Когда говорит кровь (СИ) - Беляев Михаил

Стоило Айне переступить порог зала, как эти хитрые глаза тут же посмотрели в её сторону, заставив сердце девушки ёкнуть. Он и вправду был красив и молод. Но дело было даже не в этом. Какая-то незримая сила тут же повлекла её к нему. Айне вдруг захотелось дотронуться до него. Провести руками по плечам и груди и убедиться, что он настоящий.

— О, а вот и наша молодка! — прогремел грубый голос Кирота Кардариша, от которого девушка вздрогнула.

— Милейший господин Кардариш, позвольте представить вам мою дочь, Айну Себеш, — улыбка матери показалась девушке до боли знакомой. Она уже видела её. В тот самый вечер, когда её отдали в объятья Мирдо Мантариша. Мать снова её продавала.

— А и верно хороша. Что скажешь, Рего, недурная порода у Себешей, а?

— Скажу, что деликатность тебе совсем не свойственна, дядя, — с улыбкой проговорил юноша, у него оказался мелодичный и приятный голос.

— Ха, деликатность! Тоже мне скажешь! Как видите, госпожа Себеш, мой мальчик не столь прямолинеен как я.

— Ты хотел сказать груб? — большие глаза юноши беззвучно засмеялись.

— И грубости ему тоже недостаёт, да. Зато дерзости — хоть отбавляй.

Они рассмеялись. Кирот громко и раскатисто, откинув назад голову. Рего чуть приглушенно, прикрыв рот кулаком, а мать звонко и как всегда фальшиво. Только Энай остался черствым к этому веселью. Брат сидел с краю, весь скрюченный и зажатый, упрямо рассматривая мозаику на полу. Мальчик напоминал гуся, которого только что окатили ведром ледяной воды, и Айне показалось, что ещё немного и он по-гусиному зашипит. «Энай против этой свадьбы», — моментально поняла девушка. Но вот что именно не нравится еë брату, она пока не знала.

— Айна, деточка моя, прекрати жаться к двери и подойди к нам, — проговорила мать. — Как видите, господин Кардариш, моя дочь суть истинная красота и очарование, а ещё она прекрасно воспитана, верна традициям нашего высокого сословия и очень угодлива богам.

На последних словах женщина пристально посмотрела на укрывающею голову дочери серую накидку. Ту самую накидку, от которой она велела ей избавиться. Что же, от возможности немного позлить мать девушке стало только веселее. Пусть смотрит на эту серую ткань, смотрит и знает, что и у покорности Айны есть свои пределы.

Девушка прошла через весь зал и остановилась возле стола.

— Ну и что ты застыла? Садись.

Скомандовала мать и Айна заняла место напротив Рего. Хитрые глаза юноши тут же неспешно прошлись по ней, изучая её тело. От любого другого подобного взгляда она бы, наверное, испытала смущение или возмутилось, но сейчас девушка чувствовала нечто иное — ей было интересно. Интересно, куда падал его взгляд и где он задерживался. Она даже немного выгнулась, чтобы юноша смог лучше разглядеть изгибы её тела и самые прекрасные его части.

Наконец их глаза встретились и Рего подмигнул ей, растянув губы в очаровательной улыбке, от которой Айна ощутила лëгкий жар на щеках.

— И так, Айна, знакомься с нашими любезными гостями. Это Кирот, глава славного рода Кардаришей и его племянник и наследник Рего.

— Всех благ и благословений вам, о благородные господа. Да не обойдут вас боги в своей милости, — кивнула им девушка.

— И тебе всех радостей, — проговорил Кирот Кардариш, но тут же к его уху наклонился Рего и что-то прошептал, отчего глава рода немного притворно поморщился и шлепнул себя по лбу. — Пха, и верно, что это я. Какие ещё радости в месяц утешений. Радость у тебя будет потом, когда ты станешь женой моего племянника. А пока разделяю твою скорбь и боль, Айна Себеш. Твой отец был хорошим человеком.

— Благодарю за теплоту ваших слов, господин Кардариш. Они приглушают мою боль.

— Не стоит меня благодарить. Слова это просто слова. Они не греют.

— Но они способны поддержать и не дать пасть духу, дядя. Прекрасная Айна, знайте, что я понимаю и разделяю вашу боль утраты. Мой отец тоже отправился в последний путь под присмотром Моруфа, и скорбь по нему так и не покинула моего сердца.

