Её запретный рыцарь - Рекс Стаут

А потом пусть убирается отсюда ко всем чертям. Все, что нам нужно, — это чтобы он сделал ноги.

ИЗ

На лице Шермана отобразилась задумчивость. Он был полон досады оттого, что просчитался, и пылал яростью в предвидении, что его планы могут рухнуть.

Он с трудом себя сдерживал.

— И вы думаете, это сработает? — дрожащим голосом спросил он. — Как вы это сделаете?

— Легко, — вступил в разговор Дюмэн. — Мы говорить, что или он уберется подобру-поздорову, или мы его сдадим. Скажем, что нам все известно. Докажем ему это. И потом он уйдет. Больше нет Ноультон.

— Ну да, — усмехнулся Шерман. — Как просто!

И больше нет Ноултона, да? Знаете, что он сделает?

Пойдет домой, сожжет все свои красивенькие бумажки, вернется и пошлет всех нас к дьяволу.

— Это есть ошень хорошо, — закивал Дюмэн. — Тогда мы заставим его уйти. Мы больше не будем с ним то, что ты говоришь «дураки». Потому что теперь мы знать, что он для нее не подходит.

— Вы уже раз пробовали. И он что, ушел? Не окажись там я и не припечатай его этой бронзовой статуэткой, он бы вообще над всеми нами посмеялся, — нашелся Шерман. — Говорю вам, нам остается лишь одно — засадить его за решетку.

Но тут Странные Рыцари совсем расшумелись. По этому вопросу все, кроме Шермана, придерживались одного мнения. Стукачами они не будут.

То, что они задумали сделать, тоже, возможно, было шантажом — но тут мы углубляемся в слишком сложные материи. Они не отличались щепетильностью в этических вопросах, просто у них было инстинктивное ощущение, что благая цель оправдывает средства.

Шерман обнаружил, что он находится в меньшинстве, и даже один против всех. Он выдвигал аргументы, взывал и угрожал, но они оставались непоколебимы. Он слишком поздно понял, что ошибся, посвятив их в свои тайны, и, стараясь потянуть время, лихорадочно обдумывал, как теперь выйти из этого положения.

Если он будет упорствовать, они просто объединятся против него и предупредят Ноултона. Он хотел обманным путем вернуть утраченные позиции.

Шерман начал делать вид, что уступает их доводам, и понял, что они поддались на его удочку.

— Мне надо от него не больше, чем вам, — ответил он на вопрос Дюмэна.

— Тогда почему тебе так хочется засадить его за решетку? — спросил Догерти.

— Да вовсе я этого не хочу! — Шерман сделал вид, что обиделся. — Я только хочу, чтобы он отсюда убрался. Просто мой способ надежный, а ваш — нет.

— Неправда, — прервал его Дрискол. — Дюмэн и я ответственны за то, что это продолжается по сей день, но ты думаешь, что все повторится снова? В любом случае какое имеет значение, чего ты хочешь? Мы будем действовать по своему усмотрению.

— Отлично, — с горечью согласился Шерман. — Я все сделал, собрал информацию, и вот что я получил. Конечно, какое имеет значение, чего я хочу?

— Что ж, тут ты прав, — согласился Догерти. — Но есть другая сторона дела — мы просто не можем поступить по-твоему. А наш способ прост как бревно.

— Сами вы бревна!

— В чем дело, ребята? — забеспокоился Догерти.

Они все начали галдеть и возмущаться, что надо сделать вестибюль «Ламартина» на веки вечные запретным для Ноултона.

Шерман, казалось, начал сдаваться.

«Осторожно, осторожно, а то у них возникнут подозрения», — говорил он сам себе.

Остальные продолжали наседать на него со всех сторон. Наконец он сказал:

— Делайте как знаете, — и пожал плечами.

Все зааплодировали.

— Об одном хочу попросить, — продолжил Шерман, — не говорите ничего Ноултону до завтра.

— Почему это? — спросил Догерти.

— Потому что я нанял одного частного детектива, чтобы он за ним следил, и мне надо его отозвать. Есть и другая причина, о которой вам незачем знать. Что вы собираетесь делать — ждать, пока он заявится сюда?

— А ты как думаешь?

— Я буду ждать его здесь до завтрашнего вечера, а потом, если он не придет, пойду к нему домой. Но помните — ни слова до завтра.

— Ладно, — согласился Догерти. — А теперь нужно решить, кто с ним поговорит.

Шерман поднялся и посмотрел на часы.

— Меня не считайте, — сказал он, поворачиваясь, чтобы уйти. — Эта работенка для тебя, Догерти. До встречи.

Он беззаботной походкой проследовал по вестибюлю, обменялся парой фраз с Лилей и красоткой из табачного ларька и вышел на улицу.

До конца квартала он шел неторопливым шагом, поглядывая на витрины магазинов и то и дело оборачиваясь. Но когда завернул за угол, так что его не было видно от отеля, прибавил ходу.

