Брат, которому семь - Владислав Крапивин

Солнечное утро не радовало Альку. Он всё думал про Игоря: уедет или не уедет? Пусть бы ходил каждый вечер с Верухой в кино, пусть бы ездил с ней на лодке! Пусть! Только бы не уезжал. Алька никак не мог понять, что случилось, и от этого ему было ещё хуже.

Он сел задом наперёд на стул, прислонился головой к спинке. Хоть бы пожалел его кто-нибудь…

Альку пожалела Марина. Он совсем и не ждал, а она подошла сзади, взяла его за плечи.

— Алька, ты чего?

Он удивился. Но всё равно не поднял головы и сказал:

— Ничего… А Игорь на работу пошёл?

— На работу, — ответила Марина.

— Весь день на работе, — вздохнул Алька. — А когда приходит, молчит и молчит. Он как будто больной.

— Нет, — сказала Марина. — Он не больной. Он поссорился.

— С кем?

— Ты ещё малыш, — начала Марина. — Ничего ещё ты не…

— С кем он поссорился? — со звоном в голосе сказал Алька и дёрнул плечом.

— С Верой… Но ты не говори, что это я сказала тебе.

— Кому мне говорить…

— На строительстве ТЭЦ не хватает железа…

— Я знаю, арматуры не хватает, — сказал Алька. — Ну и что?

— Ну и то… Комсомольцы после работы субботники устраивали, чтобы помочь стройке. Потом это железо увезли на завод, где работает Верин отец. Там должны были из железа эту самую арматуру для стройки сделать. Только не сделали. Истратили железо для других заказов.

— Ну и что? — снова спросил Алька.

— А строители попросили Игоря про это написать в газету. Вот он и пишет. А Верин отец узнал.

— У-у, — протянул Алька. — Это он истратил чужое железо?

— Нет, но он про это тоже знал. И не хочет, чтобы Игорь писал.

— И Веруха не хочет?

— Она говорит: "Пиши, только мы больше не знакомы".

"Ну и хорошо", — чуть не сказал Алька. Но подумал, что Игорю, наверное, совсем даже нехорошо, и промолчал. Потом он вспомнил Верухиного отца — дядю Васю, лысого, высокого, в очках. Всегда казался таким добрым, не ругался даже, когда в него мячом залепили. Притворялся, значит. А теперь из-за этого дяди Васи может уехать Игорь! Или, вернее, из-за Верухи, потому что поссорился с ней…

Алька медленно поднялся по лестнице. Нерешительно подошёл к двери. Долго стоял и разглядывал облупившуюся краску на дверной ручке.

Алька поднялся на цыпочках и надавил кнопку звонка. Он надавил её очень осторожно, а звонок за дверью всё равно загремел оглушительно.

— Не заперто! — услышал Алька голос Верухи.

Он вошёл. Веруха стояла перед большим зеркалом. Она в одной руке держала красную коробку с пудрой, в другой — кусок ваты. Пудрила нос.

— Ты зачем? — спросила она.

— Я… так, — выдохнул Алька:

— Ну, если так… пожалуйста. — Она даже не обернулась.

Алька открыл рот, взглянул на Веруху и… ничего не сказал. Не решился. Он подошёл к пианино. Крышка была откинута, и белые клавиши блестели, как тонкие бруски сливочного масла. Алька ткнул одну клавишу. В чёрном высоком пианино сразу громко откликнулась струна. Этот звук был похож на голоса ночных поездов.

— Вера… — боясь обернуться, тихо проговорил Алька. — Ты скажи, чтобы Игорь не уезжал…

Веруха молчала. Алька повернулся и увидел, что она стоит неподвижно с поднесённой к носу пудрой.

— Вера! — испуганно сказал Алька.

— Убирайтесь вы все! — вдруг крикнула она тонким голосом и бросила на пол коробку с пудрой.

Алька выскочил в коридор.

— Ненормальная! — крикнул он сквозь слезы. — Он всё равно напишет про железо!

В комнате клубилось белое облако.

Прошло четыре дня, а Игорь не уезжал. И даже не говорил об отъезде. Алькина тревога немного улеглась. Ведь нельзя же целыми днями думать о чём-то грустном. Тогда не останется времени ни на какие хорошие дела. А дел было много. И однажды под вечер Алька пошёл к Валерке, чтобы сшить из самодельного футбольного мяча боксёрские перчатки. Но к Валерке Алька не попал, потому что встретил Лапу. Лапа приехал из лагеря коричневый от загара, и лишь волосы стали ещё белее и всё так же торчали во все стороны.

— Алька! — обрадовался Лапа. — Здравствуй! Тебе привет от Мишки Русакова. Помнишь, толстый такой? А ты куда идёшь? Я тебя тыщу лет не видел…

Потом Лапа сказал, что идёт на вокзал собирать спичечные коробки для коллекции. Пассажиры едут со всех сторон, и коробки у них с наклейками, каких в этом городе никто даже и не видел.

— Наклейки — это чепуха, — сказал Алька. — Вот старинные монеты собирать — это да.

