Закон военного счастья (сборник) - Николай Басов

Ростик немного покрутил в голове эти соображения. И без всякого результата… А может, он так ничего и не придумал, потому что в какой-то момент стало понятно, что они заблудились. И возникли, само собой, совершенно новые, куда более важные и неотложные проблемы – наблюдать по сторонам, пытаться определиться, подсказывать Киму, что следует делать, – хотя пилот и сам все знал, разумеется.

Ким решил, что своим напутствием Дондик сглазил их. В самом деле, он не очень часто, но все-таки летал в этих местах, и вот поди ж ты – заблудился, как новобранец. Когда это выяснилось, у всех разом появилось странное, все более крепнущее чувство, что, если бы они прилетели на место раньше, что-то можно было бы изменить, кого-то спасти, чего-то избежать… Но они кружили, кружили над огромными, на сотни километров протянувшимися равнинами, заросшими высоченными, чуть не в рост бакумура травами, и никак не могли найти даже следа присутствия человечества.

Что поражало в раскинувшейся растительности – так это ее разноцветность. И какие цвета тут только не вспыхивали под солнышком – и нежный сиреневый, и белый, и желтый, даже коричневый в розоватых разводах… Но преобладающими были, конечно, зеленые и серые тона местных листьев. А впрочем, попадались такие пятна, что просто в глазах рябило, – как, например, от интенсивно-голубого, со стекольным блеском цветка, который, распустив свои зонтики выше остальной травы, закрывал все в округе, словно маскировочная сеть.

Если бы в Полдневье было хоть немного ветра, эти травы ходили бы волнами, поражая жизненной силой и красотой. Но ветра не было, они просто росли, вонзаясь в низкое, серое полдневное небо. Это зачаровывало, как какой-нибудь шаманский напев, как журчание реки на камнях, как топот тысячи ног невесть откуда и куда переселяющегося народа.

В очередной раз Рост убедился в необъятности, невероятности и разнообразии Полдневья. И еще, конечно, в том, что слабым человеческим разумом с ним не потягаешься – в каждой своей частице оно превосходило любые доступные людям представления и, кружа, уводило в пропасть, в неведомое, откуда и выбраться-то почти невозможно…

– Это оттого, что тут все каким-то плоским кажется, – прервал Ростиковы размышления Антон, который ушел назад, помогать Винторуку, но, видимо, время от времени отходил от котельного экватора передохнуть и выглянуть в иллюминатор.

– Что именно? – спросил Ким.

– Эта трава.

– А… Да, я от нее тоже одурел.

Все, поэтические ассоциации кончились. Ростик, вяло потянувшись, попробовал подначить:

– А я замечал, для этого дела тебе и травы не нужно.

Но шутка не пошла, должно быть, все слишком остро ощущали свою промашку. Или глубже, чем казалось сначала, их задевало чувство уязвимости и одинокости в этом мире, над этими бесконечными слоями разноцветного растительного моря.

– И чего они только тут свою фабрику затеяли? Дикое какое-то место, – пожаловался Ким.

– Можно подумать, в Полдневье есть хоть что-то не дикое, – отозвался Рост.

– Из травы легче пульпу делать, так мне сказали. А ее тут столько, что ни с каким лесом не сравнится, – слегка начальственно пояснил Антон.

Вдруг в просвете между разноцветными, словно бензин на воде, разводами мелькнула узенькая и показавшаяся короткой, не более сотни метров, ленточка.

– Стоп, – попросил Ростик. – Ким, давай вниз, кажется, я видел речку.

– Ну и что? Я ее уже раз десять тут видел… А толку?

– Мне говорили, Бумажный холм стоит на берегу какой-то безымянной речки.

– Почему безымянной? – снова отозвался сзади Антошка. – Я, когда бывал тут, слыхал, ее Цветной назвали. Нетрудно догадаться – почему.

Помолчали, Ким завернул вдоль речки на юг. Море даже здесь, в полутора сотнях километров, вставало за кормой серо-голубой стальной стеной. Но уже не очень широкой, по крайней мере, не всеохватной. Рядом с ним уже изрядный кусок пространства занимал полуостров Бегимлеси…

– Наконец-то! – вдруг возопил Ким. – Вот они, видишь?

Ростик приник к стеклу, Бумажный холм, как они и ожидали, оказался на правом берегу, с его стороны. Потом Рост достал бинокль, негромко, но уверенно скомандовал:

– Ким, ты в героя не играй, сразу-то не садись. Походи немного вокруг, осмотрись.

– А если им помощь нужна?

– А если пернатые, не будь дураками, в этих кустиках засаду оставили? Специально для таких вот решительных?

– Ким, он дело говорит. Поступай, как велено.

В подтверждение этих слов сзади зазвучали щелчки застегиваемых латных железок, а немного позже и клацанье предохранительной планки «калаша». Ростик вспомнил, что Антон так и не подобрал себе плазменного ружья пурпурных, остался верен человеческому оружию.

