Власть и наука - Валерий Сойфер

Мы не должны идти по пути простого обезьянничания, но мы обязаны критически и творчески, как нас учил В.И.Ленин, осваивать все созданное за границей. Мы должны бережно подхватывать ростки нового, чтобы росли новые кадры, которые смогут двигать науку вперед.

Только на основе правдивости, на основе критики собственных ошибок можно притти в дальнейшем к большим успехам, к которым призывает нас наша Родина" (94).

В этом месте стенограммы значится: "Редкие аплодисменты", что говорит о том, насколько мощным оказалось воздействие этого худенького, ничем внешне не примечательного человека на аудиторию. Всех остальных генетиков ошикали. Его же ни разу не перебили во время выступления, ему не устроили обструкцию по окончании. Его слушали, затаив дыхание, а в конце речи даже аплодировали.

Но уже следующий оратор -- Г.А.Бабаджанян начал кампанию травли Рапопорта. Он отверг всякую пользу изучения хромосом, обругал мутагенез, заявив, что все мутации непременно вредны, а "организмы, полученные таким путем, -- один лишь брак, уроды!" (95).

"Ведь Рапопорт не мог здесь доказать, что вновь полученные мутанты чем-нибудь принципиально отличаются от бесчисленных мутаций, полученных ими раньше, -- утверждал Бабаджанян. -- Наоборот, есть все основания думать, что они той же природы. Наконец, допустим, что на самом деле получено небольшое количество не вредных и не летальных мутаций. Кому они нужны? Кому нужны по своей природе бесполезные дрозофилы?" (96).

Директор армянского Института генетики Бабаджанян с апломбом делал вид, что успехов генетики нет и быть не может, что все они -- фикция, обман, стремление обвести вокруг пальца всё человечество разом.

Рапопорт стал возражать ему с места. Бабаджанян не нашел ничего лучшего, как перейти к оскорблениям (в частности, он договорился до того, что указал инвалиду войны на отсутствие у него одного глаза, отчего-де он и не видит вредоносности и гнилой сути формальной генетики). Вот часть этой дискуссии, как она была отражена в стенограмме:

И.А.Рапопорт. Но есть полезные мутации, и их много. Почему вы на них закрываете оба глаза?

Г.А.Бабаджанян. Во-первых, это -- полезные мутации на бесполезном объекте (аплодисменты).

И.А.Рапопорт. У нас есть средства против туберкулеза и других болезней.

Г.А.Бабаджанян. Вы только даете обещания.

И.А.Рапопорт. А вы даете обещания выводить сорта в два года, но не выполняете этих обещаний и своих ошибок не признаете.

Г.А.Бабаджанян. Мы несем нашу теорию в практику, говорит Рапопорт. Какую теорию вы несете в практику? Ваша теория по своей внутренней природе направлена против практики. Ваша "теория" относится к практике не только безразлично, не только нейтрально... Менделисты -- противники не только установленных, доказанных успехов, но и потенциальные противники всех будущих успехов. (Аплодисменты) (97).

Имя Ивана Ивановича Шмальгаузена -- известного специалиста в области эволюции склоняли день за днем, глумясь даже над тем, что он болен и не может принять участие в сессии. Но в последний день работы сессии Шмальгаузен приехал и постарался дать внешне спокойный ответ на обвинения. Однако было видно, что он сильно напуган, так как главное, что он хотел донести до слушателей, было желание отмежеваться от взглядов Вейсмана и Моргана и показать, что серьезных разногласий между его взглядами и утверждениями Лысенко нет. В тот же день он отправил Сталину длинное послание, в котором утверждал, ссылаясь на соответствующие страницы в своих книгах, что

"всю жизнь... боролся за материалистические установки... и вел энергичную борьбу против вейсманизма... До 1947 года я никогда не выступал против работ и взглядов академика Т.Д.Лысенко. Наоборот, я давал им весьма положительную оценку" (98).

Шмальгаузен в письме подробно разъяснял, почему он выступал против идей Лысенко о видообразовании, а заканчивал уверениями в том, что осознал эту свою ошибку, обязуется больше её никогда не повторять:

"Ваши указания, товарищ Сталин... помогли мне разобраться во многом... Сессию ВАСХНИЛ я высоко оцениваю и от души желаю новым академикам успеха в их дальнейшей работе. Я лично приложу все свои силы для того, чтобы в дальнейшей преподавательской деятельности максимально популяризировать достижения мичуринского учения..." (99).

