Жизнь и творения Зигмунда Фрейда - Эрнест Джонс

Фрейд.

Это, возможно, сверхтерпимое письмо не смогло уменьшить опасений Абрахама. Он не хотел отвечать «письмом по кругу», чтобы не разозлить Ранка и Ференци, и поэтому написал Фрейду личное письмо, говоря, что он видит признаки гибельного развития, которые затрагивают жизненно важные вопросы психоанализа. Фрейд попросил его точно определить эту надвигающуюся опасность, ибо он лично не видит ничего подобного. Ободренный этим успехом, то есть тем, что Фрейд готов выслушать критику даже своих ближайших друзей, Абрахам без обиняков сказал, что в этих двух рассматриваемых книгах он видит признаки научной регрессии, которые очень сходны с теми взглядами, которые были у Юнга двенадцать лет назад. Единственная надежда заключается в откровенном обсуждении этих книг членами Комитета в начале следующего конгресса (в апреле).

Закс более дружелюбно, чем Абрахам, отнесся к нововведению Ранка, но указал на пагубную необоснованность в изложении Ранком своих мыслей: «Травма рождения может быть доказана с помощью этнологического материала и с помощью психологии религии в такой же малой степени, как и эдипов комплекс. Толкование сновидений и теория неврозов являются теми исходными предпосылками, без которых тотем и табу будут невозможны. Без такой основы все изложение остается не доказательством, а аналогией».

Фрейд был немного обижен, что Абрахам мог даже на короткое время сомневаться в его желании выслушать резкую критику, и признал, что возможности тех опасностей, о которых сказал Абрахам, также не прошли мимо его поля зрения. Однако Фрейд утверждал, что Ранк и Ференци фундаментально отличаются от Юнга и что в работе ими двигало не что иное, как желание открыть нечто новое. Следовательно, единственная опасность, которая им угрожает, — это совершение ошибки.

…чего трудно избежать в научной работе. Давайте рассмотрим самый крайний случай, будто Ференци и Ранк высказали прямое утверждение, что мы были не правы, остановившись на эдиповом комплексе. Настоящее решение следует искать в травме рождения, и любой, кто не преодолел эту травму, потерпит неудачу в эдиповой ситуации. Тогда вместо нашей фактически существующей этиологии неврозов мы будем иметь этиологию, обусловленную физиологическими случайностями, так как невротиками станут либо дети, которые особенно сильно пострадали от травмы рождения, либо те, кто принес с собой в мир организацию, особенно чувствительную к травме. Далее, на основе этой теории некоторые аналитики введут определенные изменения в технику. Какое дальнейшее зло получится в результате этого? Можно с абсолютным спокойствием оставаться на своей платформе и проводить свою линию, и после нескольких лет работы станет очевидно, переоценили ли одни из нас эту ценную находку или она была недооценена другими. Так представляется мне этот вопрос. Естественно, я не могу заранее опровергнуть те мысли и аргументы, которые Вы намереваетесь выдвинуть, и по этой причине целиком высказываюсь в пользу предлагаемого Вами обсуждения.

Эти два письма Фрейда — к которым можно добавить много других — сами по себе составляют убедительное опровержение легенды, которую выдумали на его счет некоторые писатели: что он был не расположен позволять кому-либо из своих приверженцев иметь мысли, отличающиеся от его собственных.

Фрейд явно не принимал во внимание реакции этих двух авторов. Два дня спустя после своего письма Абрахаму он, не очень благоразумно, сказал Ранку о подозрениях Абрахама и его аналогии с Юнгом, и Ранк, естественно, передал эти сведения Ференци. Трудно сказать, кто из них больше рассердился. Ференци написал письмо, в котором поносил «безграничное честолюбие и зависть», которые скрываются под «маской вежливости» Абрахама, и заявил, что этим поступком Абрахам решил участь Комитета и что он поплатится за это своим правом быть избранным президентом Международного объединения, что, как было условлено, должно произойти на приближающемся конгрессе. Дело было сделано, надвигалась беда.

Фрейд был сверхоптимистичным в своем предположении, что мы вчетвером, Абрахам, Ференци, Ранк и я, без труда сможем выяснить все вопросы в спокойной обстановке, и он определенно был крайне шокирован той суматохой, которую непроизвольно вызвал. Он поспешил заверить Ференци в своей абсолютной уверенности в лояльности его и Ранка. Однако Фрейд не мог скрыть своего горя по поводу того, что случилось.

Я не сомневаюсь в том, что остальные члены бывшего Комитета испытывают по отношению ко мне внимательность и благие намерения, и, однако, дела приняли такой оборот, что меня покидают в беде как раз тогда, когда я стал инвалидом, силы мои уменьшаются для работы, разум ослабевает и отворачивается от любой растущей ноши и более не чувствует себя годным на какую-либо гнетущую заботу. Я не пытаюсь тронуть Вас этой жалобой для того, чтобы был предпринят какой-либо шаг к восстановлению распавшегося Комитета. Я знаю, что прошло, то прошло, что потеряно, то потеряно[167]. Я пережил Комитет, который должен был стать моим преемником. Возможно, я переживу Международное объединение. Остается надеяться, что психоанализ переживет меня. Но все это делает конец жизни очень печальным.

В этом настроении сдерживаемого отчаяния Фрейд восстал даже против преданного Абрахама, которого он обвинял теперь во всех бедах. Он написал тяжелое и абсолютно недружественное письмо Абрахаму, в котором писал: «Какой бы оправданной ни могла быть Ваша реакция на Ференци и Ранка, Ваше поведение явно было недружелюбным. И именно оно сделало абсолютно ясным, что Комитет более не существует, так как нет того отношения, которое создает комитет из группы людей. По моему мнению, теперь от Вас зависит остановить любой дальнейший распад, и я надеюсь, что в этом Вам поможет Эйтингон». Фрейд в редких случаях мог быть явно несправедлив, и это один из подобных случаев. Его довольно иррациональное порицание Абрахама упорно продолжалось, ибо такие отношения были свойственны Фрейду. Но, упоминая о предполагаемом плохом поведении Абрахама (и, возможно, также моем), он заключил: «Чуть большая или меньшая несправедливость, когда позволяешь страстям побуждать себя, не является причиной для осуждения людей, которые во всех других отношениях дороги».

Абрахам не смирился с такими обвинениями. В своем дружелюбном и мужественном письме он оспаривал эти обвинения и достаточно смело приписал такое изменение отношения Фрейда — вполне корректно — его негодованию на то, что ему сказали горькую правду.

Грипп сделал для Фрейда невозможным посетить Зальцбургский конгресс, проводимый во время пасхальных праздников в 1924 году. Ференци и Ранк наотрез отказались от участия в каком-либо обсуждении их работы, так что встреча Комитета, которая была назначена за день до начала конгресса, не состоялась. Действительно, за десять дней до этого Ранк разослал нам «письмо по кругу», в котором объявлял о роспуске Комитета, решении, с которым Ференци гневно, а Фрейд печально согласились.