Среди обманутых и обманувшихся - Василий Розанов

Материнская грудь — спрятана и заменена «лепешкой»; и как в последующих толкованиях («ограда закона»), этот оттенок Библии еще унежен и раздвинут: к «груди» сейчас и приставлен ребенок: картина, вовсе не нуждающаяся в греческих скульптурах, ибо говорит нежностью больше мрамора.

Еще из области незаметных переиначиваний: дано знать всем христианам, что потоп был «за разврат», «нарушение VII заповеди». Между тем вот совсем другой тон объяснения потопа:

«Поколение потопа возгордилось вследствие благоденствия, как сказано (Иова, 21,9): „Дома их безопасны от страха, и нет жезла Божия на них. Вол их оплодотворяет и не извергает, корова зачинает и не выкидывает. Как стадо, выпускают они малюток своих, и дети их прыгают. Восклицают под голос тимпана и цитры и веселятся при звуке свирели; проводят дни свои в счастье и лета свои в радости“ (удивительный язык! вот картина уже не аскетического жития: и однако, — в книге Иова — святого. — В. Р.). Гордость (этим счастьем) подвигнута их (жителей до потопа) на то, что они сказали Богу: „Отойди от нас, не хотим мы знать путей Твоих! Что Вседержитель, чтобы нам служить Ему? и что пользы прибегать к Нему“ (из Иова же, 21,14). Они говорили: „Разве нам нужны Его дожди, ведь у нас есть реки, которыми мы пользуемся, и мы не нуждаемся в Его орошении“. Им тогда сказал Святой, — благословен Он: „Вы гордитесь передо Мной тем добром, которое Я дал вам, этим же Я накажу вас“. И проч., - и послан был потоп (Трактат Coma, гл. I).

А между тем, не только „и прочие“, но и Вл. Соловьев объясняет потоп „излишнею чувственностью“. Тенденция скопческая, можно сказать, лезет из всех пор (отверстий в коже) нашей цивилизации.

В одном месте Талмуда (трактат Кетубот, гл. I, Тосефта) есть темное место, которого невозможно истолковать иначе, как в смысле чрезвычайного благоприятствования тому, что обычно нами понимается как „нарушение VII заповеди“. Вот оно в дословном, неясном тексте:

„Равви Иосиф сказал: однажды девочка („т. е. в возрасте до 12 лет“, примеч. г. Переферковича) спустилась, чтобы зачерпнуть воды из источника, и была изнасилована. Равви Иоанн, сын Нури, решил: если большинство горожан вправе породниться со священниками, то и она может выйти за священника“.

Эта часть Талмуда произошла при живом Храме, т. е. до Р. Хр. („есть священники“). О каком-то „источнике“ говорится; и что случай — произошел около него. Неизвестно лицо совершившего насилие, т. е. девочка, очевидно, в несколько удаленной (от своего дома) и незнакомой области. Требуется определить лицо, так как, по Моисееву закону, изнасиловавший женится на изнасилованной. Тогда, на затруднение об этом одного учителя, другой отвечает, что она „должна выйти за священника“, т. е. самый источник находился где-то в области исключительного жительства священников, вне сомнения, — близко к Храму. И добавляет: „Если большинство горожан вправе (!!) породниться со священником“ — решительно без всякого упрека изнасиловавшему священнику, пусть бы даже женатому (кажется, священники все были женаты). Какая разница со всемирным скандалом, какой у католиков, у протестантов, у нас поднялся бы по такому случаю! Между тем Талмуд — их священная книга, как бы для нас это были „Правила св. отец“.

Священники чуть ли даже не имели преимущества в этом отношении, вообще не представлявшем стеснения, например:

„Она беременна, и на вопрос: „От кого сей плод?“ — она отвечает: „От такого-то, он священник“; Гамалиил и Элеазар толкуют: „Она достойна веры“, а р. Иисус говорит: „Не ее показанием мы живы, но она считается беременной от нефинея (полуязычник) и мамзера («незаконнорожденного»), пока не приведет доказательства своим словам. (там же).

Самый вопрос мог быть предложен, при неизвестности, от кого она беременна, только девушке или вдове; и вопрос предлагается без всякого осуждения факту. Но священники — единственная аристократия в священной теократии. И «учителя закона» опасаются только, не приписывает ли она излишней аристократичности своему плоду, в «праве» ли она на долю особого уважения, какое бы ей принадлежало вследствие зачатия от священника. По вышеприведенному отрывку, священник этот, конечно, не «побивается камнями», но еще пытливо спрашивают у граждан: «Ведь вы вправе породниться со священником?»

При таких условиях что значило «побиение камнями»?!! Бей сколько хочешь — пустой воздух. Сошла зачерпнуть водицы в источник подальше от дома: и вот — все совершилось и кончилось. Ибо натура человеческая, инстинкт Адама, восхищенного красотою матери всех женщин (Евы), уже самый этот инстинкт обеспечивает, что, вероятно, среди десятков и сот как бы юных семинаристов (в «священники» храма определялись начиная с 13 лет и позднее), конечно, найдется же хоть один, кто воззрит на пришедшую сюда как на Еву. Таким образом, девушки израильские были, конечно, стыдливы, как газели; были — пугливы; но никто этого не доводил далеко, не истощал терпения до старости. Еще более они были кротки и пассивны (вечная черта, отмечаемая и в Библии) и послушны заповеди Божией (о размножении), и им хорошо известной. И вот, в Иерусалиме, имея как бы вечный (при Храме) запас мужской силы, по ее натуре вечно ищущей расширения, — близ этого немого источника (не названо его имя) могли израильтянки, стыдливо опустив очи, — пройти мимо «источника». «И что случилось — то случилось», — как говорит в подобных случаях Шехеразада.

