Киноповести - Василий Макарович Шукшин

«Вот теж морда!» – поносил он себя. Ему было стыдно, и он был очень благодарен начальнику.

На другой день рано утром к Максиму влетел Игнат. Внес с собой шум и прохладу политых асфальтов.

– Максим!.. Я поехал! Будешь провожать-то?..

Максим вскочил с кровати.

– Я быстро. А яд-то я достал вчера! Я сейчас…

– Давай. Только – одна нога здесь, другая там! – орал Игнат. – Пятнадцать минут осталось. Жена сейчас икру мечет в вагоне. Я тоже достал флакон.

– Она уже там, Тамара-то? – Максим прыгал по комнате на одной ноге, стараясь другой попасть в штанину.

– Там.

– Сейчас… мигом. Мы в магазин не успеем заскочить? Хотел тоже каких-нибудь подарков…

– Да ты что! – взревел Игнат. – Я что, по шпалам жену догонять буду?!

– Ладно, ладно…

Побежали вниз, в такси.

– Друг, – взмолился Игнат. – Десять минут до поезда. Жми на всю железку! Плачу в трехкратном размере.

Жена ждала Игната у вагона. Оставалось полторы минуты. Она вся изнервничалась.

– Игнат, это… это черт знает что такое, – встретила она мужа со слезами на глазах. – Я хотела чемоданы выносить.

– Порядок! – весело гудел Игнат. – Максим, пока! Крошка, цыпонька, – в вагон!

Поезд тронулся.

– Будь здоров, Максим!

Максим пошел за вагоном.

– Игнат, передай там: я, может, тоже скоро приеду! Не забудь, Игнат!

– Не-ет!

Максим остановился.

Поезд набирал ходу.

Максим опять догнал вагон и еще раз крикнул:

– Не забудь, Игнат: скажи – приеду!

– Передам!

Надо было уже бежать за вагоном.

– Игнат, скажи!..

Но Игнат уже не слышал.

Уже расходились с перрона люди.

А Максим все стоял и смотрел вслед поезду.

…Уже никого почти не осталось на перроне, а Максим все стоял. Смотрел в ту сторону, куда уехал брат. Там была Родина.

Летит степью поезд.

Кричит…

…Игнат пинком распахнул ворота, оглядел родительский двор и гаркнул весело:

– Здорово, родня!

Тамара, стоящая за ним, сказала с упреком:

– Неужели нельзя потише?.. Что за манера, Игнатий!

– Ничего-о, – загудел Игнат. – Сейчас увидишь, как обрадуются. Э-э… А дом-то новый у них! Я только счас заметил. Степка с отцом развернулись…

Из дома вышел Ермолай Воеводин… Тихо засмеялся и вытер рукавом глаза.

– Игнаха, хрен моржовый, – сказал он и пошел навстречу Игнату.

Игнат бросил чемодан… Облапили друг друга, трижды крест-накрест – поцеловались. Ермолай опять вытер глаза.

– Как надумал-то?

– Надумал…

– Сколько уж не был! Лет пять, однако. Мать у нас захворала, знаешь?.. В спину что-то вступило… – Отец и сын глядели друг на друга, не могли наглядеться. О Тамаре совсем забыли. Она улыбалась и с интересом рассматривала старика.

– А это жена, что ли? – спросил наконец Ермолай.

– Жена, – спохватился Игнат. – Познакомься.

Женщина подала старику руку… Тот осторожно пожал ее.

– Тамара.

– Ничего, – сказал Ермолай, окинув оценивающим взглядом Тамару. – Красивая.

– А?! – с дурашливой гордостью воскликнул Игнат.

– Пошли в дом, чего мы стоим тут! – Ермолай первым двинулся к дому. – Степка-то наш пришел, окаянная душа.

– Как мне называть его? – тихо спросила Тамара мужа. Игнат захохотал.

– Слышь, тять!.. Не знает, как называть тебя, – сказал он.

Ермолай тихо засмеялся.

