Её запретный рыцарь - Рекс Стаут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом, упомянутым выше вечером в ресторане «Люси», он наконец решил немного отодвинуть завесу тайны. Они минут тридцать ждали, когда им подадут жаркое. Ноултон был как-то странно молчалив и вдруг сказал:
— Сегодня я начал работать.
Лиля посмотрела на него. На ее лице отобразилось откровенное удивление, а он сначала улыбнулся, а потом смутился. Затем продолжил, стараясь говорить непринужденным тоном:
— Да, я наконец-то нашел работу. Настоящую. Я этим никогда раньше не занимался, но, по-моему, мне понравится.
— А… что это за работа?
— Она связана с недвижимостью. Распродажа болотистых участков в двадцать пять сотен квадратных футов для строительства домов. Хотя, надеюсь, что сначала они будут осушаться.
Лиля ничего не ответила, и он добавил:
— Но тебе вроде бы не очень интересно.
— Интересно, — возразила она. — Но обычно, когда юной леди задают слишком сложный вопрос, она отвечает: «Это так неожиданно…» Я слишком плохо в этом разбираюсь.
Ее слова прозвучали почти вызывающе, и теперь настала очередь Ноултона погрузиться в молчание. Потом он наконец обрел дар речи, и скоро Лиля уже непринужденно смеялась над его рассказами об участках, которые он предполагал продать.
— Но кто же их купит? — усомнилась она.
— Да любой, — уверенно заявил Ноултон. — На Манхэттене живут два миллиона человек. Из них один миллион девятьсот шестьдесят пять тысяч пятьсот сорок два человека полагают, что там они смогут зажить припеваючи в домике с садиком и парой курочек.
— А остальные тридцать с лишком тысяч?
— О, это агенты по недвижимости. Они лишены иллюзий.
Тут Лиля вдруг перестала смеяться, сделалась серьезной и сказала:
— Но это непорядочно — использовать человеческое невежество.
После этого Ноултон еще полчаса объяснял тонкости его новой работы и ее этику, но с весьма относительным успехом. Лиля продолжала утверждать, что покупатели станут жертвами обмана, и так твердо стояла на своем, что Ноултон не на шутку встревожился.
Неожиданно Лиля его прервала.
— Но, конечно, мое мнение не имеет никакого значения, — проговорила она и больше не касалась этого больного вопроса.
Ноултон слегка покраснел и открыл было рот, чтобы возразить, но ничего не сказал. Это только увеличило смущение Лили, и напряжение снял лишь подошедший официант, который опрокинул на скатерть одну из чашек с кофе.
После ресторана они отправились на концерт.
— Как-нибудь, когда доведу это дело до конца, возьму тебя с собой и покажу участки, — пообещал Ноултон, когда они через три часа расставались у дверей дома Лили. — Твое мнение много для меня значит. Ты это знаешь. Доброй ночи.
Затем они, как и было между ними принято, дружески пожали друг другу руки.
После этого их встречи стали менее частыми. Ноултон говорил, что его новая работа отнимает у него больше времени, чем ожидалось, и горько сетовал, что решение всех вопросов с участками сопровождается трудностями.
Но его внешний вид противоречил этим утверждениям: в глазах появился незнакомый блеск, походка сделалась пружинистой, голос стал более звучным. Лиле это нравилось.
Он по-прежнему старался встречаться с ней два-три раза в неделю, и на первый взгляд могло показаться, что он потерял работу, а не нашел новую. Вместо такси они пользовались теперь надземкой и метро. Вместо орхидей он дарил Лиле розы и фиалки. Вместо изысканных коробочек его подарки теперь были завернуты в простую бумагу.
— Откровенно говоря, я вынужден экономить, — объяснил он однажды вечером.
— Я этому рада! — воскликнула Лиля.
Всю дорогу в жилую часть города Ноултон пытался выяснить причину такой ее реакции, но она упрямилась и ничего не отвечала. В действительности она и сама толком не знала, в чем дело, но ясно чувствовала, что и само по себе это, и его откровенность их сблизили.
Это и означает счастье, говорила она себе, — единственное счастье, которое могло у нее быть.
Что касается Ноултона — проблемы агента по продаже недвижимости имели комедийный характер. Так уж обстояло дело. Но называть вещи своими именами в присутствии такого агента было бы небезопасно.
Ноултону пришлось испить эту чашу до дна, да у него были и свои собственные неприятности. Этот месяц надолго остался в его памяти.
Прежде всего, он был совершенно уверен, что за ним следит Шерман. Иногда это казалось ему шуткой, порой вызывало серьезное беспокойство.
