Властители Рима - Владимир Викторович Дмитренко

Пету беспрепятственно вывести войска, однако для парфян это была победа, а для римлян поражение. Корнелий Тацит, которому как римлянину было тягостно сообщать об этих событиях, пишет, что союзники парфян — армяне «вошли в укрепления прежде, чем римское войско выступило из них, стояли вдоль дорог, по которым оно проходило, и, заметив некогда захваченных нами рабов или вьючных животных, опознавали их как своих и уводили с собой; они также отнимали у наших одежду, отбирали у них оружие, и запуганные воины уступали им, чтобы не давать повода к вооруженному столкновению». Несмотря на данное парфянами обещание, Цезений Пет боялся засад и спешил уйти. За один день его войско преодолело расстояние в 40 тысяч шагов, бросая в пути даже раненых. Молва же еще более преувеличила нанесенные римлянам унижения, и ходили слухи, что римскую армию, помимо всего, заставили пройти под ярмом, хотя царь Вологез, как раз наоборот, стараясь не усугублять позора римлян, даже не стал смотреть на их отход, «удовлетворив свою гордость, он хотел, чтобы разнеслась молва об его умеренности». Парфяне в связи с войной также испытывали большие трудности, и Вологез старался не делать ничего, что могло бы помешать скорейшему заключению мира.

Вскоре отступающая армия Цезения Пета вышла к готовившимся прийти к ней на выручку войскам Домиция Корбулона. Обычно встреча римских армий отмечалась торжественным парадом, но тут Корбулон не показал войска «во всем блеске, в сверкании значков и оружия, чтобы различие в облике не было укором вновь прибывшим». Настроение римлян было тягостным: «опечаленные манипулы, сочувствовавшие участи сотоварищей, не могли сдержать слезы; плач едва позволил обоим войскам обменяться обычным приветствием. Отступили назад соревнование в доблести, домогательства славы — то, что волнует счастливых людей; над всем взяло верх сострадание, и в особенности среди низших по положению».

Бесславная для римлян военная кампания 62 года ударила по престижу Цезения Пета, престиж же Корбулона не только не пострадал, но, наоборот, еще более вырос. Корбулон с сожалением заявлял, что только поспешность Пета с заключением мира не позволила ему завершить поход разгромом парфян, зажав их в клещи с двух сторон. Трудно сказать, смог бы Цезений Пет продержаться до подхода войск Корбулона и сумел бы последний затем разгромить парфян, но от дальнейшей войны решено было воздержаться. После встречи армии Пета и Корбулона опять разделились — Пет отвел свои войска на зимовку в Каппадокию, а Корбулон в Сирию, причем и при отводе войск Корбулон проявил себя незаурядным дипломатом. Когда Вологез прислал требование уничтожить римские укрепления по левому берегу Евфрата, Корбулон потребовал в ответ вывести парфянские войска из Армении и отошел на правый берег лишь тогда, когда парфяне выполнили это. В итоге границы Рима и Парфии не изменились, но Армению стал контролировать пока еще не признанный официально царем Тиридат.

Золотой дом Нерона в Риме. 64–68 гг. Октогональный зал. Радиальное помещение

Золотой дом Нерона в Риме. 64–68 гг.

20. ПОЛОЖЕНИЕ В РИМЕ. ТРИУМФ ОТКЛАДЫВАЕТСЯ. БУРИ, ПОЖАРЫ ИЛИ ЗЛОЙ УМЫСЕЛ? НЕРОН НЕ ДАЕТ ПОДНЯТЬ ЦЕНЫ НА ЗЕРНО. ДЕНЕЖНАЯ РЕФОРМА 63–64 ГОДОВ. КОРБУЛОН ВНОВЬ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ. НОВЫЙ ПОХОД КОРБУЛОНА. ДОЛГОЖДАННЫЙ МИР С ПАРФИЕЙ. РОЖДЕНИЕ И СМЕРТЬ ДОЧЕРИ НЕРОНА

Поскольку Цезений Пет уже успел отправить в Рим несколько победных реляций, подобного окончания войны там не ожидали — «в ознаменование победы над парфянами посередине Капитолийского холма воздвигались трофеи и триумфальная арка». Сообщение о постигших армию Цезения Пета неудачах не остановило эту показушную деятельность. «Распорядившись об этом еще в самый разгар войны, сенат не остановил работ и позднее, так как стремление к показному блеску заглушало в нем веление совести». Однако серьезность ситуации в Риме осознавали. Дабы недовольство неудачами не переросло в бунт, «Нерон, желая скрыть свое беспокойство о внешних делах и вместе с тем поддержать уверенность в обеспечении города продовольствием», приказал выбросить в Тибр предназначавшиеся для простого народа и испортившиеся от длительного хранения запасы зерна. Не будь неудач римских войск на Востоке, из этого прелого зерна слепили бы лепешки, теперь же решено было сделать все, дабы не возбуждать недовольства.

Не исключено, что такая осторожность была вызвана и тем, что кое-кто специально хотел усугубить трудности. Как сообщает Тацит, тогда же почти двести кораблей с зерном для Рима «уже в гавани было уничтожено неистовой бурей, а сто других, прошедших по Тибру, — внезапно возникшим пожаром». В 62 году в Остии было завершено начатое еще при императоре Клавдии строительство главного римского порта. Порт, строительство которого длилось более 15 лет, был защищен специально возведенным молом и представлял собой чудо тогдашней инженерной мысли. Он был предназначен специально для обеспечения лучшего снабжения столицы продовольствием и затем в течение столетий успешно справлялся с этой задачей. По случаю окончания строительства этого порта был выпущен памятный сестерций, изображающий с одной стороны порт Остии со множеством кораблей и отдыхающим внизу покровительствующим ему божеством реки Тибр, а с другой стороны портрет Нерона. Чтобы в таком порту погибли сотни кораблей, для этого надо было, помимо бури, еще и разместить их крайне неудачным образом, а то, что почти одновременно на Тибре от пожара погибло еще сто кораблей с продовольствием, тем более наталкивает на мысль о возможности умышленного вредительства (подобных катастроф в дальнейшем не было никогда, вплоть до последних дней существования Римской империи). После недавней расправы над Октавией, дочерью начавшего строительство порта императора Клавдия, такие бедствия выглядели весьма символично, а чудес, как известно, не бывает…

Нерон не поднял цены на зерно. В качестве чрезвычайной меры он поручил ведать сбором налогов сразу трем бывшим консулам — Луцию Пизону, Дуцению Гемину и Помпею Паулину. При этом Нерон посетовал на то, что непомерные траты предыдущих императоров превосходили собираемые в обычном порядке налоги и ему приходится жертвовать государству ежегодно из личных средств шестьдесят миллионов сестерциев.

Эти