Прости меня, Леонард Пикок - Мэтью Квик

Что очень важно, уж можете мне поверить, даже если большинство тупоголовых кретинов этого и не ценят.

Случались такие дни, когда герр Силверман оказывался единственным человеком, кто смотрел мне в глаза.

Единственным человеком за весь день.

Казалось бы, такая простая вещь, но именно простые вещи и имеют значение.

– Итак, – закрыв дверь, начинает герр Силверман[38]. – Ты хотел со мной поговорить.

– Я о том вопросе, который сегодня задал в классе.

Он садится за соседний стол и говорит:

– А… насчет того, как поступить с нацистским пистолетом.

– Да. Скажите, а вы считаете возможным изменить смысловую окраску определенного предмета с резко отрицательной на положительную?

– Безусловно, – отвечает он.

Я ожидаю продолжения, но он молчит, и это меня немного нервирует, я теряюсь и не знаю, что еще можно сказать, поэтому просто лезу в карман и достаю коробочку в розовой обертке:

– Это вам.

– А по какому случаю подарок? – улыбается герр Силверман.

– Скажу, когда откроете.

– Ладно, – соглашается он и начинает аккуратно снимать розовую бумагу. Открывает маленькую коробочку, смотрит на меня, поднимает брови и говорит: – Неужели это именно то, что я думаю?

– Да, это «Бронзовая звезда», которой был награжден дедушка за то, что во время Второй мировой войны собственноручно убил высокопоставленного нациста.

– Но почему ты ее мне отдаешь?

– Ну, по куче причин. Большинство из которых так просто и не объяснишь. Вот именно поэтому люди и дарят подарки, разве нет? Им трудно выразить себя с помощью слов, поэтому они дарят подарки как символ своих чувств. Я начинаю думать, что мир был бы гораздо лучше, если бы медали давали прекрасным учителям, а не солдатам, которые во время разных там войн убивают врагов. И в свете наших разговоров о Второй мировой войне и попытки понять причину всех этих ужасов, я тут подумал, что могу изменить отрицательный смысловой аспект этой медали на положительный, если вручу медаль вам. Возможно, это не слишком разумно. Я не знаю. Но я хочу, чтобы медаль была у вас, о’кей? Для меня это важно. Вы можете хранить ее в ящике письменного стола, и всякий раз, когда у вас возникнет чувство, что преподавание не стоит того, вы вспомните о том чокнутом парнишке, Леонарде Пикоке, который любил ваши уроки и подарил вам дедовскую «Бронзовую звезду» в качестве награды за то, что вы такой отличный учитель. А вдруг медаль поможет вам идти вперед. Я не знаю.

– Леонард, я польщен. Правда польщен, – говорит он и очень серьезно, впрочем, как и всегда, смотрит мне прямо в глаза. – Но почему ты решил отдать мне медаль именно сегодня?

– Думаю, просто так. Сегодня вроде вполне подходящий день, – напропалую вру я, но как-то не слишком убедительно.

– У тебя есть дедушкин пистолет времен Второй мировой, да? – спрашивает он, и я чувствую, что у меня начинает съезжать крыша.

– Что? – переспрашиваю я, изображая святую невинность, и неожиданно ловлю себя на том, что пишу на крышке стола свое имя.

Интересно, и зачем я это делаю?

Интересно, и почему герр Силверман не говорит мне, чтобы я прекратил портить школьное имущество?

– Леонард, я хочу кое-что тебе сказать и надеюсь, ты не обидишься. Внезапное изменение внешности. Ты действительно подстригся, да? – (А я просто снова и снова пишу свое имя на столе.) – Отдаешь ни с того ни с сего ценные вещи. Это явный признак. Люди с суицидальными наклонностями часто делают подобные вещи. И я боюсь, что ты в опасности.

Л-Е-О-Н-А-Р-Д-П-И-К-О-К

Л-Е-О-Н-А-Р-Д-П-И-К-О-К

Л-Е-О-Н-А-Р-Д-П-И-К-О-К

Я продолжаю выводить буквы на крышке стола.

Зачем?

Раньше я никогда не писал свое имя на крышке стола.

– Ты пытаешься мне что-то сегодня сказать, а? – спрашивает он.

– Не совсем так, – не поднимая глаз, отвечаю я. – Я просто хотел, чтобы вы знали, как много значат для меня ваши уроки.

Он молчит, но напряженно вглядывается мне в лицо, и я могу сказать точно, что он переживает за меня так, как, наверное, никто другой, поэтому, если я хочу выбраться отсюда и осуществить свою миссию, нужно срочно применить все свои актерские способности.

Я загоняю эмоции внутрь и в очередной раз пускаю в ход голливудскую улыбку. Улыбаюсь ему, натужно смеюсь и говорю:

– Возможно, я непременно захотел бы покончить с собой, если бы не ходил каждый день на занятия в вашем классе. Реально захотел бы. Ваши уроки – единственное, что заставляет меня держаться за жизнь.