— О, мне очень жаль. Я понимаю и разделяю вашу скорбь.

— Мои боль и скорбь успели притупиться. Все-таки время величайший из всех лекарей. Но ваше сердце только начинают терзать страдания от этой жуткой утери. И потому, если я хоть как-то способен смягчить вашу боль — только скажите. Я сделаю всё для этого.

— Ха, а мальчишка то не теряет времени зря! Что скажете, а, госпожа Себеш, угадали мы с выбором?

— Безусловно, милейший господин Кардариш! Их пара станет подлинным украшением для всего благородного сословия!

— А то! Доброе начинание. Да. Да поддержат его боги! — Кирот Кардариш поднял вверх кубок и осушил его в несколько мощных глотков. Айна заметила, как в глазах матери пробежала зависть, а губы слегка задрожали. Всё же при посторонних она не смела прикасаться к пьянящему напитку и столь явственно нарушать Время утешений.

А вот брат, напротив, сжался ещё сильнее, отвернувшись от них на столько, на сколько вообще позволяли приличия. Заметив это, Кирот Кордариш сдвинул брови.

— Кажется юный глава рода Себешей, не вполне разделят нашу общую радость. Почему ты не радуешься скорому счастью твоей семьи, юноша? Что, не нравится моя помощь?

— Он вечно у нас такой хмурый и нелюдимый, прошу вас, достопочтенный господин Кардариш, не обращайте на него внимания. Увы, таким его сотворили боги, — тут же затараторила мать, но гость смерил её строгим взглядом, от которого женщина моментально заткнулась.

— Пусть юноша сам говорит за себя. Ему быть мужчиной. Великие горести, да не просто мужчиной — главой семьи! Так почему ты не радуешься, а, Энай Себеш?

— Рад ли дом вору в нем? — тихо произнес мальчик, не поднимая лица. Мать охнула, и глаза её округлились от ужаса, но Кирота ответ Эная, кажется, только позабавил. Налив себе ещё вина, он пристально посмотрел на брата Айны.

— Так вот значит кем ты меня считаешь. Вором. И что же я украл? А? Твою сестричку?

— Вы знаете что.

— Нет, мальчик, не знаю. Потому и спрашиваю. Так что просвети-ка меня.

— Вы забираете нашу собственность.

— Ха! Нашел по чему горевать! Да там же залог на залоге. Давно ли милосердие приравняли к воровству?

— Отнимать у слабых то, что принадлежало им веками не похоже на милосердие.

— Я хочу, чтобы ты понял, Энай, раз уж скоро мы с тобой станем родственниками, — голос Кардариша стал суше и тверже, но не растерял до конца былой веселости. — У твоей семьи нет ничего кроме долгов. Я покупаю не земли, или мастерские с мельницами. У вас их все равно нет и уже давно. Я выкупаю ваши долги. И делаю я это исключительно для того, чтобы по своей безмерной доброте помочь новообретённым родственникам избежать позора. Так что ты должен быть мне благодарен.

— А что случится с заложенным имуществом нашей семьи? С оливковыми рощами и виноградниками, с полями пшеницы и ячменя, с маслобойнями и винодельнями, с дубильнями и ткатскими дворами?

— Я покрою по ним все долги.

— А потом?

— А потом, я заберу их себе. Потому что я могу за это заплатить. Такова цена вашего спасения и этого брака. Уже согласованного брака, как я понимаю.

— Знайте, что вы получаете моё формальное согласие, ибо выбора мне не оставили. Но моё благословение вам не видать. И знайте вот ещё что: однажды, я верну собственность моей семьи.

— Конечно вернешь. Если сможешь всё это у меня выкупить. Или ты намекаешь на другие методы, мальчик?

Энай не изменился в лице. Его извечная бледная каменная маска не дрогнула, а губы так и остались тонкой серой полоской. Спокойно посмотрев на Кирота Кардариша льдом серых глаз, он встал, а потом произнес чуть слышно.

— О методах станет известно в положенный им срок. На этом я прощаюсь с вами, господа Кардариши.

Юноша развернулся и пошел к выходу, даже не бросив на прощание взгляда.

— У вашего сына очень непростой характер, госпожа Себеш, — хмуро проговорил Кирот Кардариш. Было видно, что поступок Эная и вправду его задел.