. Опять же удачно сложилось, что ты в Каменце оказался. Это самый нормальный анклав на пару тысяч километров вокруг, и если есть желание и деньги, даже можно домой письмо послать. Его, само собой, перлюстрируют. Но общую информацию родне сможешь передать и успокоить близких тем, что жив.

— Некому мне писать, — пробурчал я и задумался. Земляк подтвердил мои мысли о повольниках и Каменецком княжестве. Однако он упомянул извергов и ведьмаков, про которых мои новые товарищи ничего не рассказывали, и я поинтересовался: — Иваныч, а кто такие изверги и ведьмаки?

Бородач встряхнулся и сам спросил:

— А ты до сих пор про них ничего не слышал?

— Нет.

— Ну, это и понятно. Не любят их повольники. Они сами себе на уме и было такое, что ради своих целей лесовики несколько раз отряды подставляли. А если подробней, то слушай. Изверги это те, кто бросил общество, к людям не выходит и сам по себе в дебрях бродит. Ты можешь спросить зачем? А я тебе отвечу. Ради того, чтобы нечисть и нежить изничтожать без всякой жалости. И, как правило, это люди, потерявшие в своей жизни все. Они ничего не боятся, и у них нет страха. Это придает им сил для борьбы, и они словно одержимые делают все для того, чтобы убить еще одного мутанта, черта или беса. При этом извергам не важна жизнь других людей. Главное — достижение конечной цели. Так что с этими дикарями, если их в лесу встретишь, надо быть осторожным. Любой может попробовать у тебя оружие отобрать, и использовать повольника как приманку для нежити.

Мой собеседник замялся, и я поторопил его:

— А ведьмаки кто?

— Про ведунов и ведуний уже знаешь?

— Да.

— Так вот, ведьмаки это тоже ведуны, своего рода экстрасенсы и немного колдуны. Только заточенные конкретно на войну с тварями из Нижнего Мира и пособниками демонов. Это воины старой формации, оставшиеся на Кромке еще со времен большого славянского переселения и древних працивилизаций минувших тысячелетий. Огнестрельное оружие они почти не признают. Многое знают и умеют, о чем никому не говорят, и подобно извергам, всех остальных людей считают слабаками и расходным материалом. Поэтому ради уничтожения своих исконных врагов ведьмаки идут на все.

— Пример можно?

— Запросто. Три года назад явился в Каменец ведьмак Яросвет и захотел отряд нанять. Цену давал хорошую, и Рыжий Ян заключил с ним контракт. Бойцы ушли в леса на правую сторону Тихой, а спустя год ведьмак снова оказался в городе, один и без отряда. На него попытались наехать и потребовали ответа — где отряд Рыжего Яна. Да куда там? Он один пятерых опытных ветеранов положил, хорошо еще, что не насмерть. А князь Людота, местный правитель, его оправдал, и мы ведьмаку ничего сделать не смогли. Такие вот дела. Полсотни опытных бойцов в дебрях сгинули, и нет никаких объяснений относительно того, что с ними произошло, а наниматель снова исчез в лесах.

— И что, много их, извергов и ведьмаков?

— Про извергов никто точных цифр не знает. За все годы, что я здесь, десяток раз с ними пересекался, натуральные дикари с повернутой психикой, и на уме только одно — месть. Думаю, что в лесах и горах извергов не более пяти сотен, в основном мужчины, хотя в отрядах и женщины попадаются. А про ведьмаков скажу, что вблизи Перуновых гор этих супервоинов четыре человека. Немного. Поэтому имена и прозвища ведьмаков известны повсеместно: Яросвет Ветер, Вадим Рысь, Велимир Туман и Боромир Плеть. — Сказав это, покачиваясь из стороны в сторону и, опираясь на стол, Ельников встал, а затем сказал: — Устал я, пора спать.

Я тоже поднялся:

— Пойдем, Иваныч, провожу тебя. Мне все равно в город надо, так что нам по пути.