– Это неправда. Есть масса вещей, ради которых стоит жить. Леонард, в будущем тебя непременно ждет много хорошего. Я уверен. Ты даже не представляешь, сколько интересных людей ты встретишь на своем жизненном пути после окончания школы. Твоя спутница жизни, твой лучший друг и самый замечательный человек, которого ты когда-либо знал, прямо сейчас ждет окончания средней школы и возможности войти в твою жизнь. Вероятно, она даже испытывает те же чувства, что и ты, вероятно, мечтает о тебе, надеясь, что тебе хватит сил продержаться до наступления светлого будущего, где вы непременно встретитесь. Скажи, после нашего последнего разговора ты взялся за те письма? Письма из будущего? Ты попробовал это сделать?

– Нет, – вру я, потому что написание этих писем делает меня слишком эмоционально уязвимым и прямо сейчас мне неохота возвращаться к этой теме. Мне необходимо сосредоточиться на ближайшей задаче. – Может, начну сегодня вечером.

– Не откладывай в долгий ящик. Тебе точно станет легче.

И тут я снова начинаю думать о тайне, которая меня мучает. И не знаю почему – может, потому, что другого шанса не будет.

– Герр Силверман, а можно задать вам личный вопрос?

– Спрашивай.

Пока я пытаюсь собраться с духом, мы несколько секунд сидим молча. И когда я наконец решаюсь открыть рот, мой голос предательски дрожит.

– Почему вы никогда не закатываете рукава и не носите рубашки с коротким рукавом? И почему по пятницам не надеваете, как все, тенниску?

У меня жутко колотится сердце: кажется, еще чуть-чуть – и треснут ребра, потому что я, типа, верю, будто ответ герра Силвермана может меня спасти. Хотя сейчас это уже не имеет смысла.

– Значит, ты заметил, да? – спрашивает герр Силверман.

– Угу. Я давным-давно ломаю над этим голову.

Он смотрит на меня с легким прищуром и говорит:

– Давай заключим соглашение. Ты пишешь письма из будущего, а я скажу тебе, почему никогда не закатываю рукава. Ну что, идет?

– Конечно, – отвечаю я и улыбаюсь, потому что герр Силверман реально думает, будто составление этих писем обязательно поможет.

Он всегда готов прийти на помощь запутавшимся школьникам вроде меня. И я на секунду забываю, что уже написал письма и вообще завтра меня на этом свете уже не будет, значит я никогда не узнаю, почему герр Силверман категорически не закатывает рукава.

– Вам понравился подарок?

– Я весьма польщен, что ты высоко ценишь меня как педагога, но я не могу оставить это у себя, Леонард. – Он кладет медаль в коробочку. – Это фамильная ценность. Твоя по праву рождения.

– Тогда можете на время оставить медаль у себя, пока я не решу, что с ней делать? – Сейчас у меня совершенно нет желания спорить. – Хотя бы на одну ночь? Сделайте мне такое одолжение.

– Почему?

– Просто потому. Хорошо?

– Хорошо, – отвечает он. – Только на одну ночь. Ты ведь придешь завтра ее забрать? Обещаешь?

Я знаю, что он делает: дает мне задание, вынуждающее меня непременно быть здесь завтра. И мне сразу становится лучше, даже странно, что я все еще могу иногда чувствовать себя лучше.

– Да, – вру я. – Я буду здесь завтра.

– Хорошо. Я очень хочу видеть тебя здесь каждый день. Я буду в отчаянии, если твое место останется пустым. В полном отчаянии.

Наши глаза встречаются, и я думаю о том, что герр Силверман – единственный человек в моей жизни, который никогда не пудрит мне мозги, и, возможно, единственный в нашей школе, кому не безразлично, исчезну я или буду ошиваться поблизости.

– Правительство должно дать вам медаль за то, что вы такой хороший учитель, герр Силверман. Серьезно. Действительно должно.

– Спасибо, Леонард. Ты уверен, что нормально себя чувствуешь? Больше ни о чем не хочешь поговорить, а?

– Уверен. И на самом деле мне надо увидеться с нашим консультантом-психологом. Миссис Джиавотелла уже доложила о моем «странном поведении». Не сомневаюсь, что у вас тоже попросят дать профессиональное заключение по поводу моего душевного здоровья. Но сейчас мне надо в кабинет к начальству. Поэтому, даже если у меня полный сумбур в душе, суперконсультант миссис Шенахан с ходу приведет меня в порядок с помощью рутбирного леденца и только потом отпустит домой. Так что не волнуйтесь, хорошо? – Я поднимаю глаза проверить, повелся ли он на мои враки, и вижу, что не повелся. Поэтому я говорю: – Простите, что исписал ваш стол. Хотите, я сейчас все сотру?