Молох (сборник) - Станислав Лем

2

Тезис епископа Беркли («esse est percipi») вопреки антииллюзионистической диатрибе Колаковского может осуществиться, но только на гораздо более позднем этапе дальнейшего развития «фантоматики». Что же касается также принятой мною гипотезы «nihil est in intellectu, quod non prius fuerit in sensu», то есть «в разуме нет ничего, что отсутствовало бы ранее в чувственном восприятии», то она является в высшей степени спорной. Позволю себе ниже продемонстрировать это на конкретном материале. Надо признать, что, впрочем, уже было мною сделано, что «фантоматика в пеленках», то есть сегодняшняя, хоть в некоторой степени и предлагаемая на вырост (с намерениями реализовать «сейчас же» так называемый «секс с компьютером»), в силу своего несовершенства и своей, если рассматривать техническую сторону, примитивности, не может соперничать с полнотой активного ощущения яви как переживаемой окончательной реальности. Это потому, что клиенты фантомата нацепляют на себя настоящую электронную «упряжь», Eyephones, Datagloves и т. п. и, как конь в шорах, сжатый подпругой, с петлей на подхвостнике, с уздой на морде, управляемый вожжами (как и ты — импульсами компьютера), не могут не знать, что находятся под некоей властью (конь — сбруи, а человек — фантомата).

3

Итак, на странице 225 первого издания «Суммы технологии» в одном из подразделов я разделил фантоматику на периферическую и центральную, сегодня еще не существующие. Процитирую: «Периферическая фантоматика — это ввод человека в мир переживаний, неподлинность которых невозможно раскрыть». Существует другой вид фантоматики, не периферической (где виртуальная действительность воздействует на человеческие чувства извне), а такой, которую можно назвать «центральной»: она оказывает влияние на органы чувств не через посредника, а воздействуя непосредственно на мозг. До сих пор неизвестно, как можно это делать без нарушения целостности костной и мозговой оболочки. При проведении хирургической операции трепанации черепа осуществлялось раздражение определенных мест открытой мозговой коры, что вызывало у оперируемого переживания, закодированные в его памяти. (Например, при раздражении височной области он слышал — без кавычек, ибо был уверен, что и «вправду» слышит — какую-то оперную арию, вдобавок к тому он «чувствовал», что слушает ее в опере.) Однако то, что могло быть вызвано раздражением мозга во время операции, было столь же непредсказуемым, как непредсказуемым является содержание сна, который мы увидим в ближайшую ночь (до того, как мы заснем). Таким образом, к «центральной» фантоматике, настолько совершенной, что ее можно отождествить с «безусловным переживанием реальной действительности», можно подходить и приходить постепенно, а поскольку первые успехи периферической фантоматики овладели умами настолько, что уже существуют и действуют соответствующие компьютеризированные аппараты, приходится делать следующий шаг или скачок вперед, в будущее. Действительно, в «Сумме технологии» я писал, что различные ритуалы, гипнозы, внушения, мистерии с давних времен могли вводить группы людей в состояние помрачения (или нет), сужения сознания, что могло ассоциироваться даже с оргией распущенности. Кроме того, 30 лет назад я назвал «префантоматическими» последствия употребления таких наркотиков, как мескалин, псилоцибин, гашиш, ЛСД и подобных. В одной из работ, в которой зафиксированы мои откровения, были описаны переживания, которые я испытал после (экспериментального, под контролем психиатра) употребления 1 миллиграмма очищенного псилоцибина (вытяжки из галлюциногенного грибка Psilocybe). Итак, здесь — для пользы рассуждений — я поделил бы наркотики таким образом, что, с одной стороны, мы имеем такие вещества, как алкоголь, псилоцибин, а с другой — такие, как производные лизергиновой кислоты, ибо после применения первых возникшие галлюцинации в основном не влияют на осознание человеком того, что он принял что-то, что ввело его в мир призрачных иллюзий, а вот употребление препаратов типа ЛСД может разрушить сознание, то есть полностью его стереть. В этом заключается опасность, так как случалось, что после употребления ЛСД человек был уверен, что является «проницаемым» для всего, и потому шел прямо на приближающуюся машину и мог погибнуть на месте, ибо в его сознании (отравленном) отсутствовало чувство опасности. Но все вышесказанное мною является только вступлением к короткому рассуждению о двух следующих проблемах. Во-первых, какие в будущем могут быть шансы «инструментального погружения человека в просторы центральной фантоматики» путем воздействия на его мозг без использования каких-либо химических средств — наркотиков (а также действий типа гипноза, производимого «третьим лицом»). Во-вторых, может ли человек, пребывающий в нормальном состоянии души и тела, переживать какие-то, хотя бы зачаточные, ощущения, эквивалентные «погружению в центральную фантоматику, — иллюзии, неотличимые от действительности, то есть в фиктивную реальность».