Он не раз порывался пойти в «Ламартин» и выяснить, направляют ли действия его недруга Странные Рыцари или это собственная инициатива Шермана, но что-то его удерживало. Возможно, воспоминание о том, как тот блефовал при их первой встрече. Насколько много ему известно?
Но таинственная деятельность этого доморощенного детектива не приводила ни к каким последствиям, и Ноултон стал думать о нем все меньше и меньше.
Кроме того, ему было не до Странных Рыцарей. Он занимался продажей недвижимости. Не пытался ее продавать, а на самом деле продавал.
Однажды вечером, когда Ноултон зашел за Лилей, она увидела, что у дверей, как в их лучшие времена, ждет такси.
— Понимаешь, — объяснил Ноултон, когда они с комфортом устроились на сиденье и машина тронулась с места, — я родился бизнесменом. Правда, я и не думал, что это во мне сидит. Я быстро становлюсь жирным буржуем. Скоро ты будешь мною гордиться.
— Только не поэтому, — сказала Лиля.
— Значит, я потерял свой последний шанс! — рассмеялся Ноултон. — Бог свидетель, больше мне нечем гордиться — за исключением того, что ты мой друг, — добавил он, вдруг посерьезнев.
Но Лиля, у которой было хорошее настроение, не оценила его юмор.
— Так я твой друг? — задумчиво спросила она.
— А разве нет?
— Я просто пытаюсь разобраться. Я ведь словно часть тебя. Когда ты весел, с тобой удивительно хорошо. А когда ты серьезен, то делаешься невыносимым.
Мне иногда кажется, что если бы я где-нибудь поучилась искусству щекотки, то могла бы заметно оживить нашу дружбу.
— Ты уже на ком-то практикуешься?
— О, на моей кошке — она такая важная, что ее просто нельзя не пощекотать. И если это действует на нее…
— Кошки никогда не смеются, — важно изрек Ноултон.
— Вопиющее невежество! — воскликнула Лиля, изобразив безмерное презрение. — Ты что, никогда не слышал о Чешире?
— О сыре?
— Нет, о Чеширском Коте из «Алисы в Стране чудес».
— Но это же сказка! А настоящие коты и кошки никогда не смеются. Отличие небольшое, но важное.
— Ну все равно, — вздохнула Лиля, — на тебя-то это должно оказать действие.
— Но почему ты думаешь, что я в этом так уж нуждаюсь?
Они потихоньку препирались, без особой страсти и смысла, пока такси не остановилось у ресторана.
После ужина молодые люди пошли на концерт в одном из роскошных залов. Программа была короткой, и они приехали к Лиле в половине одиннадцатого, а в их сердцах звучала магическая музыка Гайдна.
— Еще рано, — обернулась Лиля в дверях. — Ты не зайдешь и не почитаешь мне что-нибудь? Или мы просто поговорим…
Ноултон сказал, что у него в полночь деловая встреча и в его распоряжении лишь час свободного времени, он хотел бы провести его с ней больше, чем с кем-либо еще, и если она уверена, что он не будет ее раздражать…
— Заходи, — улыбнулась Лиля, начиная подниматься по ступенькам.
Ноултон последовал за ней.
Они поговорили о концерте. Потом Ноултон прочитал ей отрывок из «Отгона Великого»[5]. Лиля в это время полулежала в кресле с закрытыми глазами.
Он то и дело останавливался и тихо спрашивал: «Ты не спишь?» Лиля приоткрывала глаза, улыбалась ему и отрицательно покачивала головой.
Его тихий голос наполнял комнату музыкальными интонациями Поэта чистой красоты.
В конце второго действия Ноултон посмотрел на часы и вдруг захлопнул книгу, обнаружив, что в его распоряжении остается лишь двадцать минут, чтобы добраться до нужного района.
— Ты что, собираешься заняться продажей своих участков? — спросила Лиля, поднимаясь с кресла. — В такой час?!
Ноултон ничего не ответил, схватил свое пальто и шляпу и пожелал девушке доброй ночи. В дверях он обернулся. Теперь в его голосе появились новые нотки — серьезность и нежность:
— Завтра я тебе кое-что скажу. Трудно было удержаться, чтобы не сказать тебе это раньше, но думаю, что у меня не было на это права. Теперь же, слава богу, я стану свободным. Но я не хочу ждать до ужина. Ты не пообедаешь со мной?
— Да, — просто ответила Лиля.
— Я зайду за тобой в «Ламартин» к двенадцати, если это не слишком рано. До завтра — до обеда.
Он повернулся и торопливо вышел, не оставив ей времени для ответа.
В дверях Ноултон взглянул на часы — было без четверти двенадцать. Такси он отпустил раньше и теперь поспешил к станции надземки на авеню Колумбус, едва не опоздав на поезд.