Друид - Клауде Куени

Несмотря на то что Фуфий Цита пользовался картами только для того, чтобы правильно планировать расположение продовольственных складов, эти документы имели огромное значение для римского войска. Но торговец зерном полностью доверял мне, поскольку я пользовался доверием Цезаря. Мне нравилось рисовать карты. Я с удовольствием наносил на пергамент реки, леса и города. Такое занятие немного отвлекало меня от печальных мыслей, кое-как разнообразило рутинную работу писаря и к тому же приносило мне дополнительный доход. По взглядам, которые бросал на меня Фуфий Цита, когда я работал над картами, я понимал, что он с уважением относится к моему умению и терпению. Купец не любил много говорить. Он был хорошо воспитанным римлянином, поэтому всегда вежливо разговаривал со мной и вел себя корректно. Но, несмотря на то что нам приходилось много времени проводить в одной тесной комнатке, мы так и не стали ни друзьями, ни просто приятелями.

IX

«Самхайн» значит «конец лета» и считается самым большим праздником в Галлии. Его отмечают каждый год в ночь на первое ноября. В этот день весь скот следует загонять с пастбищ в стойла. Лишних животных, для которых нет места в хлеву, забивают, а их мясо солят. На Самхайн выплачивают все подати и сборы. Двенадцать часов ночи, отделяющие лето от зимы, принадлежат богам и умершим. Это неопределенное время, потому что лето еще не ушло, а зима еще не наступила. Каждый год в ночь на Самхайн прошлое, настоящее и будущее сливаются. Царство теней, в котором обитают мертвые, становится в эти часы частью нашего мира. Каждый, кто хочет задать богам вопросы, обращается к ним именно на Самхайн. А у меня накопилось очень много вопросов.

Я велел девушке с постоялого двора, которую называли Боа, принести мне сочный кусок свинины и несколько мехов с вином. Затем рабы Фуфия Циты, которым он приказал выполнить мое распоряжение, поехали со мной к ближайшему лесу. Там они помогли мне разжечь костер, принесли огромные камни, на которых можно было сидеть, и разложили их вокруг огня. Перед каждым из таких каменных стульев они положили плоские камни. Не было необходимости следить за рабами — они сами старательно выполняли все мои приказания и работали довольно быстро. На их лицах застыл страх, который они даже не пытались скрыть. Чем ближе солнце клонилось к горизонту, тем больше торопились рабы. От каждого шороха они нервно вздрагивали и начинали оглядываться по сторонам. То и дело они поворачивались в сторону леса и пытались разглядеть что-то в густых зарослях. Наконец, когда еда и напитки для восьми человек стояли на плоских камнях, я отпустил рабов, велев им вернуться рано утром, чтобы помочь мне собраться.

Почти все люди боятся Самхайна, потому в эту ночь они остаются дома и, сидя у очага, рассказывают друг другу истории, пьют и едят, чтобы эти двенадцать часов пролетели быстрее. Если кто-нибудь слышит шорох или стук, он знает, что нужно сделать вид, будто ничего не заметил. Никто не встает и не пытается взглянуть туда, откуда донесся странный звук. Каждому известно, что так можно навлечь на себя беду, ведь мертвые пытаются вернуться к себе домой; а любой человек, заставший мертвеца врасплох, сам наполовину мертвец — можно сказать, что одной ногой он уже в могиле.

Даже если кому-то доводится встречать Самхайн под открытым небом, от этого правила все равно нельзя отступать. Ни в коем случае не следует поворачиваться, услышав шаги за спиной. И конечно, лучше всего остаться дома и приготовить побольше блюд и напитков для умерших.

