Черепашки-ниндзя и Баркулаб фон Гарт - без автора

– Давай поднимемся на верхнюю террасу, – предложил Джон. – Немножко придем в себя…

На террасе было совсем темно, фонари погашены, шезлонги сложены и убраны.

Молодые люди облокотились на каменную балюстраду и устремили взгляды на едва видимое в ночном мраке море.

Оно простиралось почти прямо под ногами, у самых скал, о которые в непогоду с тяжелым гулом разбивались волны. Но эта ночь была так тиха, что они с трудом улавливали могучее дыхание моря, ровное и приглушенное, словно во сне. Большое темное облако с полупрозрачными краями, словно веко, прикрыло красноватую луну.

Оба молчали, говорить не хотелось. Но и тот, и другой думали о Томе Касте. Каждый по-своему, разумеется. Наконец Круз не выдержал:

– В сущности, Том Каст всего-навсего жалкий паяц! – сказал он враждебно. – Или шут, все равно!… Даже певица это поняла.

– Певица просто предпочла его другим, – сдержанно отозвался Джон.

– А я было подумал, что ты и организовал все это жульничество!

– Ты с ума сошел! – Джон, похоже, обиделся. – Я не сводник!

– Тогда почему же?

– Откуда я знаю? Может, догадалась, что сердце у него доброе и любвеобильное.

– Глупости! – оборвал доктор Круз. – У этого старого скрюченного эгоиста! Догадалась, что бумажник у него полный, вот о чем она догадалась! А он, как и положено старому дураку, клюнул на эту удочку.

Джон Смитли помолчал немного, потом неохотно, с видимым усилием, проговорил:

– Ты, похоже, слегка возненавидел его сегодня…

– Я?! – удивленно взглянул на него Круз. – Это чувство мне вообще незнакомо.

– Нет, ты его возненавидел! Хотя и сам этого не сознаешь. В конце концов, ничего плохого тут нет.

– За что же я могу его ненавидеть?

Джон Смитли усмехнулся, правда, довольно криво:

– Сейчас я тебя ошарашу. По-моему, ты ему просто завидуешь.

Действительно, ошарашил. Круз был поражен, что слова подействовали на него так болезненно. Ненависть, от которой он еще минуту назад столь решительно отрекся, пронзила его, словно внезапное головокружение. Но что такое ненависть – он не понял, и никогда потом не мог вспомнить этого тяжелого ощущения.

– Завидую? Ему? – нервно переспросил он. – Чему же это? Его красоте? Инфантильному его разуму? Или, может, его маниакальным теориям?

– Я могу сказать, чему ты завидуешь, – спокойно ответил Джон. – Тому, что он моложе!… Что он намного нормальней и естественней нас с тобой. И к тому же умеет веселиться. Теперь ты согласен?

– Да, ты, видимо, здорово выпил сегодня! Неужели не понимаешь, что над ним просто смеялись?

– Они просто радовались вместе с ним…

– Ты и вправду пьян, – убежденно заявил Круз. – Я уже было думал, что с тех пор ты протрезвел, но нет!

– Пусть так. Что из того?

– Как, что? Значит, ты невменяемый! Со мной так было однажды. Я даже не знал, что делаю. Джон рассмеялся.

– Ты и сейчас того не знаешь. Сам себя не можешь никак понять.

– Не так уж трудно… Я, конечно, не светило мировой науки, как Том Каст… Но и не такой дурак, как он. Все, что я делаю, по меньшей мере необходимо.

Джон долго молчал, потом, собравшись духом, быстро заговорил:

– Нет. Все, что ты делаешь, абсолютно бесполезно. И для людей, и для тебя самого! Сначала Круз просто не понял его:

– Как это? А моя работа?

– Какая там работа! – с досадой отозвался Джон. – Разве ты способен понять разницу между работой и настоящим творчеством?

Действительно, разницы для Круза не было. И, не зная, что ответить, он просто замолчал, смутно догадываясь, что Джон Смитли на этом не остановится. Так оно и оказалось.

– Думаешь, решить какую-нибудь задачу и в самом деле работа, достойная человека? – заговорил он. – Компьютеры делают это гораздо лучше.

Человек должен уметь поставить задачу. Или создать теорию. Или открыть истину. Все равно какую, лишь бы другим ранее она была неведома. Ты этого не делаешь. И даже не сознаешь, что с бешеной скоростью крутишься вхолостую, как колесо без трансмиссии.

Он замолк.

Темное веко облака приподнялось, показался красноватый глаз луны.

Доктор Круз выпрямился у балюстрады, белый и неподвижный, как статуя.

– Тогда почему меня держат на работе? – спросил он. – Да еще предлагают возглавить новую клинику…

– Ты для них всего лишь эксперимент, – холодно отозвался Джон. – Морская свинка, подопытная собачка. Впрочем, так же, как и другие люди для тебя… Опыт начался и должен быть доведен до конца. Хотя всем уже давным-давно ясно, что толку от него никакого.

