Студенты - Николай Гарин-Михайловский

Шацкий повалился на кресло, вытянул длинные ноги и спросил:

– Ну, как же насчет Тюремщицы?

– Ее дело дрянь, – ответил Корнев, принимаясь за ногти. – Она умрет.

– Нескромный вопрос, доктор, – мы все умрем, – когда она умрет?

– Может быть, осенью, может быть, весной.

– Может быть, летом, может быть, зимой, – понимаю… Продолжайте… что мы с ней делаем?

– В клинику помещаем…

– Ну, тогда согласен, что она умрет, и непременно этою же осенью. Пожалуйста, не принимайте за комплимент… Кстати, у меня есть друг… Он опасно ранен на дуэли… Понимаете, кинжалом в грудь… Вы не будете ли добры прописать ему какой-нибудь рецепт… Предупреждаю, это может упрочить за вами репутацию знаменитого врача.

– Лорд, я бедный студент первого курса только и никаких рецептов не даю… Я бы посоветовал вашему другу… кто он?

– Это секрет.

– У него есть рубль?

Шацкий рассмеялся.

– У него половина России.

– Тем лучше. Посоветуйте ему от этой половины России отделить рубль… Понимаете, рубль… и пусть пошлет за врачом…

– Нет ничего легче, как дать глупый совет… Примите это к сведению. Мой друг в таком положении, что ни один смертный его не может видеть. Понимаете?

– Ничего не понимаю.

– Тем хуже для вас. Ну, что в таких случаях дают?

– Это зависит от раны, – пустая царапина – довольно простых компрессов…

– Нет, этого мало… Не можете ли рецептик написать?

– Нет, этого нельзя.

– Вы теряете единственную возможность сделаться знаменитостью.

– Что делать, лорд. Я давно помирился с скромной ролью в жизни… мы люди маленькие. Это вам…

– Ну, конечно… А жаль, жаль… Вы окончательно не можете дать рецепт?

– Окончательно.

– Так гибнут люди из-за эгоизма других. Бедный Николай! Ты умрешь, а я останусь среди этих отвратительных эгоистов.

– Да расскажите толком, в чем дело? – спросил Корнев.

– Да просто ему пришла идея… – начал было Карташев.

– Мой друг, я про твою итальянку молчу.

– Ого, – произнес Корнев, – я вижу, у вас завязались настоящие дела. Это что еще за итальянка?

– О, это секрет!

И Шацкий сделал весело-таинственную физиономию.

– Понимаете… Темная ночь… Дождь как из ведра… Карета… Два замаскированных господина… Дама под вуалью… Хоп в карету… На рассвете два джентльмена… дуэль… на кинжалах… Хоп… ранен… кровь… «Доктора, доктора!..» доктора нет… «Помогите, помогите!..» Никого… Дождь как из ведра… Вздох, и все кончено.

– Ничего не понимаю.

– Еще бы… Сам Рокамболь и тот опешил, как черт… стоит и ничего не понимает… Убил, сам видел труп… и вдруг стоит перед ним живой… Вот, батюшка мой, какие дела бывают… А вы рецепт дать не хотите…

– Позвольте… Уж если вы хотите рецепт, вы должны меня посвятить. Доктор всегда должен быть в курсе тайн – все доктора друзья дома.

– Граф Артур, как вы думаете?

– Я думаю, он прав.

– Гм, а этот подлец? – указал Шацкий на Ларио.

– Зачем же подлец? – спросил Карташев. – Он ведь наш милый оригинал барон.

– А-а!.. Наш милый барон… Как я рад… Здравствуйте… – И Шацкий принялся трясти руку Ларио.

– Здравствуйте, здравствуйте, – отвечал грубо Ларио, – как поживаете, кого прижимаете, с пальцем девять, с огурцом двенадцать…

– Ну, извольте с ним разговаривать!.. То есть никакой порядочности. Ну, как же с тобой разговаривать?

– Нет, ты действительно груб, – вмешался Корнев, обращаясь к Ларио. – Нельзя же, надо помнить, что ухо графа не привыкло.

– Ну, слава богу, хоть один порядочный человек нашелся. Вашу благородную руку, доктор.

– С удовольствием. Но я горю нетерпением, князь, узнать содержание этой таинственной драмы.

– Это надо обдумать… Граф Артур, ваше мнение?

– Я думаю, что мы, лорд, между друзьями.

– Что вы думаете насчет отобрания клятвы… на мече, например?

– Я думаю, достаточно простого слова…

– Слова благородного джентльмена? Вы думаете, Рокамболь ограничился бы только этим?

– Да.

– В таком случае я согласен. Расскажите им, граф…

– Дело в том, что мы уже два дня путаемся с этим… князем… Читаем «Рокамболя», шляемся к Бергу.

– Влюбляемся в актрис и умираем на подъезде. Продолжайте…

– Больше ничего нет.

– А итальянка?

– Певица, – ответил Карташев.