— Конечно, — согласился Лапа. — Только мне наклейки и не нужны. Их Борька Сазонов собирает, а у него есть клетка. Громадная, как курятник. Можно целую стаю чечёток держать.

— Меняться будешь? — понял Алька.

— Меняться. На вокзал пойдёшь со мной?

Альке не велели одному ходить на вокзал. Но сейчас он рассудил, что идёт не один, а с Лапой. К тому же они так давно не виделись.

— Топаем? — спросил Лапа.

— Топаем.

До вокзала было далеко, и они пришли, когда часы показывали почти девять. Но солнце ещё светило, потому что стояли летние, долгие дни.

У входа на перрон дежурил дядька с красной повязкой.

Но Лапа знал, где в чугунной решётке забора есть дыра. Он помог пролезть Альке и пролез следом.

— Сейчас на третий путь поезд из Владивостока подойдёт, — сообщил Лапа. — Давай скорей!

Но на втором пути тоже стоял поезд. И в него всё время входили люди.

— Проскочим, — решил Лапа.

Он взял Альку за плечи, протиснулся вместе с ним к подножке, подсадил его. Алька и сам не заметил, как оказался в тамбуре.

Лапа соскочил с другой стороны на платформу.

— Прыгай! — крикнул он Альке и протянул руку.

Алька собрался прыгнуть. Но в это время какая-то тётка с корзинами, перекинутыми на полотенце через плечо, сердито блестя глазами, оттолкнула Лапу и полезла в вагон. Не мог же Алька прыгать на её корзины!

Вдруг поезд дёрнулся. Алька снова кинулся к выходу.

Но опять какой-то дядька с узлом уже на ходу вскочил на подножку. Вагон медленно поплыл вдоль платформы.

— Да прыгай же!! — заорал Лапа.

Но Алька испугался. Он в первый раз попал в поезд. А вагон пошёл быстрее. Лапа бросился следом и хотел прыгнуть на подножку, но какой-то мужчина в соломенной шляпе ухватил его за плечо и стал что-то говорить.

— Лапа-а!.. — закричал Алька и заплакал, но мужчина держал Лапу — тот не мог вырваться.

А вагон дёрнулся, побежал быстрее, стуча колёсами, и Лапу не стало видно за другими людьми.

Алька, плача, оглянулся. В тамбуре никого не было. Куда поезд идёт? Алька не знал. Может, он увезёт Альку до самого океана.

Это так испугало Альку, что он даже перестал плакать. Он машинально вытер со щёк слезы и широко открытыми глазами стал смотреть из вагона. А мимо проплывали низкие дома из кирпича, красные товарные вагоны, водонапорные башни и тополя. Верхушки тополей ещё золотились от солнца.

Алька дёрнул дверь, которая вела внутрь вагона. Ведь там же есть люди, должны же они помочь! Но дверь была тяжёлая, не поддавалась. Алька подумал о Лапе. Ему сейчас тоже плохо. Алька оглянулся. Увидел тяжёлую железную рукоятку и надпись с белой стрелкой: "Тормозить". Поезд мчался уже полным ходом, торопился к океану, а город оставался позади. Алька всхлипнул и взял железную рукоятку. Она не поворачивалась. Алька налёг животом.

И тут загремела отодвигаемая дверь.

Хорошо, что Алька вытер слезы. Это было не так уж важно, но всё-таки хорошо, потому что через секунду он услышал:

— Алька!

В тамбуре стоял Игорь.

Алька вскрикнул от радости и чуть не вывалился в открытую дверь.

— Я случайно… — заговорил он и засмеялся: — Я хотел на третий путь… Там Лапа остался. Ты за него заступишься, ладно? Мы шли собирать наклейки…

Ему было теперь не страшно. И Лапе тоже не попадёт ни от кого, потому что есть на свете Игорь.

Он заступится.

— Дурень ты! — сказал Игорь. — А если бы попал под поезд?

— Я не под поезд… — улыбался Алька. — Я же в поезд попал.

И тут он перестал улыбаться. Он понял. Ведь Игорь тоже в поезде. А поезд идёт к океану.

Алька отошёл. Прижался спиной к холодной железной стенке.

— Алька, — сказал Игорь, — ты что на меня так смотришь? Ты что, Алька?

Алька тихо спросил:

— Всё-таки уезжаешь, да?

— Куда? — Кустики бровей у Игоря поползли вверх.

— На Дальний Восток…

— Ну что ты, — ласково и серьёзно сказал Игорь. — Это же пригородный поезд.

Алька поверил сразу. И он почему-то почувствовал, что очень устал. Будто четыре часа подряд гонял тяжёлый мяч. И у него снова защекотало в горле.

— Не веришь? — говорил Игорь. — Ну, смотри, это же пригородный вагон. — Он открыл дверь. — Видишь, даже полок для лежания нет. И куда я поеду без вещей?

Алька хотел сказать, что верит, но боялся разжать зубы. Он мог бы тогда не выдержать и снова заплакать.

— Не веришь… — грустно усмехнулся Игорь и сел перед Алькой на корточки.