Вардананк - Дереник Демирчян

– Эх! – громко и укоризненно вздохнул пожилой воин.

– Подавись своим «эх», собака! – огрел его плетью сотник.

– Ровняйте строй, негодяи! – налетел на воинов сепух Арташир.

Еще поворот – и полки скрылись из виду.

– Бедная моя госпожа! Горе мне! – с плачем бросалась Дзвик к Парандзем и начала бить себя по кол«»ям.

– Горе им обоим!.. – скорбно покачал гблотой дворецкий.

Обитатели замка и население окрестных еел свбралкеь вокруг Парандеем. Она была мертва.

Спускались с Сюнийского перевала полот Васака. Обходя области, где могло произойти столкневение с войсками Вардана, Васак двигался осторожно, высылая вперед лазутчиков и передовые отряды.

Был уже полдень, когда дешли до монастыря, где жил Мовсес Хоренаци, и стали на отдых.

Растерявшиеся поначалу монахи узнали чьи это войска подошли к монастырю, и не вышли навстречу. И лишь когда Васак со своими спутниками подъехал к воротам, показался настоятель в сопровождении двух монахов.

– Ослепли, что ли? Не могли выйти встречать? – с гневом крикнул Васак.

Настоятель молчал.

– А теперь еще и оглохли впридачу? – еще громче кричал Васак, направляя на настоятеля своего коня. – Cейчac же открой ворота!

Настоятель подчинился.

Васак пропустил вперед Михрнерсэ, и тот верхом въехал во двор. За Михрнерсэ последовали персидские вельможи и нахарары.

– Ну, а дальше? – злобно спросил настоятеля Васа,к.

– Что тебе угодно, князь? – спросил настоятель.

– Не можете догадаться оказать гостеприимство?

Настоятель что-то пробормотал себе под нос, выпрямился и строго взглянул Васаку в глаза. Взгляд его смутил Васака. Это был тот же знакомый взгляд, которым встречал его каждый армянин, взгляд, означавший непреодолимое сопротивление, которым встречали Васака повсюду. «Начинается!» – мелькнуло у него в голове. Ему не хотелось устроить еще одну неприятную сцену в присутствии персов, и он ограничился приказанием:

– Прикажи приготовить обед для гостей!

Настоятель приказал сопровождавшим его монахам позаботиться об обеде, а сам, стараясь подавить свое возмущение, продолжал неподвижно стоять перед Васаком. Васак молчал. Поняв, что он не хочет подчеркивать перед персами «недогадливость» монахов, молчали и нахарары.

Гости уселись на каменных скамьях под ореховым деревом и начали рассматривать монастырь.

– Я бы всех их побросал в ущелье! – вырвалось у Нерсэ Урца Все с улыбкой оглянулись на него.

– Выведи во двор всю братию! – прикачал Васак. Настоятель «вздрогнул и настороженно взглянул на Васака.

– Не слышишь, что ли? – прикрикнул Васак.

Настоятель приказал вызвать всех монахов. Они пришли и стали перед Михрнерсэ.

Персы хмуро разглядывали храм и монастырские строения; могпэты чувствовали себя оскверненными пребыванием в христианском монастыре и вспоминали события в Ангхе.

– Смотри-ка, и искусство есть у них!.. – сердито пробормотал Пероз на ухо Вдагангу.

– И еще какое! – с болью, завистью и гневом отозвался Вахтанг.

Он вздохнул, чувствуя горечь при мысли, что против проявления величия народного духа в искусстве бессилен всякий гнет, всякая тирания. Искусство существовало, его невозможно было убить!

Пероз не смог сдержать свою ярость.

– Тащите сюда все, что есть внутри! Посмотрим! – крикнул он.

Телохранители кинулись выполнять приказание. Они охапками приносили рукописи, утварь, церковное облачение и сваливали во дворе. Монахи молча крестились.

Михрнерсэ молчал. Ему весьма понравился варварский приказ Пероза: Пероз сам себя опозорил… Михрнерсэ испытующим взглядом обвел армянских князей. Некоторые казались безразличными, другие смотрели на разгром с любопытством. Васак понял, что его подвергают испытанию, и сдержал себя. Но глаза Гадишо уже явно пылали возмущением и яростью. Васак испытывал жгучее чувство обиды; его самолюбие, его достоинство были задеты. Он не был настолько религиозен, чтобы остановиться перед святотатством. Но варварский поступок персов оскорблял его как человека, в лице которого стремятся оскорбить его народ. Вместе с тем он сознавал, что достаточно одного его необдуманного слова, – и он может потерять все. Надо было молчать. И Васак молчал. Подобных оскорблений немало еще предстояло в будущем. Из них тягчайшее ждало его на поле битвы. Следовало вытерпеть все, пока пробьет час мести… Час, который постепенно отодвигался, превращался в мираж…

Персы начали перелистывать рукописные фолианты, бросая наземь один и хватая другой. Они грубо ощупывали разукрашенные миниатюрами листы, соскребали ногтями позолоту, краски… Лишь Вахтанг да еще отчасти Пероз понимали ценность этих рукописей. Но как раз это и раздражало их обоих даже больше, чем пренебрежительное отношение персов к этим армянским национальным сокровищам раздражало Васака и Гадишо.

