Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь - Александр Мазин

– Угу. Выходит, ты в ромейского бога веруешь? – Леший хмыкнул. – А я-то думал: почему ты моих воев не убил… Вам же убивать не велено.

– Если к нашему возвращению стол не будет накрыт – собственными руками задушу, – пообещал Славка.

Глава двенадцатая,

в которой Богуслав отказывается стать князем

– А все же, почему ты их не убил? – чуть позже спросил Кулиба.

– Ссориться с вами не хотел.

– Выходит, ты знал, что мы – Устаховы?

– Нет. Зато я знал, что мои люди – у вас. Пока крови меж нами нет, могли бы договориться.

– Молодец! – похвалил Кулиба. Но тут же похвалился: – А все ж мы тебя взяли! И людей твоих – никто и не пикнул. Нурманы, правда, поерепенились, но драться не стали. Сообразили, что к чему, когда стрелков наших увидали.

– И много было стрелков? – поинтересовался Славка.

– Две большие сотни. А надо – и больше было бы. Хоть с луками, хоть с самострелами. Только и этих хватило.

– У вас что же – целое войско?

– А то! – гордо произнес Кулиба. – Могли бы еще весной Полоцк отбить.

– Что ж не отбили?

– Так Рогнеда же! Мало ли что с ней при штурме случиться могло. Всё, хватит меня выспрашивать. Приедем к воеводе, он тебе сам все обскажет.

– Рогнедушка, – негромко позвал Славка.

– Ты, любый?

За Славкиной спиной удивленно крякнул Кулиба.

Славка мгновенно развернулся. Полоска сабельного лезвия оказалась у Кулибина горла так быстро, что он и вздохнуть не успел.

– Никому! – прошипел Славка. – Даже воеводе! На куски порежу!

Кулиба не испугался.

– Наш пострел везде поспел, – шепнул он насмешливо. – Не боись, Серегеич. Не выдам.

– Кто это с тобой? – Славка разглядел в руках княгини собственный меч. Держала она его правильно: сунься – ужалит, как змея.

– Друг, – успокоил Славка.

– Так и есть, пресветлая Рогнедь Роговолтовна, – заверил его спутник. – Батюшки твоего гридень я, Кулибой кличут.

– Помню тебя, – без особой радости сказала Рогнеда. – Мывка, выходи.

Путь верхами короток. Вскоре они все уже сидели за накрытым столом.

Рогнеду здесь привечали по-княжьи. Величали, кланялись в пояс…

Славка не знал, что и делать. По всему, дело его было провалено. Привезти Рогнеду в Киев ему не удастся. Но, может, оно и к лучшему. Неизвестно еще, как встретит Рогнеду законный супруг. Батя говорил: Владимиру не столько сама Рогнеда нужна, сколько сын ее, Изяслав. «Кровь Роговолтова – ключ от Полоцка, – говорил боярин Серегей. – А Полоцк Киеву нужен».

Приехал Устах.

С прошлой встречи воевода Роговолта изменился мало. Разве что в длинных варяжских усах седины прибавилось.

– Здрава будь, княжна!

– Здоровья и тебе, дядька Устах! Только я не княжна уж, а княгиня. Князю киевскому младшей женой отдана, ужель не слыхал?

– Младшей? – Лохматые брови воеводы сошлись к переносице. – А кто ж тогда – старшая? Не иначе кесаревна ромейская?

– Прежде была Олава, дочь Тюри.

– Я слыхал: она умерла родами? Выходит, теперь старшая – ты?

– Это уж как великий князь решит, – смиренно ответила Рогнеда, опустив глаза.

Устах некоторое время глядел на нее, хмурился. Потом, видно, догадался.

– Вышли все, – велел он.

Его люди хоть и без особой охоты, но покинули избу. Антиф вопросительно глянул на Славку. Тот кивнул, и Антиф вышел. Однако сам Славка остался. Его удержала Рогнеда.

– У меня под рукой пять сотен мечей, – напрямик заявил Устах. – Все – из гриди твоего батюшки. И вдвое больше стрелков-охотников. А ежели понадобится – еще столько же подниму.

– К чему ты это все говоришь, дядька Устах? – Рогнеда крепче сжала пальцы Славки.

– К тому, что одного лишь слова твоего довольно, чтобы выкинуть чужих из Полоцка. Городские ворота нам откроют, а из Детинца мы их в три дня вышибем.

– А дальше что?

– А дальше, Рогнедь Роговолтовна, будешь сама княжить. Хоть своим именем, хоть именем сына, как пожелаешь.

– Недолгим будет мое княжение, – заметила Рогнеда. – Как придет из Киева рать, так оно и закончится.

– Мешко, князь ляшский, помочь обещал, – сказал Устах. – Я с послами его говорил. Верю, что не обманет. Ему сильный Киев не нужен.

– Я с его послами тоже говорила. Мне они тоже обещали немало. Например, мужа доброго из лехитских бояр.

«Вот это новость!» – подумал Славка.

– Со мной об этом речи не было, – нахмурился Устах. – И что ты сказала?

– Что я – жена великого князя Владимира. Зачем мне муж – боярин?