– Отцом вроде довожусь. – Он взошел на крыльцо, заорал в сенях: – Мать, кто к нам приехал-то!

В избе, на кровати, лежала мать Игната. Увидела Игната, заплакала.

– Игнаша, сынок… приехал?

Сын наскоро поцеловал мать и полез в чемодан. Гулкий, сильный голос его сразу заполнил всю избу.

– Шаль тебе привез… пуховую. А тебе, тять, – сапоги. А это – Верке. А это – Степке. Все тут живы-здоровы?..

Отец с матерью, для приличия снисходительно сморщившись, с интересом наблюдали за движениями сына – он все доставал и доставал из чемодана.

– Все здоровы. Мать вон только… – Отец протянул длинную руку к сапогам, бережно взял один и стал щипать, мять, поглаживать добротный хром. – Ничего товар… Степка износит. Мне уж теперь ни к чему такие.

– Сам будешь носить. Вот Верке еще на платье. – Игнат выложил все, присел на табурет. Табурет жалобно скрипнул под ним. – Ну, рассказывайте, как живете? Соскучился без вас. Как Степка-то?

– Соскучился, так раньше бы приехал.

– Дела, тятя.

– «Дела»… – Отец почему-то недовольно посмотрел на молодую жену сына. – Какие уж там дела-то!

– Ладно тебе, отец, – сказала мать. – Приехал – и то слава богу.

– Ты говоришь – какие там дела! – заговорил Игнат, положив ногу на ногу и ласково глядя на отца. – Как тебе объяснить?.. Вот мы, русские, – крепкий ведь народишко! Посмотришь на другого – черт его знает!.. – Игнат встал, прошелся по комнате. – Откуда что берется! В плечах – сажень, грудь как у жеребца породистого – силен! Но чтобы научиться владеть этой силой, выступить где-то на соревнованиях – боже упаси! Он будет лучше в одиночку на медведя ходить. О культуре тела – никакого представления. Физкультуры боится, как черт ладана. Я же помню, как мы в школе профанировали ее.

С последними словами Игнат обратился к жене.

Тамара заскучала и стала смотреть в окно.

– …Поэтому, тятя, как ты хошь думай, но дела у меня важные. Поважнее Степкиных.

– Ладно, – согласился отец. Он слушал невнимательно. – Мать, где там у нас?.. В лавку пойду…

– Погоди, – остановил его Игнат. – Зачем в лавку? Вот и эту привычку тоже надо бросать русскому народу: чуть что – сразу в лавку. – Но отец так глянул на него, что он сразу отступил, махнул рукой, вытащил из кармана толстый бумажник, шлепнул на стол. – На деньги.

Отец обиженно приподнял косматые брови.

– Ты брось тут, Игнаха… Приехал в гости, – значит, сиди помалкивай. Что у нас, своих денег нету?

Игнат засмеялся.

– Ты все такой же, отец.

– Какой?

– Ну… такой же.

– Да ладно вам – сцепились. Что вас лад-то не берет? – вмешалась мать. – Иди в лавку-то. Пошел – дак иди.

Ермолай ушел.

– Сынок… не хотел уж при им спрашивать: как там Максим-то?

– Максим?.. Честно говорить?

– Господи, ну дак а как же?

– Плохо.

Мать вздохнула.

– А что шибко-то плохо?

– Плохо, потому что дурак… И не слушается. Причем… колосс – сильный, конечно, парень… Приходит как-то с девушкой – ничего, хорошая девушка… – Игнат повернулся к жене. – А? Нинка-то.

– Да.

– Двухкомнатная квартира с удобствами, в центре – это же!.. Ну, думаю, поумнел парень. Вызвал его на кухню. «Ты, – говорю, – опять не сваляй дурака». А девка – без ума от него. Ну и что? Через неделю – конец: горшок об горшок – и кто дальше. Наш Макся затеял. Она мне звонила потом, девка-то. Чуть не плачет. «Вы, – говорит, – скажите ему, Игнатий Ермолаич, чтобы он не уходил». Скажи