Закат Пятого Солнца (СИ) - Штаб Юрий

Альварадо всмотрелся в указанном направлении. Ничего не видно! Канал далеко, даже если ацтеки там и собираются, то пока они добегут до стен дворцового комплекса, их успеют обнаружить. Но если индейцы разом ринутся со всех сторон, то конкистадорам их не остановить.

А на площади начали выбивать пульс танца барабаны. Низкий и грозный звук наполнил воздух. Музыкантов было много и действовали они на удивление слаженно. Через равные промежутки времени вступали трубы, как будто призывая к действию. А Педро стоял возле ворот дворцового комплекса и ждал. Ждал возвращения лазутчика.

Один из самых отчаянных, ловких и отважных тлашкаланцев вызвался побродить по ночному Теночтитлану и разведать обстановку. Одетый в невзрачную накидку и простую набедренную повязку, он ничем не отличался от какого-нибудь бедного горожанина. В обычное время на такого вряд ли кто-то обратит внимание. Но это время нельзя было назвать обычным.

Педро ждал с возрастающей тревогой. Если ацтеки и в самом деле хотят напасть, то они, скорее всего, оцепили дворцовый комплекс по периметру. В таком случае любого входящего и выходящего остановят и проверят. Шпиона наверняка заметят и ликвидируют. Тлашкаланец обещал обойти окрестности лагеря и поспешить назад.

— Пора бы тебе уже и вернуться! — еле слышно прошептал Альварадо.

Как будто услышав его слова, прямо из темноты в круг света, очерченный ближайшим факелом, вступила одинокая фигура и двинулась в сторону капитана.

— Тонатиу, вокруг дворца много ацтеков! — настороженно доложил разведчик.

— Вооружены?

— Не знаю, возможно. В темноте сложно рассмотреть! Я не стал близко подходить, чтобы на меня не обратили внимание. Стоило бы им о чем-то меня спросить, и любой местный уроженец сразу же по говору определил бы, что я из Тлашкалы.

— Где они располагаются? — спросил Альварадо, лихорадочно пытаясь сообразить, не пора ли трубить тревогу и готовиться оборонять лагерь от штурма.

— Целая толпа прячется в саду слева от входа во дворец. Справа человек двести собралось за оградой вон того храма, — тлашкаланец указал рукой на вздымающуюся совсем неподалеку пирамиду. — Еще много мужчин стягивается к нашему лагерю на лодках. Каналы ведь со всех сторон! Я насчитал около семидесяти каноэ. Гребут осторожно, чтобы не плескать веслами.

— Вот уж явно лишняя предосторожность! — рассмеялся Педро. — Да за этим адским грохотом барабанов можно даже пушечный выстрел не услышать. Ты отлично справился, друг мой! А теперь ступай к своим землякам. Готовьтесь к штурму.

После этого Альварадо собрал несколько помощников.

— Сеньоры, ситуация критическая. Разведчик сообщил, что наш лагерь тайно окружают ацтеки.

— Сколько их? — спросил кто-то из испанцев.

— Сложно сказать наверняка. Не забывайте, что у нас прямо на территории лагеря минимум полтысячи молодых и здоровых мужчин выплясывает свой танец. И кто знает, безоружны ли они. Обсидиановый нож можно и под юбкой пронести. Да еще около тысячи человек из их свиты прямо за воротами. В темноте тут и там хоронятся многие сотни ацтеков. Видимо, вооруженных.

— Как наш шпион сумел пробраться обратно в лагерь?

— Дикари все-таки не слишком толковые солдаты, — заметил Педро. — Нормального оцепления не сделали, стоят группами, разбросанными далеко друг от друга. Просветы между ними довольно большие. Вот наш лазутчик и проскользнул.

В этот момент он обратил внимание, что грохот доносится уже не только с площади. Барабаны, как будто перекликаясь, начали звучать отовсюду.

— Объявляйте полную боевую готовность, — решительно сказал Педро. — А я пока пойду и посмотрю, чем там дикари на площади заняты.

Зрелище ему открылось завораживающее. Танец, видимо, репетировали очень долго. Сейчас он выглядел слаженно, как марш солдат на параде. Примерно сто ацтеков, шагая по большому кругу, одновременно поднимали щиты в воздух с коротким криком. Еще столько же, двигаясь по меньшему радиусу в обратную сторону, вращались вокруг своей оси, синхронно поднимая руки над головой. Десятка три кружили по двору с целыми связками пылающих факелов в руках. Удивительным образом им удавалось никого не зацепить и не поджечь. Барабанщики и трубачи выводили свою буйную, энергичную, вызывающую мелодию.