И права родителей — кончены. И храм — не протестует.

«Обольстивший платит три пени, а изнасиловавший четыре. Обольстивший платит за бесчестие, за ущерб и еще кенас, а изнасиловавший платит, кроме того, и за страдание. Какая разница между изнасиловавшим и обольстившим? Изнасиловавший платит за страдание, а обольстивший за страдание не платит, изнасиловавший платит тотчас же, а обольстивший — когда отпустит (т. е. он живет с нею, пока она ему и ей он нравится: и следовательно, если „обольстивший“ вовсе с нею не разойдется, то и ничего не платит; следовательно, права „обольщения“, без всякого уже наказания, даже денежного, принадлежали, безусловно, всем израильтянам, как и право „быть обольщенной“ принадлежало же всем израильтянкам с самого юного, отроческого возраста); изнасиловавший пьет из своего горшка (=обязан жениться и не может с нею развестись), а обольстивший, если пожелает отпустить, — отпускает» (т. е. когда «разонравились» друг другу).

Это — «Мишна», «толкование закона» (Моисея); вот к ней тосефта, т. е. как бы «хрестоматия» мнений «учителей».

«Какая разница между изнасиловавшим и обольстившим? Изнасиловавший платит за страдание, а обольстивший за страдание не платит. Равви Симон говорит: ни тот ни другой за страдание не платит, ибо она все равно должна бы впоследствии испытать это страдание (!! т. е. при правильном замужестве). Ему возразили: добровольно (= с охотою) сожительствовать не то, что сожительствовать против воли».

Кстати, полное неведение Н. М. Минского об этой стороне: сколько он насказал патетического о страдании девушки изнасилованной — «и которая всю жизнь должна оставаться женою этого, может быть нелюбимого, человека» (его слова). Между тем все это — патетические пустяки, ибо не было ничего подобного! Вот правило:

«Изнасиловавший обязан жениться на изнасилованной; но она может потребовать развода — и тогда он уже кетубы (залог денег при браке на случай развода, всегда поступающий в пользу разведенной жены) не платит» (Талмуд, т. III, стр. 125).

Очевидно, что этими правилами всякое существо формализма было раздроблено до последних осколков, — и родителям оставалось только как можно поспешнее выдавать дочерей замуж или держать безвыходно дома; но и в последнем их ограничивала плодящаяся израильская община: только до 13 1/2 лет отец был вправе удерживать дочь. Вот правила:

«Дочери, вышли ли они замуж до достижения богера (13 1/2 лет) или достигли богера до выхода замуж, — потеряли право на пропитание (родительское), но не на содержание. Равви Симон, сын Элеазара, говорит: они потеряли право и на содержание. Как же им поступить? Они нанимают себе мужей и получают содержание» (Трактат Кетубот, гл. IV, Тосефта).

Г-н Переферкович делает подстрочные примечания:

«Девушка выходит из-под власти отца или благодаря замужеству, или благодаря богеру» («того ради оставит отца и мать», т. е. в инстинкте плодородия и достигнув плодородных лет, девушка ли, юноша ли родителям повиноваться не обязаны, но Богу). И другое примечание: «Симон, сын Элеазара, полагает, что девушки, достигшие богера до выхода замуж, потеряли право на десятую часть наследства, составляющую их (законное) приданое. Поэтому они должны стараться выйти замуж до богера, предлагая даже деньги тем, кто хочет на них жениться». Конечно, — с правом сейчас же развестись, но уже забеременев или во всяком случае — сбросив презренное девство.

Ну, как не повторить из Иова о всей этой картине: «Вол оплодотворяет и не извергает, корова зачинает и не выкидывает. Как стадо, выпускают они малюток своих, и дети их прыгают. Восклицают под голос тимпана и цитры и веселятся при звуке свирели»… И только та разница с людьми до потопа, что не забывают Бога, зная, что — от Него и воды, и дождь, и реки: вплоть до неназванного «источника» близ места жительства священников, где с проходившими девушками случалось то, после чего родителям их оставалось только отдать дочь «за кого-нибудь из тамошних жителей»..И в самом деле: родители наши сами несут великую муку за дочерей, якобы «павших». «Опозорила, глаз некуда показать! пальцами указывают». Но когда компактно весь народ, и во главе всех Храм, священники, первосвященник, да и сам закон, Моисей, пророки, указывали пальцами: «Смотрите, у него дочь уже подходит к 13 годам и все еще не беременна», — то не менялась ли радостно его психология на обратную с теперешним нашим испугом. И не от того ли за «обольщение» ничего, в сущности, не платили, да и даже за «насилие», вероятно с слабым сопротивлением, платили чуть-чуть, что горести это вовсе не причиняло никакой в сущности. И Храм, и народ, и священники радовались беременной, и уступали ей дорогу, и встречали ее песнями, и провожали свирелью. И думается, более всего, однако, радовались самые родители, потомки предков своих и предки будущих потомков, что так согласно и Храм, и певцы слились с их безмолвным желанием: видеть детей от детей — еще с большею радостью, чем своих детей[20].