Девочка по имени Аме - Анна Аршинова

- Как будет угодно, ками, - еще ниже поклонился Накатоми и удалился.

Теперь можно и вздохнуть с облегчением, потому что все, что нужно, было сделано. Наверное, стоит поблагодарить Небо, что у Данте такие нежные чувства к командиру, иначе бы выйти из положения было бы труднее. Хотя, кто знает исход этой ситуации?

02 день месяца Овцы 491 года Одиннадцатого исхода,

Ие- но футана, страна Поднебесная, Нара,

Особняк Сарумэ

Выдох…

Колени подкосились, ноги ослабли и дрожали, сердце в груди билось, как сумасшедшее - вот раздвинет ребра и выскочит наружу. Данте, чтобы его успокоить, невольно приложил теплую ладонь к груди. Оно успокаивалось, медленно и нехотя, будто капризничая, сбавляло обороты, а ногам в это время возвращалась твердость. Все же, перед перемещением нужно было снять с себя манжету - удалось бы избежать таких неудобных последствий.

Когда у Данте в голове прояснилось, он осмотрелся, с удивлением отмечая, что находится "дома". Здесь ничего не изменилось: все осталось таким, каким он помнил, даже поздние сверчки, стрекотавшие в переспелой траве уныло, звучали настолько до боли знакомо, что от нахлынувших чувств в горле образовался ком. Здесь и пахло домом - не так, как в Академии, которая была призвана лишь копировать традиционную архитектуру Поднебесной. И хотя там здания выглядели знакомо: черепичная крыша, с поднятыми вверх концами, несколько ярусов-этажей, деревянная веранда, раздвижные бумажные двери - тонкие, хлипкие; здесь все это даже ощущалось по-другому. Знакомо. Только вот вряд ли теперь Данте имеет право называть это место своим.

Он невесело усмехнулся, быстро привел себя в порядок и зашагал к дому. Ночь опустилась на двор, темная и густая, точно вишневый сироп. Она прошлась по территории особняка Сарумэ и зажгла фонари. Проснулись и заголосили тени, но они были суетливыми и разговаривали о пустом - производили какие-то шумы, вроде шелеста листвы или натужного скрипа деревьев на ветру, стука бамбукового журавлика или журчания воды, скрипа половиц. Иногда они доносили до слуха обрывки фраз - то шептались слуги, но шептались беспокойно и украдкой, будто чувствовали, что их могут услышать.

Данте открыл дверь и вошел в освещенную скудным светом гостиную. Он прошептал ритуальное "извините за вторжение" - ведь дом этот больше ему не принадлежал, оставил перед порогом легкие тапочки и пошел по коридору на женскую половину, ступая легко и бесшумно. Память о той или иной скрипящей половице была еще жива в его памяти, и он ловко через них переступал; топать себе он не позволял тоже, хотя это вдруг оказалось неожиданно сложно, учитывая увеличившийся вес тела. Словно окликаясь на его мысли, манжета крепче сжала его предплечье.

Наверное, он и сам не знал, почему он помедлил у лестницы, прислушиваясь к посторонним звукам. Было слишком тихо, и Данте мог голову дать на отсечение: Амако, утомленная своим недугом, сейчас спит под сонными каплями. Но в комнате принцессы рода Сарумэ Амэ священная тишина была нарушена. Шелестел шелк, высокий, красивый голос что-то говорил, иногда он переплетался с другим, мужским и глубоким, всегда холодным для целого мира и теплым, с нотками нежности - всего для одного человека. Поняв это, Данте вдруг почувствовал злость и ревность. Эти чувства оказались настолько сильны и так захватили его, что он позабыл об осторожности: быстро взбежал по лестнице вверх и со злым оскалом распахнул фусума, ведущие в его бывшую комнату.

Акито сидел на коленях возле порога и при таком бесцеремонном вторжении схватился за меч. Он обнажил его и даже почти активировал кей - Данте почувствовал, как упруго зазвенел воздух. Шеи коснулось лезвие, острое и смертоносное, но остановилось всего за миг до финального удара. Данте в ответ дерзко ухмыльнулся и поднял свой взор на братика.

- Амэ?…- произнес Акито. Без голоса, просто воздухом.

- Узнал, - констатировал Данте.

Но тот скользнул взглядом по фигуре ками, облаченного в тонкую юкату, которая уж точно не могла скрыть отсутствие девичьей груди, и произнес:

- Нет, ошибся, - Данте мог поклясться, что в его голосе прозвучало разочарование.

Удзумэ перевел взгляд на девушку, как две капли воды похожую на него, за спиной брата. Вид у нее был донельзя напуганный. А еще…

- Что-то здесь слишком смердит йокаями, - констатировал он свою последнюю мысль. - Один из нас в этой комнате подделка. Кто же это, интересно?

От осознания того, что рядом с человеком находится йокай, Данте чувствовал, что дуреет. Помогала лишь манжета. Она, будто чувствовала его настроение, и так сильно сжимала, руку, что хотелось кричать от боли. И хорошо - именно эта боль отрезвляла.

- Ты, - вынес вердикт Акито.

- Ответ неправильный.

Манжета послушно выполнила команду к отключению и, расстегнувшись, со звоном упала на пол. Данте все еще находился в опасной близости от Акито и его меча, когда его тело начало менять очертания. Изменения эти были не слишком сильными, но достаточно заметными, чтобы девушка всхлипнула от ужаса.

- Хищник! - вдруг произнесла она, и ее контроль над личиной оказался утерян. Ее образ тоже пошел рябью, расплылся, а когда вновь приобрел четкость, оказалось, что на полу сидела рыжеволосая кицуне, испуганная, как мышь перед котом.

- Именно… - произнес Данте, отодвигая в сторону Акито. По его представлениям - в безопасное место.

- Ты! - вдруг выплюнул гений Аши, оценив обстановку. - И она! Вы оба меня дурачили!

Ну, было дело. Что ж тут отрицать очевидное? Данте даже был готов снизойти до объяснений своей лжи, но это позже. Вначале - нужно очистить это место.

- Мою комнату занял йокай. Это… злит, - промурлыкал он, надвигаясь на девушку. У него не было меча, которым он мог бы ее уничтожить, но у него были стремительно растущие смертоносные когти. Они вполне сгодятся, чтобы этого демона разорвать на мелкие части.

- Я не специально! Меня попросили! - попыталась оправдаться она. Но разве Хищник, Инстинкт которого оказался пробужден, будет слушать? Все разумные доводы здесь бессильны, эту девушку ничего не могло спасти, но она пыталась выкарабкаться с таким отчаянным упорством, что заслуживала даже восхищения. - Меня попросили притворяться, сказали, что это нужно на благо всей Поднебесной! А я ведь… я ведь только спасти свою сестру хотела!

Данте склонился над ней, с хищным, животным оскалом. Его рука потянулась к ее дрожащей фигурке, ощущая, что ладонь буквально чешется от нетерпения, а когти жаждут впиться в хрупкую плоть. Кольцо Бизена нагрелось, причиняло боль, но эти предупреждающие импульсы были слишком слабы, чтобы остановить.