Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 14 - Вальтер Скотт

— Весьма уместный для невольницы вопрос к своему господину! — усмехнулся Кристиан.

— Скажи лучше — уместный вопрос, самый уместный из всех, что может задать хозяйка своему рабу! Разве ты не знаешь, что с того часа, когда ты обнаружил предо мною свою невыразимую подлость, я стала хозяйкой твоей судьбы? Пока ты казался лишь демоном мщения, ты внушал ужас — и с большим успехом, но с минуты, когда ты показал себя бесчестным злодеем, бессовестным и гнусным плутом, подлым, пресмыкающимся негодяем, ты способен возбудить во мне только чувство презрения.

— Красноречиво и выразительно сказано, — заметил Кристиан.

— Да, я умею говорить, умею также быть немою, — ответила Зара, — и никто не знает этого лучше тебя.

— Ты избалованное дитя, Зара, и пользуешься моей снисходительностью к твоим капризам, — ответил Кристиан. — Разум твой помутился в Англии, и все от любви к человеку, который думает о тебе не больше, чем об уличных бродягах, среди которых он тебя бросил, чтобы вступиться за ту, кого любит.

— Все равно, — возразила Зара, тщетно стараясь скрыть свое отчаяние. — Пусть он предпочитает мне другую; никто в мире не любит, не может любить его так, как я.

— Мне жаль тебя, Зара! — сказал Кристиан.

— Я заслуживаю сожаления, — ответила она, — по твою жалость отвергаю с презрением. Кому, как не тебе, я обязана всеми моими несчастьями? Ты воспитал во мне жажду мести, прежде чем я узнала, что такое добро и зло. Чтобы заслужить твое одобрение и удовлетворить тщеславие, которое ты во мне возбудил, я в течение многих лет подвергала себя такому испытанию, на какое не решилась бы ни одна из тысячи женщин.

Из тысячи? — переспросил Кристиан. — Из сотни тысяч, из миллиона. Нет в мире другого существа, принадлежащего к слабой половине рода человеческого, которое было бы способно не только на такую самоотверженность, но и на во сто раз меньшую.

— Вероятно, — ответила Зара, горделиво выпрямляясь. — Вероятно, это так. Я прошла через испытание, на которое отважились бы немногие. Я отказалась от бесед с дорогими мне людьми, заставила себя пересказывать только то, что мне удавалось подслушать как низкой шпионке. Я делала это долгие, долгие годы, и все ради того, чтобы заслужить твое одобрение и отомстить женщине, которая если и виновна в гибели моего отца, то была сурово наказана, пригрев на своей груди ядовитую змею.

— Ладно, ладно, — сказал Кристиан. — И разве не находила ты награду в моем одобрении и в сознании своего непревзойденною искусства, позволившего тебе вынести то, чего никогда на всем протяжении истории не вынесла ни одна женщина — дерзость без внимания, восхищение без отклика, насмешку без ответа?

— Без ответа? — горячо вскричала Зара. — Разве не одарила меня природа чувствами, более выразительными, чем слова? И разве не трепетали от моих криков те, кого не тронули бы мои жалобы и мольбы? Разве гордая женщина, приправлявшая свою благотворительность насмешками, которых, как она думала, я не слышу, не была по справедливости наказана тем, что самые сокровенные ее тайны узнавал ее смертельный враг? И тщеславный граф, хотя он стоит не больше, чем перо на его шляпе, и женщины и девушки, оскорблявшие меня насмешками, были — или легко могут быть — наказаны мною. Но есть человек, — добавила она, подняв глаза к небу, — который никогда не насмехался надо мною, благородный человек, который смотрел на бедную немую как на сестру и который, говоря о ней, всегда извинял и защищал ее. И ты мне говоришь, что я не должна любить его, что любовь к нему — безумие! Что ж, тогда я буду безумной, потому что буду любить его до последнего моего вздоха.

— Задумайся хоть на секунду, безрассудная девочка — безрассудная только в одном отношении, во всех других нет женщины совершеннее тебя, — задумайся о той блестящей карьере, которую я предлагаю тебе, если ты победишь свою безнадежную любовь. Пойми, что стоит тебе лишь пожелать — и ты станешь женою, законною женою герцога Бакингема. При моих способностях, при твоем уме и красоте — герцога неотразимо влекут к себе эти качества — ты очень скоро станешь одной из первых дам Англии, Последуй моему совету — он сейчас в смертельной опасности, ему не обойтись без помощи, чтобы восстановить свое былое могущество, и больше всего ему необходима наша помощь. Положись на меня, и сама судьба не в силах будет помешать тебе надеть корону герцогине.

— Корону из пуха одуванчика, обвитую его же листьями! — воскликнула Зара. — Я не знаю человека более легкомысленного, чем твой Бакингем. По твоей просьбе я встретилась с ним, и он мог бы показать себя человеком благородным и великодушным; по твоему желанию я выдержала испытание, ибо не страшусь опасностей, от которых отшатываются в страхе малодушные существа моего пола. И что же я нашла в нем? Низкого, жалкого развратника, чья страсть, подобно горящему жнивью, лишь тлеет и дымит, но не может ни согреть, ни сжечь своим огнем. Кристиан, если бы его корона лежала сейчас у моих ног, то я скорее подняла бы позолоченный имбирный пряник, нежели ее.

— Ты безумна, Зара, совершенно безумна, несмотря на твои способности и тонкое умение разбираться в вещах. Но оставим Бакингема. Разве ты ничем не обязана мне — мне, который избавил тебя от твоего жестокого хозяина акробата, дал тебе свободу и богатство?

— Да, Кристиан, — ответила она, — я многим обязана тебе. И если бы я не помнила твоих благодеяний, то давно бы предала тебя суровой графине, и, признаюсь, ото не раз приходило мне в голову. Она повесила бы тебя на одной из башен своего замка, предоставив твоим наследникам мстить хищным орлам, которые свили бы гнездо из твоих волос и вскормили своих птенцов твоим мясом.

— От души благодарю тебя за такую снисходительность, — сказал Кристиан.

— Да, я всегда искренне хотела быть к тебе снисходительной, — продолжала Зара, — по не за твои благодеяния, ибо они были вызваны только себялюбивыми расчетами. Я тысячу раз отплатила за них моей преданностью и покорностью твоей роле, несмотря на все грозившие мне опасности. Еще недавно я уважала силу твоего духа, твою власть над своими страстями, твой ум, благодаря которому ты мог управлять волею других, начиная с фанатика Бриджнорта и кончая развратником Бакингемом. Вот почему я признавала тебя своим господином.

— Эти качества, — ответил Кристиан, — остались прежними, и с твоей помощью я докажу, что самые крепкие сети, которые сплели законы гражданского общества, чтобы ограничить природное достоинство человека, можно разорвать, как паутину.

— Пока тобою двигали благородные побуждения, — помолчав, продолжала Зара, — да, я считаю их благородными, хотя и необычными, ибо я создана, чтобы бесстрашно смотреть на солнце, лучей которого боятся бледные дочери Европы, я могла служить тебе; я следовала за тобой, пока ты был руководим жаждой мести или честолюбием. Но страсть к богатству, и еще добытому такими средствами! Как могу я сочувствовать таким целям? Разве ты не готов был служить сводником королю и принести для этого в жертву честь сироты-племянницы? Ты улыбаешься? Улыбнись еще раз, когда я спрошу: не с подобными ли намерениями ты приказал мне остаться в доме этого жалкого Бакингема? Улыбнись в ответ на мой вопрос, и, клянусь небом, кинжал мой пронзит твое сердце.