Испанский сапожок на шпильке - Марина Серова

Я увидела ее у подъезда. Она, забыв все свои принципы, открыто курила на глазах у прохожих. Уверенная на этот раз в том, что за мной никто не следит, я вошла в подъезд и поднялась следом за Верой на ее этаж.

Она жила в скромной двухкомнатной квартирке, плотно зашторенной, чистой и прохладной. Минимум вещей, максимум свободного места.

— Может, перейдем на «ты»? — предложила я.

— А почему бы и нет? Хочешь чаю или компоту?

Она принесла компот из вишен и разлила по бокалам.

— Ты не замужем? — спросила я.

— Нет. Все попадаются какие-то не такие… Или я слишком разборчивая стала…

— А ты не знала случайно Болотникова Виталия?

— Болотникова? Знала. Он мне телевизор ремонтировал. Его Соня приводила. А что?

— А то, что его тоже убили.

Вера медленно опустила бокал на стол. Плечи ее поникли.

— Что уж тут можно сказать?

— Не сказать, а спросить. Ты ничего не знала об отношениях Сони с Эдиком?

— Смотря что. Ты подозреваешь, что он как-то причастен к этой фирме «Сократ»? Я, честно говоря, тоже об этом думала. Но как тут что-нибудь докажешь? Мы слишком маленькие люди. Только непонятно, зачем было ему подставлять Соню?

— Они с Сашей хотели сделать из нее инкубатор для своих детей. Для состоятельных людей вопрос о наследниках — один из самых важных. Кому они оставят все свое добро?

— Не может быть… — Вера прикрыла рот рукой и покачала головой. — Неужели они на это способны?

— Они напоили ее, и Эдик, воспользовавшись ее беспомощным состоянием, изнасиловал Соню. Это было три месяца назад. А результаты вскрытия показали, что она была беременна… Вот такие дела, Вера.

Вера ушла, а вернулась с бутылкой водки. Достала из холодильника. Затем появились помидоры и ржаной хлеб.

— Давай помянем Сонечку и ее малыша. Мне кажется, что сегодняшний день никогда не кончится. Ты каждую минуту выдаешь мне вещи, от которых просто голова кругом идет…

— Я не могу пить. Разве только сегодня вечером. Но ко мне нельзя, у меня такие неприятности, я тебе передать не могу… Поэтому давай отложим на потом. Я же за рулем.

— А я выпью.

Через некоторое время Вера вынесла из спальни сверток. Коричневая почтовая бумага, скотч.

— Ну что, развернем? — спросила я.

— Конечно.

Вера отодрала скотч, развернула бумагу, и мы увидели целлофановый пакет, а сквозь него просвечивала толстая пачка долларов.

— А-а-а… Что же это такое? Откуда? У нее же денег даже на мороженое не было… Когда последний раз шли с ней по улице, она сказала, что «зайцем» на автобусе ездит, потому что заплатить нечем. А когда я предложила купить нам по мороженому, она лишь усмехнулась. А ведь это было в тот самый день, когда она ко мне в парикмахерскую пришла, чтобы ВОТ ЭТО отдать на хранение. Я ничего не понимаю.

— Значит, ее убили из-за этих денег, — вырвалось у меня.

— Ты что? Она бы в жизни не взяла!

— Да я не о том. Просто ее убийство как-то связано с этими деньгами. Слишком уж все странно. Тем более такая сумма. Можно я хотя бы пересчитаю?

— Возьми их, возьми их, Христа ради, чтобы у меня в доме их не было. Это нечистые деньги. Она не могла их заработать. Не могла. Это что же такое надо сделать, чтобы зараз такие деньжищи отвалили? А то еще и меня убьют.

Вера испугалась не на шутку.

— Хорошо, я возьму, но, когда все выяснится, я тебе их верну.

Я пересчитала деньги. Две тысячи долларов. Ничего себе. Ну откуда они у нее? ОТКУДА?

— Я их все равно не возьму. Ни при каких условиях. Лучше уж потрать их на то, чтобы найти изверга, который ее убил.

— Скажи, Вера, ты не замечала за ней в последнее время каких-то изменений?

— Что? — Она была еще под впечатлением увиденных денег. — Каких именно?

— Пока еще не знаю. Какое у нее было настроение?

— Переменчивое. Последние месяцы, начиная примерно с марта, мы виделись редко. Я работала, а она только и занималась тем, что искала работу. А… Я поняла, к чему ты клонишь. Ты об Игоре? По-моему, она была влюблена в него.