— В город это хорошо, там бабы, а тебе, сто процентов, после перехода расслабиться надо, — одобрил Иван Иваныч.

Переговариваясь, мы прошли мимо сидевшего в глубоком кресле Карпыча. Затем спустились вниз и расстались. Ельников направился к соседнему шестиэтажному зданию, а я зашагал по освещенному фонарями пустынному плацу.

Вокруг тихо и спокойно, а с горных вершин поддувал свежий ветерок. Я поежился и подумал, что следовало надеть куртку. А затем увидел, что от КПП навстречу идет Елена. Ведунья была одна, и в гражданской одежде выглядела весьма привлекательно. Стройная симпатичная женщина слегка за тридцать с хорошими формами, в облегающем тело темно — сером костюмчике, юбке до колен и толстом жакете. Не дать и не взять, работник культпросвета, который после трудового дня возвращается домой.

— Добрый вечер, — поприветствовал я женщину.

— Добрый, — ведунья кивнула и спросила: — Это правда, что завтра мы в Лику отправляемся?

— Все так.

— А ты, значит, с нами?

— Да.

Женщина собралась продолжить движение к общежитию, где у нее имелась отдельная комната, и я предложил:

— Тебя проводить?

— С чего бы это? — удивилась Елена.

— Хочется пообщаться с красивой женщиной и боевым товарищем, — ответил я.

Правая бровь ведуньи удивленно приподнялась вверх. После чего она смерила меня взглядом и, неожиданно, благосклонно, словно королева, кивнула:

— Проводи.

Словно заправский кавалер, я предложил даме локоть, и мы двинулись к месту постоянной дислокации отряда Германа. Идти было недалеко, но мы никуда не торопились. Поэтому шли медленно, петляли по дорожкам между зданий, и много разговаривали. Сначала ни о чем, о какой‑то чепухе, местных новостях и ценах на разные товары. Затем Елена сообщила, что Серж минимум на неделю остается в госпитале, и в походе участия не примет. А после, видимо, под действием алкоголя, я сделал то, что не осмелился бы сделать, если бы был трезв и воспринимал ситуацию адекватно.

Мы остановились рядом с общежитием, в тени каменного здания, под желтым неярким светом из окна — амбразуры на первом этаже. Я повернулся к Елене, посмотрел на нее и понял, что если прямо сейчас не поцелую ее и не прижму к себе такое желанное женское тело, это будет слабостью. Мы сблизилось, и Елена не отстранилась. Рука женщины соскользнула с локтя, и она почему‑то потупилась. Хотя раньше я всегда первый отводил взгляд. Но сейчас что‑то переменилось. Меня переполняла уверенность в себе и собственной неотразимости. И вдохнув исходящий от Елены запах, какой‑то травяной сбор в смеси с легким местным парфюмом, я словно стал выше ростом и шире в плечах. После чего, осторожно прикоснувшись к шраму на щеке ведуньи, сказал:

— Ты очень красивая женщина, Елена.

— Скажешь тоже, — тихо ответила ведунья, по — прежнему, не отстраняясь. — Когда мы не в походе, я обычная баба, которая хочет тепла и спокойствия. Таких вокруг много.

Это было сказано нейтральным тоном. Но я расценил слова Елены как намек, что она не против продолжения. Поэтому прикоснулся к лицу женщины второй ладонью, приподнял его за теплый подбородок и поцеловал ведунью в губы.

Поцелуй был мягким и нежным. Елена ответила, и наши языки сплелись. Затем движения становились все настойчивее, и она сама прижалась ко мне. А я? Что я? У меня давно не было женщины. У Елены, если судить по ее порывистости, с личной жизнью тоже не клеилось. Ну, это и понятно. Ведь повольники воспринимали ее исключительно как боевую единицу ватаги. И на того, кто пытался к ней подкатить с чувствами и цветами, смотрели как на подрывающего боеспособность всего отряда вредителя. Впрочем, в этот момент, когда мы ослабили над собой контроль, это было неважно. И оторвавшись от женщины, я выдохнул: