Барабанщица - Александр Бондарь

Человек в сером костюме поднялся.

- Ну, до свидания, поправляйся! И не забудь позвонить мне. Да, - он остановился и улыбнулся. - Нет, - и он опять улыбнулся. - Нет, нет! Скоро всё сама узнаешь.

Он ушёл. А Катя взяла визитную карточку и прочитала:

"Горчаков Дмитрий Григорьевич. Майор. Федеральная Служба Безопасности."

...У Катиных ног лежал маленький, поросший лилиями пруд. Тени птиц, пролетавших над садом, бесшумно скользили по его тёмной поверхности. Как кораблик, гонимый ветром, бежал неведомо куда сточенный червём или склюнутый птицей и рано сорвавшийся с дерева листок. Слабо просвечивали со дна зеленовато-прозрачные водоросли.

Тут Катя могла сидеть часами и чувствовать себя замечательно. Но стоило ей поднять голову - и когда перед ней могучей стеной вставали тёмно-зелёные, покрытые лесом горы, когда за этими горами, на горизонте, голубели тоже горы, но только уже далёкие, малоразличимые, когда Катя видела, что мир широк, огромен и ей ещё непонятен, тогда казалось, что в этом маленьком саду ей не хватит воздуха, она открывала рот и старалась дышать чаще и глубже, и тогда охватывала её необъяснимая тоска.

Ей очень хотелось увидеть Славку, но тот всё не приходил. Катя догадывалась, что его, вероятно, просто не пускают к ней, а в голову, тем не менее, приходили всякие тревожные мысли.

И наконец он появился. Это случилось утром. Катя увидела его, когда он выходил из машины.

Приложив усилие, она приподнялась на кровати и села. Вошёл Славка. На нём был новый костюм, в руках он держал букет и узелок, от которого запахло едой. Славка посмотрел на Катю и растерянно огляделся, ища глазами, куда бы поставить цветы. Потом, не найдя, просто положил букет на столик, подвинул стул и присел рядом с Катиной кроватью.

- Здравствуй. - сказал он, моргая. - Папа тебе привет передавал! Это он мне дал свою машину. А ты гораздо лучше выглядишь. Совсем не так, как Горчаков описывал.

- Кто? - не поняла сразу Катя. Но потом вспомнила. - А что он ещё сказал?

- Сказал, что ты классная! - Славка улыбнулся. - Ты ему очень понравилась.

- Славка, - спросила Катя, - зачем они твоего отца убить хотели?

Славка задумался.

- Видишь ли, когда вы... - тут Славка покраснел и быстро поправился, то есть когда они обокрали в вагоне папиного помощника, то ничего нужного в сумке они, конечно, не нашли... Ну, они рассердились...

- Славка, - упрямо повторила Катя, - ну, не нашли, но зачем же

всё-таки они хотели убить твоего отца?

- Видишь ли, он, кажется, работает над каким-то важным проектом. Очень важным. Ну, а им этого не хочется. Нет, знаешь... дальше ты меня лучше не спрашивай! Я тоже однажды спросил у него: что за проект? А отец сделал такое таинственное лицо. "Ты, - говорит, умеешь хранить тайну?.. Государственную тайну..." Потом посадил меня рядом с собой, взял карандаш и говорил, говорил, объяснял, объяснял... Вот тут винт, тут ручка, тут шарниры, здесь шарикоподшипники. При вращении, говорит, развивается огромная центробежная сила. А здесь такой металлический сосуд... Я всё слушал, слушал - а потом дошло, и я закричал: "Папа! Ну, что ты врёшь? Это же ты мне объясняешь, как устроен молочный сепаратор, что стоит в деревне у бабушки!" Тогда он хохотал, хохотал, так, что и мне смешно стало. Так вот, с этого момента я уже его и сам ни о чём не спрашиваю. Нельзя! - вздохнул Славка. - Это действительно государственная тайна.

- Их посадили? - угрюмо спросила Катя.

- Кого "их"?

- Ну, этих, который дядя - и Яков.

- Но ты же... ты же убила Якова, - пробормотал Славка и, по-видимому, сам испугался, не сказал ли он Кате лишнего.

- Разве?

- Ну да! - быстро сказал Славка, увидев, что Катя даже не вздрогнула, а не то чтобы упасть в обморок. - Ты встала, и ты выстрелила. Но дом-то ведь был окружён и от калитки и от забора - их уже выследили. Тебе бы ещё подождать две-три минуты, так их всё равно бы захватили!

- Вот что! Значит, выходит, что и стреляла я напрасно!

- Ничего не выходит! - вступился Славка. - Ты же этого не знала. Ты же не знала этого! - и Славка, смущённо пожав плечами, протянул Кате завёрнутый в салфетку узелок, от которого шёл запах тёплых плюшек с ватрушками. - Это тебе моя бабушка прислала. Я не брал. Я отказывался: "Зачем? - говорю. - Там и так кормят". Но она разве слушает!..

И Славка поставил узелок на тумбочку, рядом с цветами.

- Спасибо. - Катя улыбнулась. Потом спросила: - А этот... дядя? Взяли его?

- Взяли. - Славка кивнул. - Его ранили - когда от оперативников отстреливался. А утром в больнице он умер.

Славка наклонился и негромко добавил:

- Я слышал - ему кто-то из медперосонала какую-то дрянь тихонько впрыснул. Это его начальство о нём позаботилось. Он знал слишком много. Горчаков очень злой был, кричал на своих людей: ФСБ специально охрану поставила, день и ночь следили... И вот, не уследили всё-таки... - потом Славка помолчал и добавил: - А ты молодец. Не каждый бы так смог. Мало кто...

Прощаясь, он осторожно погладил Кате руку, потом наклонился и очень осторожно поцеловал в щёку. Он сказал, что скоро зайдёт опять. Всё ещё чуть прихрамывая, Славка быстро дошёл до машины и помахал рукой.

...Он уехал. Долго сидела Катя. И улыбалась, перебирая в памяти весь их разговор. Но глаза поднять от земли к широкому горизонту боялась. Знала, что всё равно налетит сразу, навалится и задавит тоска.

Как-то сидела она на террасе и задумчиво глядела, как крупный мохнатый шмель, срываясь и неуклюже падая, упрямо пытается пролететь сквозь светлое оконное стекло. И было необъяснимо, непонятно, зачем столько бешеных усилий затрачивает он на эту совершенно бесплодную затею, в то время, когда совсем рядом вторая половина окна широко распахнута настежь.

Мимо неё, как-то чудно глянув и торопливей, чем обычно, пробежала через террасу из сада нянька.

Вскоре из дежурки прошёл в сад доктор. Высунулась опять нянька; она была взволнована.

- Ну, вот и хорошо! Ну, вот и хорошо! - шепнула она, не вытерпев. - Вот и за тобой, милая, из дома приехали.

Как из дома?.. Валентина? Вот это новость!

Катя запахнула халат и вышла на крыльцо.

Резкий крик вырвался у неё из ещё не окрепшего горла. Катя кинулась вперёд и тут же зашаталась, поперхнулась, ухватилась за перила. Кашель душил её, в горле резало. Катя затопала ногами, замотала головой и опустилась на ступеньки.

По песчаной дорожке шёл доктор, а рядом с ним - Катин отец. Кате сунули ко рту чашку воды со льдом, с валерьянкой, с мятой; тогда наконец кашель стих.

- Ну зачем так кричать? - покачал головой доктор. - Ты бы вскрикнула шёпотом, потихоньку... Горло-то у тебя ещё слабое.

Вот они и рядом. Катя лежит. Лоб её влажен. Она ещё не знает, счастлива она или нет. Пытливо смотрит на отца, хмурится, улыбается. Но она очень осторожна, она ещё ничему не верит.

И Катя ему говорит:

- Это ты?

- Да, я!

Голос его. Его лицо. На висках, как паутина, лёгкая седина. Чёрные брюки, белая рубашка, туфли. Да, это он!

И Катя осторожно спрашивает:

- Но ведь тебя...

Он сразу понимает, потому что, улыбнувшись - вот так, по-своему, как никто, а только он - правым уголком рта, - отвечает:

- Меня выпустили... по амнистии.

- И теперь ты...

- И теперь я совсем свободен.

- И тебя выпустили так задолго раньше срока? - бормочет Катя.

- Да. Так иногда бывает.

Катя смотрит на его левую руку: большого пальца до половины нет. Смотрит на голову: слева, повыше виска, шрам. Раньше его не было.

В висках у Кати постукивает. Тут, вдруг налетает догадка, и девочка почти кричит:

- Папа! А где ты теперь живёшь?..

- У Платона Половцева. Он пока уступил мне одну комнату. А дальше будет видно. Теперь мы не пропадём.

- 26-86-36! Так это ты меня искал? Так вот он откуда загадочный

краснодарский телефон!

- Да. Я приехал как раз через неделю после твоего отъезда.

Катя отталкивает его руку и поднимает с подушки голову:

- Ты пусти, папа. Я встану. Мне хорошо!

Они на самолёте, летят в Краснодар.

Широкие поля внизу. Мир - огромный. Жизнь ещё только начинается. Много чего ещё в этой жизни случится! И то, что пока кажется непонятным, всё потом обязательно будет понято. Мотор самолёта гудит, а Кате весело. В адлерский аэропорт их провожал Славка. Он сказал, что его родители приглашают Катю в гости, в Москву.

Они подлетают к Краснодару в сумерки. С волнением вглядывается Катя в смутные очертания этого большого города. Уже целыми пачками вспыхивают огни.

И вдруг ей захотелось отсюда, сверху, найти тот огонёк от уличного фонаря, что светил ночами в окна их несчастливой квартиры - квартиры, где живёт сейчас Валентина, и откуда родились и пошли за Катей и её отцом все неприятности.

Катя говорит об этом отцу. Тот наклоняется к окошку.

Но что ни мгновение, огней зажигается всё больше и больше. Они вспыхивают от края до края прямыми аллеями, кривыми линиями, широкими кольцами. И вот уже они забушевали внизу, точно пламя. Их много, целые миллионы! А навстречу тьме они рвались новыми и новыми тысячами.