Человек книги. Записки главного редактора - Аркадий Мильчин

Следующее из сохранившихся письмо Рисса посвящено ответу на мои вопросы, касавшиеся глав об анализе графической формы текста и методики правки текста:

Теперь о Ваших вопросах. По-моему, «Анализ графической формы текста» лучше и в смысле благозвучия и с семантической стороны. Глава «Методика и техника правки» займет в конце вполне законное место, если Вы предыдущими главами подготовите ее «появление». Как будто иначе и не получится.

Поскольку я читал все главы порознь, сейчас не берусь составить связное впечатление о всей книге, но Ваш план никаких возражений не вызывает. Не сомневаюсь, что Свинцов отметил главное: что впервые в литературе по редактированию высоко поднято значение логики. Но мне бы хотелось, чтобы Вы учли уровень Ваших будущих читателей. Ведь не все то, что привычно и понятно Свинцову, дастся им легко и без возражений. Поэтому я и придаю большое значение тем приемам подачи материала, которые А.А. Реформатский, «обокрав» Нимцовича, не совсем удачно назвал «защитой».

Все это не должно заставлять Вас свернуть с намеченного пути, пусть даже кое-кому он покажется трудным и необычным. Может быть, здесь и таится подлинное открытие! (03.12.70).

В письме от 03.07.71 Олег Вадимович поздравлял меня со сдачей рукописи в производство, а это значит, что случилось это в июне 1971 года. Судя по выпускным данным, в набор она поступила 12 августа 1971 года. В своем поздравительном письме Рисс ободрил меня такими строками:

…Ваш труд явится и очень важным камнем в фундамент новой науки – науковедения. Мне кажется, что разработанные Вами принципы послужат хорошим отправным пунктом не только для практиков.

Читать такое было приятно, но и тогда эти слова казались большим преувеличением.

Но кроме неофициальной внутренней рецензии О.В. Рисса были еще и официальные внутренние рецензии: на книгу в целом О. Вадеева, старшего редактора Политиздата, и на главу об анализе текста с логической стороны В. Свинцова, преподававшего логику редакторам в МПИ и написавшего книгу на эту тему.

От первой во многом зависела судьба рукописи. Вторая была нужна мне для большей уверенности в том, что я ничего не напутал в логике, в которой все-таки был дилетантом.

Олег Вадеев окончил МПИ в 1952 году, и я немножко его знал. Было известно, что он считается лучшим редактором Политиздата, что издательство командирует его на съезды КПСС для редакционной работы. Я также знал, хотя и не очень точно, что он интересуется работами о редактировании, читает их. Такой рецензент, как он, был очень подходящей кандидатурой. Поскольку я был главным редактором издательства, которое выпускало книгу, директор издательства должен был получать разрешение Госкомиздата СССР на выпуск моей книги в нашем издательстве (таковы были правила из-за случаев злоупотребления служебным положением со стороны некоторых работников издательств). По той же причине требовалось авторитетное заключение о качестве рукописи, свидетельствующее, что она заслуживает издания. С этой точки зрения старший редактор Политиздата, да еще и оцениваемый как редактор лучший, был хорошей кандидатурой. К тому же я не сомневался в его объективности. Гораздо хуже было бы, если бы мой директор с согласия Госкомиздата направил рукопись на рецензию в Московский полиграфический институт, где нашлись бы желающие вставить палки в колеса. Но директор сразу согласился с моим предложением. Я позвонил Вадееву и попросил его быть рецензентом. Он согласился. Я переправил ему рукопись. Рецензия на 13 машинописных страницах была положительной, хотя и содержала несколько существенных замечаний, способных остановить или, по крайней мере, застопорить выпуск книги, если кому-либо этого бы очень захотелось. Помимо того, Вадеев заметил некоторые смысловые неточности. Устранение их, безусловно, пошло на пользу книге.

Но не буду писать о частностях. Что же касается существенных замечаний, то они носили политический, идеологический характер.

Отметив, что в рукописи «кое-где справедливо упоминается о том, что редактор должен выступать с “позиций партийных, коммунистических, народных интересов”, хорошо знать “весь круг дисциплин, составляющих теорию марксизма-ленинизм”», Вадеев далее так упрекнул автора:

Но дальше этих констатаций дело в общем-то не идет. Иными словами, показ методики редактирования – здесь и далее – не сопровождается достаточно обстоятельным рассмотрением методологии, точнее марксистско-ленинской методологии работы редактора.

Между тем уделить этому специальное внимание – особенно учитывая характер и читательский адрес задуманной книги – было бы весьма целесообразно.

На стр. 12 главы 1 находим чудесное высказывание: «Все ради революции, ради интересов партии, трудящегося народа. Таков смысл работы редактора в рассматриваемом случае…» [это комментарий к примеру ленинской редакторской правки].

Но как досадно, что, во-первых, автор спешит ограничить значение этой формулы, очень верной и в самом широком смысле, а во-вторых, что она не стала в рукописи «отправной точкой» для того, чтобы подробно, конкретно поговорить о политической стороне редакторского дела.

Хотелось бы, чтобы автор и издательство правильно поняли это замечание. Мы совсем не за то, чтобы «украсить» текст общими фразами в стиле газетных передовиц. Мы убеждены, далее, что банальное политизирование и наборы трескучих фраз в начале известного учебника трех авторов «Теория и практика редактирования»[31] изрядно попортили эту в целом нужную книгу. Но вместе с тем мы за то, чтобы в учебном пособии серьезно, по-деловому осветить значение идейных позиций редактора (какую бы литературу он ни готовил), его партийной закалки и убежденности, его политических качеств как работника идеологического фронта. Без этого на первый план изложения неизбежно выступает техника и различные другие моменты редактирования, а суть проблемы может остаться недостаточно выявленной (и, следовательно, недостаточно уясненной читателем).

Это замечание Вадеева было справедливым. Не то что я не хотел этого сделать, но я мог лишь внешне усилить эту сторону в тексте. У меня не было опыта редактирования текстов, касающихся политических и идеологических вопросов, и соответственно убедительных примеров. Да и, честно говоря, не был я таким убежденным идеологом, как Вадеев. Мне это было чуждо.

Что же касается общих формулировок, то там, где Вадеев подсказал, где такого акцента не хватает, я их уточнил.

Например, он подверг критике главу «Общие основы редакторского анализа»:

Систематизированный здесь материал интересен и в ряде случаев просто прекрасно «подан». Но наряду с этим в тексте есть ряд положений, которые грешат неполнотой, расплывчатостью. Например: «Что нужно делать редактору, – пишет А.Э. Мильчин, – чтобы достигнуть наибольшей глубины (!) в своей работе?» И косвенно отвечает: «…заинтересован ли он (редактор. – Рец.) в силу всей предшествующей жизни в наилучшем раскрытии темы или равнодушен к ней – вот от чего зависит глубина анализа произведения…»