Вахтанг молча показал Перозу миниатюру, на которой кисть художника соединила в многокрасочной, яркой и фантастической картине извивающихся змей, цветы, птиц и плоды. К восхищению обоих персов примешивались, все сильней разгораясь, удивление, зависть и ненависть.

– Ну что ж?! – со злобой пробормотал Пероз – Выходит, они не хотят склонить голову перед могучей арийской державой потому, что у них есть такое искусство и есть свои мудрецы? Зачем же позволяем мы им дышать свободно? Пусть переселяются в нашу страну и работают для нас, а не для себя!

Резким движением показывая на храм, он повернулся к могпэтам:

– Священные могпэты, дозволено ли превратить в храм огня это варварское здание?

Могпэт Ормизд скорчил гримасу и пожевал губами с таким видом, точно поел что-то горькое.

– Над этим зданием тяготеет проклятие! Сроем его до основания и на его месте воздвигнем светлый атрушан.

А перед ними возвышался величественный храм, теперь ставший скорбным пленником в руках злобствующего врага. Чем больше вглядывались в него, тем больше раскрывалась его красота. Вахтанга подавлял вид этого прекрасного памятника зодчества, и он не находил определения тому чувству, которое в этот момент владело им. Одно было ясно: его волновало совсем не то, что волновало Пероза. Нахмурив брови, он осматривал храм все внимательней.

Монахи продолжали молчать. Их молчание уже становилось дерзостью, оно перерастало в сопротивление. Васак понял, что еще немного – и будет нарушена всякая благопристойность.

– Что же вы онемели? – обратился он к монахам. – Когда не надо, вы соловьями заливаетесь! Говорите!

– Что же нам говорить, государь марзпан? Ты уже все сказал! – возразил настоятель.

Васак вздрогнул: удар был нанесен метко…

– Сейчас все на свете изменилось, – заговорил он, словно давая кому-то объяснения. – Старый мир отошел в прошлое. Мы должны основать новое государство Армянское. Под эгидой великого Азкерта. И вы должны радоваться этому, а не противодействовать!

Могло показаться, что вместо монахов стоят каменные статуи.

Никто не двинулся, не отозвался. Васак вспыхнул.

– Поразмыслите над этим! Или вам не по силам мыслить? Разве не нужна нам собственная власть? Сгинуло наше царство. Что же, с этим вы миритесь? А вот я не мирюсь! Не бессмысленно ли сопротивляться такой могущественной державе, в то время как она дает нам возможность существовать? Что предпочтительней – красивые и лживые посулы византийцев или же то, что в действительности предлагают нам персы? – Васака охватывало все большее раздражение. – Но нет!.. Вы, скорее, дадите увлечь себя бреднями фанатического безумца! Вы пойдете на гибель! Вам это гораздо легче, чем жить! – Он вскочил с места, яростно топнул ногой. – Что ж вы молчите, как бессловесные животные?! Вы такие же тупые упрямцы, как ваш Спарапет, который ведет народ армянский к гибели! Вы тоже не сознаете, что такое арийская держава! А ты?! Ты?! – указал он пальцем на Мовсеса Хоренаци. – Говорят, ты ученый, философ? Что ж, ты против создания армянского царства?

– Неправильно ты говоришь, государь марзпан. Не вижу я мудрости в твоей брани, и не пристала она тебе в годину скорби отчизны нашей. Путями рабства намерен ты повести народ к духовной свободе и к созданию царства? Через уничтожение свободы возродить нацию? И ждешь сих заветных благ от этих вот? Напрасна твоя надежда и тщетны твои усилия!

Васаку страстно хотелось дать волю всей накопившейся ненависти и обрушить ее на бесстрашного монаха. Удерживала только мысль, что в глазах присутствовавших это, скорее, уронило бы его самого, чем Хоренаци. Он удовлетворился тем, что пренебрежительно произнес:

– Напрасно именуют тебя мудрым, недоступно тебе возвышенное мышление!

Пероза разъярило смелое поведение монаха, и он злобно повернулся к Васаку:

– Что это- не желают подчиняться власти арийцев? Возомнили, что могут одолеть арийскую державу? Чем? Силы у них еcть или войско, или же они могут похвалиться благоустройством? Или этим монастырем и рукописями своими они кичатся? Растопчем, сожжем все это! – И он крикнул персидским воинам:- Уничтожьте всех! Подожгите храм!..