Ты не виноват - Дженнифер Нивен

«Для чего должен быть хороший день?» – так и хочется узнать мне, но вместо этого я почему-то спрашиваю:

– Обелиск?

– Это мое любимое слово.

– Правда?

– По крайней мере, одно из них. Ты только посмотри на него. – Я смотрю, а он продолжает: – Он стоит прямой, вертикально взмывая ввысь. Какое мощное, могучее слово! Оно уникальное, оригинальное. В нем есть и некая уловка, потому что оно звучит вовсе не так, как, может показаться, оно должно было бы при этом выглядеть. Это слово удивляет и заставляет подумать: «Ах, вот оно как получается! Что ж, хорошо, пусть так». Оно требует уважения, но само по себе неброское. Не такое, как, например, монумент или башня. – Он трясет головой. – Это наглецы с претензиями…

Я ничего ему не говорю, потому что всегда любила слова. И не только любила, но и умела управлять ими, располагая в нужном порядке. Наверное, поэтому я готова защищать их все, особенно хорошие. Однако теперь все они, и хорошие и не очень, только сердят и раздражают меня.

– А ты раньше слышала фразу про баранов, к которым надо возвращаться?

– Нет, только когда мистер Блэк произнес ее.

Он наклоняется над столом, отрывает от листа половинку и что-то записывает на бумаге, после чего прикрепляет листок к стене.

Мы выходим на улицу, я сразу же забираюсь на Лероя, одной ногой стоя на земле. Теодор Финч надевает на спину рюкзак. При этом рубашка у него немного задирается наверх, живот оголяется, и я вижу жуткий красный шрам, идущий через все туловище.

Я сдвигаю очки Элеоноры на лоб.

– Откуда у тебя такой шрам?

– Сам нарисовал. По своему опыту знаю, что шрамы девчонкам нравятся больше, чем татуировки. – Он вскакивает на свой велик, но, сидя на седле, ноги держит на земле, причем обе. – А ты после катастрофы вообще в автомобиль садилась?

– Нет.

– Это был бы своеобразный рекорд. С тех пор прошло – сколько? Восемь месяцев или уже девять? И как же ты теперь добираешься до школы?

– На велосипеде или пешком. Да мы не очень далеко живем.

– А если идет дождь или снег?

– Все равно или на велосипеде, или пешком.

– Значит, тебе страшно водить машину, но при этом ты не побоялась забраться на колокольню?

– Я поеду домой.

Он смеется и держит мой велик, чтобы я не смогла сдвинуться с места.

– Больше я эту тему поднимать не буду.

– Я тебе не верю.

– Послушай, ты уже здесь, мы подписались на этот проект. И вот что я думаю: чем быстрее мы доберемся до горы Хузир, тем быстрее ты решишь все свои проблемы.

Мы едем мимо одного кукурузного поля за другим. Гора Хузир расположена в одиннадцати километрах от города, поэтому путь нам предстоит не очень долгий. Сегодня день выдался довольно холодный, но ясный, в общем, погода отличная для путешествия на свежем воздухе. Я закрываю глаза и обращаю лицо к небу. Это от прежней Вайолет, той самой, которая была раньше. Нормальной девочки-подростка. Может быть, даже ничем и не примечательной.

Финч едет рядом со мной.

– А знаешь, почему мне нравится езда? Я обожаю ощущать движение вперед, некий импульс и осознание собственной силы. Будто ты можешь отправиться куда угодно, в любую точку планеты.

Я открываю глаза и начинаю хмуриться.

– Но мы сейчас не на машине.

– Ты это мне рассказываешь? – Он начинает выписывать на дороге восьмерки, потом объезжается вокруг меня несколько раз и снова пристраивается рядом. – Я удивлен тем, что на тебе нет шлема и ты не носишь доспехи наподобие рыцарских для большей безопасности. А вдруг начнется апокалипсис, и все, кроме тебя, превратятся в зомби, и единственным способом спастись была бы необходимость убраться подальше из этого города? При этом ни самолеты не летают, ни поезда не ходят. Метро тоже, сама понимаешь, не работает. Вообще весь общественный транспорт не функционирует. На велосипеде очень опасно, ты открыта и уязвима. Тогда что?

– Откуда мне известно, что за пределами города безопасно?

– Апокалипсис настиг только Бартлетт.

– Это точная информация?

– Проверенная. Правительство подтвердило.

Я не отвечаю.

Он выписывает вокруг меня очередную восьмерку.

– Куда бы ты отправилась, если бы можно было выбрать любое место?

– Апокалипсис распространяется в другие города?

– Нет.

«Наверное, в Нью-Йорк», – думаю я, но говорю совсем другое:

– Назад в Калифорнию. – При этом я имею в виду ту Калифорнию, какой она была четыре года назад, до того, как мы переехали сюда и когда я ходила в девятый класс.