– Обоюдная и нежная любовь, – пояснил Шацкий.

– И уже обоюдная? – спросил Корнев.

– Да врет он.

– Как врет, а подъезд?

– Ерунда! Помог сесть ей на извозчика.

– О-го! – сказал Корнев.

– И после этого получил один из тех взглядов, за которыми следует лишь любовь или дуэль.

– Ну, а карета, таинственные джентльмены, дуэль?

– Фантазия князя.

– Зачем же рецепт?

– Князь находит, что его родители питают к нему недостаточно теплые чувства.

– Очень милая редакция… Граф, mes compliments…[поздравляю… (франц.)] Продолжайте.

И Шацкий от удовольствия положил ноги на стол.

– И вот, чтобы убедиться в силе этих чувств…

– Именно, – подтвердил Шацкий, поворачиваясь на бок.

– …Князь хочет прибегнуть… к некоторому давлению…

– Parfait, mon comte [Прекрасно, граф (франц.)].

– …и уведомить родных, что по обычаям высшего света…

– Слушайте! слушайте!.. Так говорят в парламентах…

– …он вынужден был драться на дуэли с графом Артуром на кинжалах и был при этом ранен в грудь…

– Совершенно верно.

– …А в подтверждение посылает им рецепт знаменитого эскулапа, который берет за визит сто рублей.

– Верно!

– Да… вот что, – произнес разочарованно Корнев. – Но как по-вашему, это… это не пахнет, мой милый князь, шантажом? – спросил он раздумчиво.

– Дерзко и наивно… Позвольте вас спросить: кто наследник моего отца: я или вы? Надеюсь, я. Моему отцу семьдесят пять лет, и у него столько денег, что его это не стеснит; он дрожит над каждым грошом, а я, его сын, который мог бы тратить пятнадцать тысяч, вынужден собирать милостыню… Кроме того, у него состояние и моей матери, которое уже исключительно мое… По вашим буржуазным правилам лучше затеять с ним процесс… Ну, а мы, люди большого света, предпочитаем не огорчать старика и брать от него деньги в том виде, как он может их давать.

– Но почему же вы надеетесь, что он, отказывая вам в необходимом, даст деньги на такую ерунду?

– А это мой секрет.

– Я думаю, секрет заключается в том, – пояснил Карташев, – что старый князь такой же поклонник большого света, как и наш князь.

– Граф, вашу руку.

– Другими словами, – сказал Корнев, – оба, и старый и молодой, помешаны на большом свете.

– Как вы находите, граф, этого господина?

– Я не нахожу слов, князь, – ответил Карташев. – Он просто ее выдерживает роли.

– Именно.

– Да, князь, с вами выдержать роль, – вздохнул Корнев, – трудно, знаете… гороху надо поесть сначала.

– Ну вот… впрочем, оставим этот разговор… Что бы вы сказали, если бы вам предложить почитать «Рокамболя»? – спросил Шацкий.

– Нет, уж избавьте.

– Читал? – спросил Карташев.

– Не читал и ни малейшего желания не имею этой ерунды читать.

– Но ты себе представить не можешь, как это интересно, – роскликнул Карташев. – Стыдно, а интересно так, что не оторвешься.

– И что там может быть интересного?

– Я вот и сам так думал, а начал, и вот уже два дня…

– Странно…

– Жаль, что нет здесь этой книги…

– Она здесь, – ответил a la Рокамболь Шацкий и принес из передней несколько объемистых книг.

– Послушай, – обратился обрадованный Карташев к Корневу, – куда тебе торопиться? Подари сегодняшний вечер, так в быть, нарочно для того, чтобы самому убедиться.

Корнев колебался.

– Да ведь глупо как-то…

– Мой друг, – сказал Шацкий, – помиритесь с мыслью, что от глупости все равно никуда не денетесь.

– Это как прикажете понимать?

– Очень просто. Жизнь, вообще говоря, глупость?

– С одной стороны, конечно.

– Ну вот: с одной стороны! Поверьте, что со всех… А если жизнь глупость, то и все, что мы делаем, тоже глупость… то есть мы-то делаем всегда только одни умные вещи, конечно, но в итоге получается всегда одна большая глупость. А потому надо попробовать делать глупости – что тогда выйдет? А вдруг умная вещь?

– Оригинально, но не убедительно. Пожалуй, я согласен, – отвечал Корнев.

– А ты, Ларио? – спросил Карташев.

– Я с удовольствием, – я люблю, знаешь, все эти пикантные похождения. Я, положим, читал, но давно, и с удовольствием послушаю.

– Интересно? – спросил Корнев.

– Очень, – ответил Ларио.

– Ну, черт с вами, – согласился окончательно Корнев. – «Рокамболя» так «Рокамболя»…

И Корнев повалился с ногами на диван.

– Так я тебе расскажу сначала, – предложил Карташев и принялся вперебивку с Шацким передавать прочитанное.