Больше Ким не спорил. Он вышел на высоту метров двадцати и плавно, словно сдавал экзамен на вождение с поставленным на приборный щиток стаканом воды, стал ходить кругами около пологого холма, на самой верхушке которого были выстроены соломенные навесы и глиняные сараюшки. Наверное, это и была пресловутая бумажная фабрика. От реки до нее был километр с небольшим.

Сейчас, когда они не торопились, стало заметно, что местность уже немного обжита, даже с высоты без труда читались пробитые тропинки – к реке, к относительно ровной площадочке на запад от холма, где, вероятно, в обычное время находились автомобили, к овражку, где стояли жилые бараки, и чуть в сторону, к вековечному домику с плоской, словно срубленной наискось крышей. Должно быть, у дураков мысли действительно сходятся, потому что Ким тут же проговорил:

– Смотри-ка, от одних земель к другим перешли, может, вообще в другую Вселенную нас занесло, а сортир в своей основе неизменен. Ого, да он тут внушительный, на полдесятка посадочных мест с каждой стороны.

Ростику только вздохнуть осталось. К тому же засаду они или не смогли увидеть в такой траве, или ее вовсе не было. Поэтому, покружив еще немного, Ростик приказал:

– Ладно, Ким, садись. Но сделаем так. Мы с Антоном выскакиваем, а ты поднимаешься и летишь рядом. Невысоко, с визуальным контактом, но рядом.

– Не буду я так лететь, – вдруг вскипел пилот. Ростик сразу понял, насколько Ким сердит, потому что заговорил с горловым, щелкающим выговором. – Если они вас вязать станут, я должен буду повздыхать и на Боловск податься?

– Ты должен будешь машину спасти, – отозвался сзади Антон. – И прикрывать сверху от их летунов.

– Нет, не должен. И не буду. Пойду с вами. Тем более что летунов тут и в помине нет.

– Ким, это приказ, – попытался надавить Ростик.

– Ты еще арестуй меня за его невыполнение. – Выполняй, говорю!

И вдруг Ким белозубо, как киноактер, улыбнулся, тряхнул головой в истертом кожаном шлеме и вполне дружелюбно ответил:

– Шиш тебе.

Все, решил Ростик, сейчас я тебе… Но тут же взял себя в руки.

– Будь мы помоложе, я бы тебе нос расквасил.

– Знаю… Я же все про тебя знаю. И потому вместе пойдем. А у машины Винт останется.

Они сели на ту самую вытоптанную площадочку за холмом, откуда окрестности относительно неплохо просматривались. Конечно, в этой траве можно было по-пластунски подобраться чуть не к самому котлу с кашей почти любого, сколь угодно тщательно охраняемого лагеря, но делать было нечего.

Оставив Винторука сзади, потопали вверх, на сам холм. Он в самом деле был гораздо выше других окрестных холмиков, хотя было их тут немало. Остановившись, Ростик осмотрелся еще раз. Да, трава, трава и холмы. Чуть дальше к реке – небольшое углубление, а за ним – снова холмы. Может, и повыше тутошнего, а впрочем, не повыше. Уж очень легко читались луговины за ними, так что следовало признать – место было выбрано с умом. Научились со временем…

Первые навесы были отделены от ближайших трав довольно широкой, метров сорок, полосой чуть ли не вскопанной земли. Стебельки тут поднимались не выше щиколотки, приходилось только удивляться трудолюбию бумажников. И почти сразу стало ясно, зачем это устроено.

– От пожаров обезопасились, – отозвался Антон глуховатым из-за шлема голосом. Впрочем, забрала он пока не опустил, с его чувством опасности это что-то да значило.

Под первым навесом не было никого. И ничего. Лишь десяток каких-то чанов из сырой, необожженной глины. В следующей сараюшке не оказалось даже чанов. Так и пошло, то какое-то самодельное оборудование, то ничего. Исключение составили козлы, поверх которых, как столешницы, лежали плотно сбитые, довольно гладкие доски с клиновыми струбцинами, в них чувствовалась работа рубанком… Вдруг Ким закричал:

– Сюда, они тут!

Ростик ломанулся было, чуть не столкнувшись с Антоном. И лишь тогда понял, как на него давило это безлюдье.

Людей было много, почти четыре десятка довольно пожилых мужчин и женщин и с полдюжины ребятишек. Все они были связаны травяными веревками, многие, особенно ребятишки, оказались без сознания. Разрезая путы, прикладывая горлышко своей фляги к губам самых слабых, Рост с друзьями провозился минут десять, пока наконец пленники не начали оживать. Матери принялись обихаживать детей, мужики организовались, чтобы сбегать за водой, кто-то отправился в казармы за тряпочками для перевязки – среди пленных оказалось немало изрядно побитых, у одного нестарого мужичка, кажется, были сломаны ноги.