— Я видела Волостнова. В него можно влюбиться. Но это могло произойти с Соней лишь в том случае, если бы он подал ей хоть какую-то надежду. Она — судя по тому, что мне удалось узнать о ней за эти три дня, — человек неглупый и не стала бы обольщаться надеждой на взаимность, если бы не он сам… Может, я непонятно объясняю, но, вероятно, он сам шел на сближение. Она была ему зачем-то нужна. Такой мужчина, как Волостнов, не стал бы встречаться с девушкой, обладающей столь некрасивой внешностью, если бы ему это не было нужно. А что, если они были самыми настоящими любовниками?

— Это очень смелое предположение.

— Я достаточно хорошо знаю мужчин, чтобы предположить и такое. Волостнов принадлежит к типу людей, склонных к нарциссизму. То есть к самолюбованию. Вполне вероятно, что ему было недостаточно обычных поклонниц, обожающих его и поклоняющихся ему, и поэтому, встретив Соню, он мог испытать еще большее превосходство. Они составляли потрясающую по своей оригинальности контрастную пару. Это могло его возбуждать…

— Перестань! Соня была не из таких. У меня вообще в голове не укладывается эта история с Эдиком, а ты уже нафантазировала и про Волостнова. Тебя послушать, так Соня была просто роковой женщиной, за которой мужчины бегали толпой.

— Я была в квартире Волостнова, и посмотри, что я там нашла… — Я достала из своей вместительной сумочки пакет со сложенной в нем розовой сорочкой и поднесла к глазам Веры. — Что ты скажешь на это?

— Я знаю эту сорочку. У нее был такой гарнитур. Она долго копила деньги, чтобы купить его. И если это действительно ЕЕ сорочка, то на ней должна быть прожжена дырка… Это я нечаянно уронила пепел с сигареты, когда Соня ночевала у меня…

Мы достали сорочку.

— Вот она! Точно. Тогда я вообще ничего не понимаю.

— Соня жила своей жизнью и не была обязана ни перед кем отчитываться. Тут и понимать нечего. Сколько ей можно было носиться со своей девственностью, которую и так отняли против ее воли…

— Еще вопрос: пользовалась ли Соня косметикой? В частности, пудрой, и если да, то какой именно?

— Нет. Она принципиально не пудрилась. И не румянилась. Только слегка подкрашивала ресницы и губы. Это абсолютно точно.

Я снова запутывалась в своих собственных версиях.

— А не могла она, скажем, прийти в гости к какой-нибудь подруге, а та предложила ей напудриться…

— Исключено. Она считала, что пудра засоряет поры. Но почему тебя так интересует именно пудра?

— Представь, когда я обнаружила Соню, ее лицо было густо вымазано в крем-пудре, глаза накрашены, а на ней самой было свадебное платье. Что тут можно подумать?

— Чертовщина какая-то. Ты вот сейчас мне все это рассказываешь, а мне кажется, что речь идет вовсе не о Соне.

— Тебе написать расписку, что я взяла у тебя эти деньги? Если хочешь, мы прямо сейчас съездим к нотариусу и оформим все по закону.

— Я же сказала, что не притронусь к этим деньгам.

— Да на эти деньги ты могла бы посмотреть мир. Если не весь, то хотя бы просто побывать за границей. Чего ты испугалась? Надо реальнее смотреть на такие вещи. Деньги — это свобода. А чтобы ты не подумала обо мне плохо, представь, как могла бы жить твоя Соня, будь она богатой? А я могу тебе сказать. Во-первых, она бы сделала себе пластическую операцию, изменила внешность настолько, насколько это возможно. Во-вторых, купила бы себе дом или квартиру, чтобы не быть приживалкой у собственной сестры. В-третьих, за ней бегали бы мужики, и, рано или поздно, она бы благополучно вышла замуж и нарожала детей. Так что не советую тебе так пренебрежительно относиться к этим зелененьким бумажкам. Да, согласна, это все условности общества. Но мы живем в этом обществе, а значит, должны подчиняться этим условностям, принимать их.

— Говоришь ты хорошо, что верно, то верно. Но только я все равно не возьму эти деньги.

— Как хочешь. Но мне просто необходимо выяснить их происхождение. — С этими словами я положила в сумку деньги, а заодно и пакет с сорочкой Сони.

Я ушла от Веры с тяжелым чувством. Надо ли было мне делиться с нею своими мыслями? Не проще было бы промолчать? Но, с другой стороны, я узнала, что на квартире Волостнова я нашла действительно сорочку Сони, а это доказывало их близость. Вполне вероятно, что Соня была беременна от него. Хотя у меня в голове не укладывалось, что они могли быть любовниками. Говорить такие вещи, может быть, и цинично, но не принимать их во внимание тоже было бы нелепо. Как можно не придать значения ее внешности? Существуют же какие-то общепринятые критерии в отношениях между мужчиной и женщиной? Существуют. И красота, сексуальная привлекательность — здесь не на последнем месте. Тогда почему Волостнов выбрал для своих любовных утех именно Соню, когда вокруг него так много красивых женщин?