– Младшая жена, – напомнил Устах. – Да и ни к чему тебе замуж за лехита. Коли захочешь мужа – выберешь сама, – быстрый взгляд в сторону Славки, – того, кто тебе по сердцу. Полоцк – твоя вотчина. Ужель не хочешь убийце родичей твоих отмстить?

– Хочу, – согласилась Рогнеда, и глаза ее сверкнули. – И отмщу. В этом не сомневайся. Но не тем, что сделаю мой город кровавым призом в распре Владимира и Мешко. Полоцк – моя вотчина, Устах. И она достанется не какому-нибудь лехиту, а моему сыну. – Рогнеда встала. Поднялся и Устах.

– Хочешь мне послужить, воевода? – спросила княгиня.

– Смотря в чем, – уклонился от немедленного ответа Устах.

– Хочу, чтобы ты поехал со мной. Вместе с верными людьми. Хочу, чтобы ты там, в Киеве, стал моим воеводой.

– Владимир не согласится.

– Согласится, – уверенно заявила Рогнеда. – Добрые воины ему нужны. Да и отказать тебе он не посмеет. Ты ведь меня от разбойников спас, – княгиня холодно улыбнулась. – Многие ли из гридней Лунда тебя видели?

– Только Кведульв, кормчий. И нурман Хривла. Они у меня в отдельном порубе сидят.

– Кведульва и Хривлу убьешь, – спокойно сказала Рогнеда. – Людей Хривлы – тоже. Остальных можешь оставить. Бестолочи, от которых Лунд с удовольствием избавился. Даже если кто-то из них о чем-то догадается, их никто и слушать не станет. Хотя нет, кого-нибудь из этих тоже отправь к Морене. Не то могу спросить: почему викингов порубили, а неуклюжих отроков – нет.

Славка слушал свою милую с растущим удивлением. Такую Рогнеду, с легкостью распорядившуюся жизнями десятков людей (и не просто людей, а тех, с кем она делила пищу и кров), он еще не знал.

Однако Устах слушал Рогнеду очень внимательно и время от времени кивал.

– Добро, – одобрил воевода, когда княгиня закончила. – Остался лишь один вопрос: как быть с тобой, Богуслав Серегеич? Поклянешься ли ты своим Христом, что подтвердишь все, что мы скажем?

– Нет! – отрезал Славка.

Он был оскорблен.

– Тогда…

– Он не выдаст, дядька Устах! – перебила Рогнеда. – Перуном и Волохом клянусь тебе: не выдаст!

– Ну если Волохом… – Длинные усы воеводы приподняла усмешка. – Вот и хорошо. Убивать бы я тебя не стал, – сообщил он Богуславу. – Но и сажать в поруб сына лучшего друга не очень-то хотелось. А что с твоим гриднем чернявым? Кто за него поручится?

– Я! Я! – Одновременно заявили Славка и Рогнеда. Переглянулись и засмеялись.

– Ну раз вам так весело, то пускай живет, – проворчал Устах. – Вот и порешили. Тебе, княгиня, где постелить: внизу или наверху, на сеновале.

– Наверху, – не раздумывая, ответила Рогнеда. – И ему, – кивок в сторону Славки, – тоже. Стеречь меня будет.

– Устерег козел капусту… – пробурчал Устах себе под нос и подмигнул Славке. – Что еще велишь, пресветлая княгиня?

– Кормилицу найди для Изяслава. У меня… – Рогнеда смущенно опустила взгляд, – молоко что-то пропало. Мывка ему тюрю на козьем сделала, но кушал плохо.

– Найдем кормилицу, – успокоил Устах. – Не печалься, княгиня. Иные княжьи дети сроду материнского молока не пробовали, а какими удальцами выросли.

– А если б я согласилась Полоцк принять, ты б со мной остался? – спросила Рогнеда, уютно устроившись на Славкином плече.

– Нет, – не раздумывая, ответил Славка.

– Неужели отдал бы лехитскому пану? Вот, значит, как ты меня любишь!

– У меня, Рогнедушка, в Киеве родня. Что б тогда с ними было? Да и Владимиру я присягал. Я ж не предатель.

– А со мной любиться – это как?

– А этого в моей клятве не было, – усмехнулся Славка. – От моей ласки у князя не убудет. А я не евнух ромейский, чтобы княжьих жен пасти. А вот Полоцк против него поднять – это уже измена.

– Значит, бросил бы меня?

– Почему бросил? Отговорил бы. Да ты ведь и сама всё правильно рассудила. Не может ныне Полоцк сам по себе стоять. А под лехитов идти – дело гиблое. Они нынче веру христианскую от латинян приняли. Значит, принесут и в Полоцк веру Христову.

– А что ж в этом плохого? – удивилась Рогнеда. – Ты же сам – христианин.

– Наша вера – от Булгарского царства, – сказал Славка. – Мы по-другому веруем. На своем языке и по собственному обычаю. А латиняне крестят огнем и железом. А кто не хочет, того убивают. Слыхал я: в землях червенских лехиты всех родовых вождей побили, а волохов пожгли.

– Тебе что до того? – пожала плечиками Рогнеда. – Ты же сам христианин. Радоваться должен.