Круз глубоко вздохнул.

– Так… Теперь и мне ясно, что ты меня ненавидишь, – сказал он совершенно спокойно. – И все это – из-за такого болвана, из-за Тома Каста. Я и раньше подозревал, что ты разделяешь его полоумную теорию об энтропии человеческих обществ.

– Конечно, разделяю! – внезапно взорвался Джон Смитли. – Вернее, не совсем. Но рядом с тобой мне хочется поверить в нее до конца. И знаешь, из-за чего? Из-за твоей бесчувственности, самоуверенности, из-за пустой самонадеянности твоего еще более пустого ума.

– Каст – старая тряпка! – не выдержал Круз. – Лучше умереть, чем быть похожим на него!

– Нет, мой дорогой Круз! Ты не можешь ни на кого быть похожим… Но будет ужасно, если другие станут походить на тебя. А так ты безвреден. И даже порой чем-то мне симпатичен. Но только жаль мне тебя. Я, верно, единственный человек в мире, который тебя жалеет. И все же, если бы я мог, я бы тебя уничтожил…

– Почему же ты этого не сделаешь?

– Потому, что я – человек! – яростно заорал Джон. – Потому, что у меня есть совесть!

– А у меня-нет!…

В какую-то долю секунды он вскинул Джона Смитли над головой с такой легкостью, словно тот был не человек, а полый внутри портновский манекен, и с силой швырнул его в бездну.

Джон не издал ни звука, будто испустил дух еще в руках Круза. Нет, нет, он был жив. Тело его жалко и беспомощно дернулось, словно хотело уцепиться за что-то невидимое, потом он исчез…

Доктор Круз так и остался стоять у балюстрады, выпрямившись, вскинув вверх руки. Ему казалось, что прошла целая вечность, пока не послышался глухой удар о скалы. Мертвая, белая, неожиданная молния пронзила его душу, рассекла ее, словно ударом сабли. И в этом ослепительном свете он на мгновение увидел себя. Голого, изнуренного, с отчаянно вскинутыми к небу руками. Берег был крутой, каменистый, мимо него стремительно неслась страшная черная вода – не просто вода, а стихия, волоча громадные, вырванные с корнями деревья. Корни эти торчали и извивались среди волн, словно руки утопленников. Потом небо снова ослепительно вспыхнуло, все исчезло.

Круз пришел в себя.

Облака рассеялись, над горизонтом светила луна, по-прежнему далекая и безучастная.

Доктор Круз неторопливо вернулся к себе в комнату, лег и тут же заснул: будто кто-то в один миг лишил его памяти…

Ранним утром следующего дня тело Джона Смитли нашли среди белых ноздреватых прибрежных скал. Впрочем, телом его назвать было трудно, настолько оно было разбито и изуродовано. Черная кровь засохла на камнях, над ней уже кружились осы. Те, кто первым увидел, что сталось с Джоном, в ужасе разбежались…

Потом вызвали полицию, портье опознал тело. После краткого осмотра разбудили доктора Круза. Было около шести – время, когда тот обычно совершал свой кросс. Но сегодня он спал. Дверь его комнаты была не заперта, полицейский вошел свободно. Бледный и расстроенный, он подошел к кровати и растолкал доктора Круза. Тот открыл глаза и обратил к нему ясный взгляд, в котором тлело едва заметное удивление и вопрос.

– Где ваш друг?

– Вчера я вернулся один…

– Когда вы видели его в последний раз?

Круз неохотно рассказал. Были вместе с Томом Кастом в ресторане, там они, Джон Смитли и философ, изрядно выпили. Нет, нет – сам он не пьет, просто сидел, смотрел на них и порядком скучал. Вернулись часам к трем, кое-как уложили Тома Каста у него в номере, затем вместе поднимались на лифте. Круз отказался от приглашения Джона Смитли постоять на террасе и подышать свежим воздухом. Тогда тот, видимо, поднялся один…

Наступило краткое молчание.

Полицейский ждал вопроса: «Где же Джон? Не случилось ли что-нибудь, что означают ваши вопросы, ваше появление в моем номере в такую рань?» Но Круз молчал и смотрел на полицейского холодным, бесстрастным взглядом.

– Ваш друг бросился ночью с крыши, – прервал молчание полицейский. – Он разбился о скалы. Его тело уже найдено и опознано.

– Бросился на скалы? – переспросил Круз спокойно. – Это исключено.

– Почему?

– Потому что вчера, когда мы расставались, он был в великолепном настроении.

– Тогда, может быть, его сбросили? – продолжал полицейский.

– Но это тем более нелепо, – возразил доктор Круз. – Джон Смитли такой деликатный и воспитанный, разве он мог кого-нибудь спровоцировать на убийство? Извините, но я уверен, что это исключено.