Портреты святых. тома 1-6 - Антонио Сикари

Некоторые священники даже обрушивались на него в проповедях.

А арсский пастырь отвечал. "Мой дражайший и возлюбленнейший брат! Как я должен любить Вас! Вы единственный, кто хорошо меня понял", и настойчиво просил похлопотать перед епископом о том, чтобы его освободили от должности Он писал: "Будучи лишен места, занимать которое по причине моего невежества я недостоин, я смог бы удалиться от мира и оплакивать свою жалкую жизнь".

Но следует заметить, что эта смиренная и выстраданная самооценка не является следствием грустного, меланхоличного и мрачного характера. Напротив, Жан-Мари Вианней — человек живой и даже не лишенный чувства юмора Однако его самооценкаобусловлена двумя различными факторами.

Прежде всего, это фактор культурно-исторический: он получил очень суровоевоспитание янсенистского толка, большое внимание в котором уделялось тайне предопределения и осуждения.

Этим ригоризмом поначалу было отмечено его отношение к кающимся, а также его проповеди, но постепенно возобладала благоговейная хвала всеобъемлющей любви Божьей Однако в еще большей степени столь смиренное отношение арсского пастыря к самому себе объясняется его мистическими переживаниями.

Он сам откроет это одной женщине, пришедшей к нему на исповедь: "Дочь моя, не просите у Бога совершенного познания своей нищеты. Однажды я попросил об этом, и вся моя нищета мне открылась. Если бы Бог не поддержал меня, я бы в тот же миг впал в отчаяние!".

А одной из своих помощниц он сказал: "Я попросил у Бога, чтоб Он открыл мне мою нищету. Познав ее, я был столь подавлен, что попросил Его уменьшить мои страдания. Мне казалось, я не перенесу их".

В другой раз он сказал: "Я был столь устрашен, познав свою нищету, что сразу же стал молить о благодати позабыть ее. Бог услышал меня, но оставил мне в нищете моей достаточно разумения, чтобы я понял, что никуда не гожусь".

Это очень важные признания. Многие мистики прошли через этот опыт, через "темную ночь", необходимую для того, чтобы стать сопричастными к Страстям Христовым, целиком предаться в руки Отца и ощутить Его любовь.

"Бог — все, я — ничто", — это слова св. Августина, св. Франциска, св. Катерины Сиенской и некоторых молодых святых нашего времени.

В жизни арсского пастыря этот мистический опыт глубоко связан с той миссией, о которой мы уже говорили: стать безраздельно священником, священником во славе, чтобы никакая человеческая гордыня уже не могла примешаться к тому могуществу благодати, которое Бог дарует Своему творению.

"Благой Бог, Который не нуждается ни в ком, использует меня для Своего великого дела, хотя я — неученый священник. Если бы у Него под рукой был другой приходской священник, у которого было бы для самоуничижения больше оснований, чем у меня. Он взял бы его и через него сотворил бы в сто раз больше добра".

Но как живет арсский пастырь в этой "мистической ночи"? Прежде всего, он, конечно, не тот человек, который будет терять время, зализывая себе раны, как то неизбежно происходит, когда речь идет не о святом смирении, а только о психических комплексах.

Напротив, все свое человеческое естество он подчиняет служению Богу. И прежде всего им движет сознание, что он должен "принести себя в жертву".

И сегодня вид орудий умерщвления плоти, им применявшихся, рассказ об избранном им образе жизни, о том, какие посты он на себя налагал, об отсутствии минимальных удобств, производит сильное впечатление.

Если он спит всего несколько часов в день на голых досках, если он в течение нескольких дней питается вареным картофелем из небольшого чугунка, если он занимается самобичеванием до потери сознания, то он поступает так прежде всего потому, что он — приходской священник и, следовательно, именно он должен испрашивать прощения за грехи своих детей; потому что он много исповедует, и именно он должен исполнять ту епитимью, которая была бы для грешников слишком тягостной, хотя и заслуженной.

"Боже мой, даруй мне обращение моего прихода. Я готов терпеть все, что Тебе угодно, до конца своих дней… лишь бы они обратились".

С другой стороны, если бы он до такой степени не подчинил себе свое тело и чувства, как мог бы он следовать своему призванию, более чем на двадцать лет приковавшему его к исповедальне, где он, не щадя сил, исповедовал по 15–17 часов в день, а очередь кающихся, пришедших со всей Франции и требовавших выслушать их, никогда не уменьшалась?

Каждую частность в жизни святых надлежит рассматривать в свете всего Божьего Промысла о них, дабы она явила свой истинный смысл.

Далее, арсский пастырь постоянно живет с мыслью о том, что для своих прихожан он должен быть добрым пастырем.

Прежде всего он считает, что должен научить их. Его предшественник в одном из своих донесений писал, что местное население настолько невежественно, в том числе и в вопросах религии, что "большинство детей не отличается от животных ничем, кроме Крещения". То же самое справедливо и для взрослых мужчин, которые уже далеки от Церкви или во всяком случае ходят в церковь редко и остаются безразличны к происходящему.

Он повсюду ищет встречи с ними, он знает каждого из своих прихожан, он удерживает их в церкви почти часовыми проповедями. Иногда он не находит слов.

Иногда волнуется. Иногда прерывает проповедь и, указывая на дарохранительницу, говорит голосом, который не может не потрясти: "Он там". Он со своими прихожанами на ты, он говорит с ними их языком, прибегая к понятным для них сравнениям.

Едва ли стоит безоговорочно утверждать, что арсский пастырь не был умен. Его проповеди написаны живым языком и обладают удивительной силой убеждения.

Вот как он на примере типичной семьи обличает леность на молитве: "Дома им никогда не придет в голову прочесть "Благослови" перед едой, или поблагодарить Бога по окончании еды, или прочитать молитву "Ангел Божий"[7]. А если они и молятся по старой привычке, то при взгляде на них вам станет не по себе: женщины читают молитвы, хлопоча по дому и громко обращаясь к детям и слугам, мужчины вертят в руках шляпы и береты, как будто бы смотрят, не прохудились ли они.

Они думают о Господе так, как будто уверены, что Он не существует или представляет собой что-то смехотворное".

О любви Божьей он говорит так: "Господь наш на земле подобен матери, несущей дитя свое на руках. Это дитя злое, оно пинает мать, кусает, царапает ее, но мать