«Одну ошибку ты уже сделал, — говорил себе Шерман, — надо не допустить другой».

После визита частного детектива накануне вечером его первой мыслью было сдать Ноултона полиции. Но, конечно, того, кто это сделает, наверняка начнет люто ненавидеть Лиля Уильямс, и Шерман решил переложить ответственность за это на кого-нибудь из Странных Рыцарей.

Но они, дубины, говорил себе Шерман, решили вместо этого сами с ним поговорить.

Но у него еще оставался шанс. Ему удалось убедить Догерти подождать до следующего дня, и он надеялся до этого времени сыграть свою игру, если только Догерти сдержит обещание, а предполагать обратное не было никаких причин.

Он ускорил шаг и на Двадцать третьей улице сел в вагон надземки.

Через пятнадцать минут он опустился на стул в приемной одной организации. Окна помещения выходили на лабиринт улиц у Бруклинского моста и Ист-Ривер.

Вошел один из сотрудников:

— Он готов вас принять немедленно, сэр.

Шерман поднялся и прошел за пригласившим его служащим в кабинет. В нем не было ковра, и всю обстановку составляли два деревянных стула, массивный стальной сейф и шведское бюро с выдвижной крышкой. На одном из стульев, перед бюро, сидел массивный краснолицый человек с морковного цвета волосами. Перед тем как начать разговор с Шерманом, он коротким кивком отпустил своего подчиненного.

— Ну, что у тебя на этот раз, Билли?

Шерман, понимавший, что имеет дело с очень занятым человеком, как мог кратко рассказал ему то, что уже знает читатель о Джоне Ноултоне. Хозяин кабинета с бесстрастным выражением лица дослушал до конца.

— Ты говоришь, что вчера вечером видел его с Рыжим Тимом? — спросил он, когда Шерман закончил.

— Да. В кафе Маркса на углу Двадцать восьмой улицы и Бродвея.

— И у Рыжего Тима была пачка купюр! Какой идиот за ним наблюдал? Почему не арестовал?

— Частный детектив. Он работает на меня. Он боялся спугнуть Ноултона.

— О! Ты его держишь на прицеле?

— Ну и что, если так? Есть разница?

— Е-есть, — протянул хозяин кабинета.. — Но я не вижу, как мы можем его зацепить. Какие у нас доказательства? Рыжего Тима не найти. Ты говоришь, Ноултон вчера вечером отказался взять пакет. Конечно, если бы он его взял и носил бы теперь с собой…

— В этом нет необходимости, — прервал его Шерман. — Почему бы не арестовать его сегодня вечером?

Ведь он уже наделал дел. Запачкался по самую макушку.

Взгляни-ка сюда. — Он вытащил бумажник и достал из него пачку купюр. — Это его. Я забрал — не важно как.

— Все десятки, да? — пробормотал его собеседник, забирая купюры. — И новенькие. — Он внимательно их осмотрел. — Но как мы докажем, что они принадлежат ему?

— Я могу поклясться, — сказал Шерман. — Но это еще не все. Конечно, они у него есть и сейчас. У него дома наверняка полно фальшивых денег. Если вы его застанете врасплох, то доказательств найдется больше чем достаточно.

Человек за столом, судя по всему, никак не мог выйти из состояния задумчивости.

— Какой у него адрес? — спросил он наконец.

Шерман дал ему номер дома на Западной Тридцатой улице.

— Какой этаж?

— Второй.

— Ты знаешь что-нибудь о его привычках? Когда он возвращается?

— Обычно между семью и семью пятнадцатью по вечерам.

— Кто-нибудь с ним живет?

— Нет.

— Квартира записана на его имя?

— Да. Джон Ноултон.

Человек за столом достал из кармана автоматическую ручку и сделал запись в блокноте. Потом оторвал листок, положил его в ящик стола, сунул ручку обратно в карман и некоторое время задумчиво смотрел в окно.

Потом он повернулся к Шерману со словами:

— Мы арестуем мистера Ноултона сегодня вечером.

Глава 10

Сколько веревочке ни виться…

Шерман вышел из бильярдной «Ламартина», где собрались Странные Рыцари, испытывая некоторое удовольствие.

Наконец победа над Ноултоном близка. И это будет, как сказал Дженнингс, бескровная и заслуженная победа. Только Догерти был настроен по-прежнему скептически, и его приходилось убеждать.

— Мне это не нравится, — говорил бывший боксер. — Так мужчина с мужчиной не борется. Я человек прямой и лучше бы сказал ему все в лицо. А это мне не нравится.

— Никто и не собирается тебе угождать, — заметил Бут.

Догерти, ни обращая на него внимания, продолжил:

— А с другой стороны, почему это Шерман просит нас подождать до завтра? Это выглядит странно. Что он задумал?