4

В настоящее время никаких фундаментальных методов влияния на мозг, закрытый в черепной коробке, мы не знаем, то есть не знаем таких методов, которые бы управляюще воздействовали на процессы сознания. Хотя уже существуют целые группы выпускаемых (не только для терапевтических целей) лекарств, которые так влияют на преобразование информации во сне, что на прилагаемых к упаковкам инструкциях дается предупреждение о том, что, например, после употребления данного лекарства «у больного появляются кошмарные сновидения» или что сны характеризуются интенсивностью цветов, оттенков или «богаты живым сюжетом». Тем не менее никто не может a priori быть уверен ни в том, что ему приснятся кошмары, ни в том, что после употребления тех, других, препаратов можно будет увидеть ярко раскрашенные сны. Кстати, можно добавить, что человек, который бы изобрел (синтезировал) препараты, которые, не будучи наркотиками, дадут возможность «химического управления содержанием выбранного сна», за короткое время заработал бы миллиарды. По сути дела, если трезво смотреть на «баланс жизни» каждого человека, одну треть времени этой жизни мы «тратим» на сон и сновидения, и при этом на содержание того, что нам снится, почти никакого влияния не имеем (отсюда мое определение времени сна как «потраченного впустую», впрочем, вынужденным способом, а причины, по которым мы должны спать, нам, то есть психологии, медицине неизвестны, так что ничего у нас нет, кроме множества недоказуемых гипотез в попытке ответить на вопрос, «почему мы спим»). Ненаркотических средств для создания иллюзии, не вызывающих зависимости (как это делают, например, препараты героиновой, морфиновой группы, опиум и т. п.), не приводящих к ускоренной смерти или другим образом не ведущих к характерному порабощению ума, не существует. Впрочем, речь идет о химикатах, каким-либо образом вводимых в организм (инъекциями, как героин, или внутренне, как я принимал псилоцибин). Вопрос в том, как создавать иллюзию, точно копирующую явь, ничего не глотая и не травясь.

5

Но, разумеется, такие иллюзии являются уделом абсолютно всех людей в этом мире, и так было издавна. Я имею в виду сон, во время которого мы не погружены в «небытие» (так называемый «мертвый сон»), а где мы переживаем то, что по-польски называется «marzenie senne» («сновидение»), в немецком языке дифференциация более выразительна, как и в английском или французском языках (Traum, dream, ręve — это значит «сновидение», а Schlaf, sleep, sommeil — «сон»). Сейчас появляются основанные якобы на психологическом тренинге методики, которые дают спящему возможность «управлять тем, что ему снится», хотя в какой-то степени небольшое влияние на сюжет сна могут оказывать многие люди с некоторым индивидуальным различием, но все это является скромными попытками по сравнению с «реальностью сна». Я позволю себе продемонстрировать это на собственном примере, на том, что я видел во сне в последнее время.

6

Однако вначале следует сказать, почему мы вообще такими проблемами должны заниматься. Итак, primo, мы не знаем, для чего мы спим и видим сны, но мы знаем, что компьютерам современного поколения ровным счетом ничего не снится и что сон для них не только не нужен, но, если бы кто-нибудь такое software псевдосна запрограммировал, то точно так же не было бы известно, зачем компьютер в процессе обработки (data processing) должен это делать. Совсем иначе выглядела бы ситуация, если бы компьютер, который «провел много времени в бессонном состоянии», работал «хуже» по сравнению с таким, который бы «выспался», — именно полностью, как человек. И здесь разница между нашим мозгом и «электронным мозгом» (как называли компьютеры ENIAK первого поколения, когда делались первые шаги) может стать одним из ключей (или отмычек) к разрешению вопроса, почему эволюция природного мозга все сильнее отличается от инженерно-информационной, то есть конструктивной и прагматичной, эволюции следующих поколений компьютеров. Добавлю только (может и не по делу), что Марвин Минский, один из отцов AI, или «искусственного интеллекта», воспринятого некоторыми как недосягаемая фантазия, а сторонниками — как скоро достижимая цель, говорил, что так называемая «загадка сознания человека» никакой загадкой по сути не является. Минский считал, что сознание — это управляемая инстанция высшего (наивысшего) порядка, которая не занимается отдельными частями воздействующих чувственных потоков, а зависит от того, какое целое возникает из объединения всех сигналов, посылаемых к мозгу.