– Но ты там уже была. Неужели тебе не хочется посетить такие места, где ты никогда не бывала? – Теперь он едет, управляя только ногами, ладони засунуты под мышки.

– Там тепло и нет снега. – Я ненавижу снег и буду всегда его ненавидеть. И тут я словно слышу голоса и миссис Кресни, и родителей – будто они просят меня попробовать, сделать еще одну попытку. Тогда я говорю: – Я могу поехать учиться в Аргентину или Сингапур. Я буду пробовать поступить куда-нибудь подальше, чтобы расстояние составляло не меньше двух тысяч километров. – Мысленно я добавляю: «И чтобы снега там за год выпадало, самое большее, на пару сантиметров, вот почему Нью-Йорк мне не подходит». – Впрочем, я могу остаться и тут. Я еще не решила.

– А тебе не хочется узнать, куда бы отправился я, если бы у меня была возможность выбора?

В общем-то не очень, если честно.

– Ну и куда бы ты отправился, будь у тебя такой выбор? – спрашиваю я, и это звучит более ядовито, чем я хотела.

Он наклоняется над рулем своего велика и, заглядывая мне в глаза, произносит:

– Я бы поехал на гору Хузир с красивой девушкой.

Мы проезжаем небольшую рощицу, оставляя ее в стороне. По другую сторону дороги открываются обширные фермерские угодья, чуть припорошенные снегом.

– Мне кажется, теперь нам надо вон туда, вниз, – говорит Финч.

Мы пересекаем дорогу и сворачиваем на короткую, всего в несколько метров, тропинку. У меня уже начинают болеть ноги от долгой езды. И как ни странно, я запыхалась.

В поле резвятся дети, качаясь на старом заборе взад-вперед. Завидев нас, они замирают.

– Вам надо проехать еще немного вперед, – говорит нам мальчишка. – Сюда люди со всего мира приезжают, чтобы увидеть это. Вы у нас тут не первые.

– Там раньше был бумажный указатель, – добавляет одна из девочек. Голос у нее звучит устало, словно ей уже надоело рассказывать туристам о местных достопримечательностях.

Финч включает австралийский акцент и произносит:

– Мы из города Перт, и проделали такой путь только для того, чтобы полюбоваться самой высокой точкой в Индиане. Ничего, если мы все же взберемся на эту вершину?

Они не спрашивают нас, где же находится этот Перт, а лишь неопределенно пожимают плечами.

Мы сворачиваем в рощицу бурых зимних деревьев, отводя ветви от лица. Очень скоро мы оказываемся на тропинке и продолжаем путь, все так же пешком, но уже не рядом, а друг за другом. Финч впереди, и я теперь больше обращаю внимание не на дорогу и не пейзажи вокруг, а на то, как блестят его волосы, какая у него легкая походка, как плавно он передвигается.

И вдруг перед нами предстает туристическая площадка для пикника. Под раскидистым деревом стоит уютная скамеечка, рядом с ней такой же круглый деревянный столик. Справа виден указатель – «Наивысшая точка Индианы, гора Хузир, высота 383 метра над уровнем моря».

Рядом отметка – деревянный колышек, торчащий из земли среди груды камней.

– И это все? – не выдерживаю я.

Некая высокая точка. Но она восхищения не вызывает. Впрочем, а я сама что ожидала тут увидеть?

Он берет меня за руку и привлекает к себе, так что теперь мы вместе стоим на камнях, стараясь удержать равновесие на крошечной горке, маленьком холмике, сложенном из гальки.

В этот момент я касаюсь его кожи, и вот теперь испытываю самое настоящее потрясение.

Я пытаюсь убедить себя в том, что это логичная реакция организма на физический контакт с лицом, к которому ты не успела привыкнуть. Но так же неожиданно этот электрический ток распространяется по всей руке, а Финч в это время трет мою ладонь большим пальцем руки, отчего ток начинает поступать во все остальные части тела. Ой!

– И что мы по этому поводу думаем? – интересуется он, не забывая про свой австралийский акцент. Ладонь у него твердая и теплая и, несмотря на ее огромный размер, идеально подходит к моей ладони.

– Если учесть, что мы приехали из Перта? – Я пытаюсь избавиться от электрических разрядов, но у меня это плохо получается. Я стараюсь этого не показывать, иначе он никогда не отпустит мою руку.

– А если мы вообще из Москвы? – У него получается и отличный русский акцент.

– Мы рассердились не на шутку.

Потом он добавляет уже без акцента:

– Не настолько, насколько сердятся люди, приезжающие в Сэнд-Хилл, вторую по высоте точку в Индиане. Она всего-то триста двадцать пять метров над уровнем моря, и там нет такого замечательного столика со скамейкой, где можно было устроить пикник по поводу восхождения.