Пример гражданского мужества продемонстрировал на сессии директор Тимирязевской академии, крупнейший специалист в области экономики и математической статистики, академик трех академий -- АН СССР, АН БССР и ВАСХНИЛ Василий Сергеевич Немчинов. Двадцать лет он заведовал в Тимирязевке кафедрой статистики, прививая студентам любовь к точным наукам, умение оперировать числом и понятием функции при анализе получаемых данных. В 1940 году его назначили директором академии, и за 8 лет его директорства никому не удалось разрушить этот крупнейший центр агрономической мысли. В те годы, когда Лысенко и его сторонники сумели расправиться со многими оппонентами в других вузах, в Тимирязевке работали великий агрохимик Прянишников, выдающиеся селекционеры и борцы с лысенкоизмом Константинов и Лисицын, эволюционист Александр Александрович Парамонов, генетик Жебрак и многие другие ученые, чьи имена составляли славу и гордость не только лишь Тимирязевки, но и мировой науки. Но Немчинов дал одновременно свободу действий сторонникам лысенкоизма, следя лишь за одним, -- чтобы соревнование идей шло в лабораториях и на полях, а не превращалось в политическую борьбу.

Трудно сегодня представить всю тяжесть ноши, легшей на плечи Немчинова. Изменилась политическая ситуация, отступил в прошлое страшный политический террор, и нам уже не оценить глубины мужества тех, кто не встал тогда на колени. Когда Немчинов поднялся на трибуну, сессия уже фактически закончилась, полная победа мракобесия над наукой была закреплена. Оставалось выступать лишь двоим -- самым авторитетным лысенковцам -- Столетову и Презенту, прежде чем заслушать заключительное слово Лысенко и одобрить приветственное письмо Сталину. И в эту минуту лысенкоисты услышали нечто такое, чего они никак не ожидали. Немчинов показал, что совесть настоящего ученого -- далеко не разменная монета.

"Я вижу, что среди наших ученых нет единства по некоторым вопросам. И в этом я лично, как директор Тимирязевской академии, не вижу ничего плохого, -- в самом начале своей речи сказал он (100) и продолжил. -- Говорят, что в Тимирязевской сельскохозяйственной академии нет мичуринского направления, что наши работники, профессора и т. д. являются антимичуринцами. Это -- неверно" (101).

Он перечислил тех, кто относит свою работу к мичуринскому направлению.

Затем речь зашла о "проступке" Жебрака. Немчинова на сессии обвиняли в том, что он всегда способствовал работе Жебрака и одобрял все его действия, хотя Немчинов, выступая на "Суде чести" Жебрака, резко (и в целом несправедливо) критиковал последнего. Однако здесь Немчинов подтвердил свое уважение к Жебраку как ученому, отметив однако, что если Жебрак в чем-то ошибется, то доброе отношение не будет означать, что и тогда Немчинов промолчит, а те, кто так говорят, прекрасно знают правду, но "почему-то считают необходимым вводить в заблуждение советскую общественность" (102). В ответ из зала выкрикнули: "Они чуют правду". С этой минуты Немчинову не давали говорить, перебивали, оскорбляли. Тем не менее он не отступил от своей позиции. Вот, что осталось в "отредактированной" стенограмме этого заседания:

"Голос с места. Хромосомная теория в золотом фонде находится?

В.С.Немчинов. Да, я могу повторить, да, я считаю, что хромосомная теория наследственности вошла в золотой фонд науки человечества и продолжаю держаться такой точки зрения.

Голос с места. Вы же не биолог, как вы можете судить от этом?

В.С.Немчинов. Я не биолог, но я имею возможность эту теорию проверить с точки зрения той науки, в которой я веду научные исследования, и, в частности, статистики. (Шум в зале).

Она соответствует также моим представлениям. Но не в этом дело. (Шум в зале).

Голос с места. Как не в этом?

В.С.Немчинов. Хорошо, пусть будет в этом дело. Тогда я должен заявить, что не могу разделить точку зрения товарищей, которые заявляют, что к механизмам наследственности никакого отношения хромосомы не имеют. (Шум в зале).

Голос с места. Механизмов нет.

В.С.Немчинов. Это вам так кажется, что механизмов нет. Этот механизм умеют не только видеть, но и окрашивать и определять. (Шум в зале).

Голос с места. Да, это краски. И статистика.

В.С.Немчинов. Я не разделяю точку зрения, которая была высказана председателем о том, что хромосомная теория наследственности и, в частности, некоторые законы Менделя являются какой-то идеалистической точкой зрения, какой-то реакционной теорией. Лично я такое положение считаю неправильным, и это является моей точкой зрения. (Шум в зале, смех)...