Отблески пламени сверкали в гранях изумрудов и рубинов, сияли на полированных золотых украшениях. Колыхался над человеческим морем настоящий лес высоких плюмажей. Красные, зеленые, желтые и белые перья вздрагивали, качались, клонились то в одну, то в другую сторону. Жрецы сновали повсюду, громко выкрикивая слова, непонятные для испанцев, сжигая в курильницах ароматическую смолу и какие-то травы с терпким запахом. Глиняные идолы стояли недалеко от центра площади, освещаемые жаровнями.

В этот момент музыка как по команде стихла и где-то за пределами дворца слаженно запели трубы, как будто давая некий сигнал. Альварадо, чертыхнувшись, со всех ног кинулся обратно к воротам. Там, встревоженные до крайности всеми этими событиями, стояли во всеоружии конкистадоры. Педро видел, что они уже готовы вступить в бой.

— Что у вас здесь? — тревожно спросил он.

— Пока тихо, сеньор капитан, — ответил один из солдат. — Когда трубы заиграли, так мы уж было подумали, что на нас сейчас дикари попрут.

А тем временем на площади опять возобновилась музыка. И, судя по всему, продолжился танец. Альварадо с досадой подумал, что ему не помешало бы знать всю процедуру сегодняшнего праздника. Может быть, все именно так и должно происходить? И нет тут никакой подоплеки готовящегося штурма испанского лагеря? Возможно, у него просто разыгралось воображение? Он снова отправился посмотреть, чем там занимаются танцоры.

В голове билась навязчивая мысль о том, что испанцы уже оказывались в подобной ситуации. В Чолуле. Тогда они тоже, окруженные бескрайним морем врагов, ждали нападения в любой момент. Не пришло ли снова время нанести упреждающий удар? Или, может быть, хотя бы взять в заложники жрецов? Альварадо старался отогнать эту идею, утешая себя тем, что все еще обойдется. Но чувство подступающей опасности с каждой секундой все больше выводило его из себя.

Выйдя на площадь перед дворцом, Педро увидел, как четверо жрецов обстоятельно и со знанием дела раскрашивают синей краской нескольких индейцев. Те не сопротивлялись, но вели себя как-то странно. Раскачивались в такт музыке, закрыв глаза, и послушно, как одурманенные, поворачивались, чтобы жрецам было удобнее их красить.

Альварадо, взяв с собой пять солдат, начал пробиваться сквозь толпу танцующих. Ацтеки, явно возмущенные таким вмешательством, что-то кричали и размахивали руками. Некоторые как будто специально толпились на пути у конкистадоров, мешая им пройти. Музыканты, шокированные тем, что испанцы вторглись на площадь и мешают проведению церемонии, стали сбиваться и играть невпопад. Кто-то из индейцев попытался схватить капитана за рукав куртки, что-то недовольно вопя.

— Прочь с дороги, мерзавец! — огрызнулся Альварадо и отпихнул танцора. Тот упал, увлекая за собой еще кого-то из ацтеков.

Педро пробивался сквозь толпу, расталкивая и сбивая с ног самых упрямых или неповоротливых. Вокруг звучало все больше злых и яростных голосов. Барабаны смолкли, зато трубы продолжали издавать низкое, угрожающее рычание. Испанец не мог сообразить, то ли так и должно быть, то ли трубачи подают какой-то сигнал, хорошо понятный местным жителям. В этой какофонии звуков сложно было сориентироваться. И Педро с ощущением подступающего отчаяния осознал, что ситуация выходит из-под контроля.

Он все же пробился к идолам. Под конец пришлось поработать кулаками и нескольких самых ретивых ацтеков посбивать с ног. Навстречу ему шагнул главный жрец во всем великолепии своего богатого наряда, сжимая в руке угольно-черный обсидиановый нож. Взгляд индейца прожигал насквозь. Педро, наверное, впервые в жизни увидел, как в зеркале, ту безграничную ярость, какую видели в его собственных глазах люди, дерзнувшие вызвать гнев Альварадо. Но капитана сложно было запугать чужой свирепостью.