Но той ночью я хотел увидеть их — тех, кто ушел из мира живых. Всех, кто когда-то был очень дорог мне и значил для меня так много, а теперь обитал в царстве теней. Я хотел поговорить с дядюшкой Кельтиллом, а также повидаться с теми из нашей деревушки, кто не пережил набега германцев. Мне очень хотелось встретиться с матерью и отцом, которых я почти не помнил, а также со своими братьями и сестрами, которых я никогда не видел. Именно дня них я приготовил еду и напитки. Если честно, то я был бы не против, если бы к нашей трапезе решили присоединиться Тевтат, Езус, Таранис и Эпона. Я не боялся. Возможно, боги решили бы забрать меня в царство теней в наказание за мое высокомерие, но мне было все равно. Я не стал бы молить их о пощаде. Оказавшись там, где обитают умершие, я стал бы ближе к Ванде. Конечно, она по-прежнему была бы для меня недосягаемой, но я всегда находился бы рядом с ней. В очередной раз я ловил себя на мысли, что никогда не смирюсь с тем, что боги разлучили меня с моей возлюбленной.

Почти с благоговением я откусил небольшой кусочек мяса и начал медленно его пережевывать. Очень медленно. В Галлии не было ни одного человека, который мог бы в бездумной спешке просто проглотить еду на Самхайн, не пережевав ее. Потому что в эту ночь все имеет значение. Каждый жест превращается в своего рода ритуал. Мертвые становятся ближе к нам. Мы чувствуем, что они приходят, смотрят на нас; их дыхание, словно легкое дуновение ветра, треплет наши волосы. И в самом деле — я вдруг увидел, что все они собрались вокруг меня. Люди, которых я знал, когда они были живыми, уселись на камни, разложенные рабами Фуфия Циты у костра, но оставались невидимыми и не говорили ни слова. Мне казалось, что они грустят. Не знаю, почему у меня возникло такое ощущение. Я дал Люсии, улегшейся прямо на мои ступни, кусок мяса и закрыл глаза, надеясь услышать голоса. Но до моего слуха доносилось только слабое потрескивание дров в огне. Мои гости хранили молчание.

Когда я вновь открыл глаза, то понял, что остался совсем один. Камни были всего лишь камнями и ничем больше, а кубки, наполненные вином, и стоявшая рядом с ними еда вдруг показались нелепыми. Неужели это все, что хотели сказать мне боги? Неужели люди, которых я так любил, так ничего и не посоветовали мне? Что могло означать их молчание? Может быть, все они совершенно не интересовались моей судьбой? Я подкинул дров в костер и натянул на голову капюшон. Стало совсем темно и ужасно холодно. Я смотрел на звездное небо, на котором не было ни одного облачка, и вдруг — если честно, даже не знаю почему — задал сам себе очень странный вопрос…

Что, если богов вообще не существует? Может быть, их всего лишь выдумали наши друиды, чтобы иметь возможность делать с простыми кельтами все, что им вздумается? А что, если в нашей жизни не больше смысла, чем в жизни червя, извивающегося в грязи, или в жизни куста? В глубине души я надеялся, что сейчас боги дадут мне знак, который больше не позволит мне сомневаться в их существовании. Или даже сурово покарают меня. Мне казалось, что Таранис вот-вот швырнет в землю молнию, которая ударит рядом со мной или в меня. Но ничего подобного так и не произошло: ни внезапного порыва ветра, ни воя волков, ни дождя. Одним словом, ничего. Мои мысли продолжили движение в прежнем направлении. Только предположив, что богов на самом деле нет, можно было понять, почему все происходящее между небом и землей настолько хаотично, беспорядочно, случайно, несправедливо и бессмысленно. Я попытался отогнать от себя эти мысли. Я ждал. Но все оставалось по-прежнему. Прислушавшись, я уловил только слабый крик совы где-то вдалеке. Всего лишь совиный крик. Неужели богов действительно не было? Или они жили где-то высоко на небе и ничего не предпринимали? Может быть, им вовсе не интересны судьбы простых смертных? Возможно, мы обманываем сами себя, считая, будто боги за что-то в ответе? Что, если они живут где-то во вселенной и даже не подозревают о существовании жалких, беспомощных существ? Может быть, наша земля всего лишь песчинка в каком-то огромном мире? Неужели нужно творить свою судьбу собственными руками и поступать так, словно мы сами боги, и во всем брать пример с Цезаря?