На развилке дорог. Часть 2 - Александр Сапегин

Андрей, забирая на себя боль, положил ладони на широколобую голову Бона.

— Терпи, мальчик, терпи, — кобель узнал его, дёрнул головой, влажный язык прошелся по лицу и подбородку хозяина, на большее у пса не хватило сил. Мохнатая голова упала на колени Елены Петровны. — Прости, Бон, — сказал Андрей, посылая короткий милосердный импульс, который остановил сердце питомца и прекратил его мучения. — Мама, не дёргайся, — несколько исцеляющих заклинаний коснулись лица женщины, после чего горячие пальцы пробежались по ноге сестры, заключённой в железки.

— Оля, кто это сделал? — девочка обратила на него взор, в этот момент стали понятны слова Росугара о постигших сестрёнку изменениях. Белки её глаз были залиты синевой и только зрачки были человеческими, а не вертикальными, как у брата, большая, как у дракона аура полыхала всеми цветами радуги.

— Их было двое, — вместо Ольги ответила мать, справившись со слезами. — Рыжий, в кожаной косухе, а второй лысый со шрамом на подбородке. Когда они ворвались в палату, Бон набросился на лысого, порвав ему правую руку, а Рыжий выстрелил в него несколько раз из пистолета. Не хочу вспоминать, что было потом…

— Он бил маму, я так испугалась, а Бон подполз и вцепился ему в ногу, он опять стрелял…, — слезы двумя ручейками текли по щекам Ольги. — Что с Боном? Он не дышит!

— Он умер, Оля, — гнев и ярость снова вытеснили остальные чувства.

Мать и сестра расширившимися глазами смотрели на то, как грудь сына и брата быстро покрывается золотистой чешуёй, а на руках у него появляются когти.

— Сидите здесь, — сказал Андрей, вставая с кровавой лужи, — осталось недолго, скоро сюда придёт папа. — Сестра перестала плакать и кивнула на его слова. В синих глазах Ольги вспыхнул мстительный огонь.

— Не надо, мама, он знает, что делает, — услышал он её голос, выбегая из палаты. — Андрей кастрирует рыжего…

О, да! Рыжий сам будет умолять о кастрации! Андрей первый раз в жизни так, всем нутром, желал кому-то смерти, больше всего сейчас напоминая драконов, пошедших в атаку на Великий Лес. Нет пощады…

Не скрываясь, он шёл по коридору, исходящие от могучей фигуры волны силы заставляли очухавшихся больных и врачей прижиматься к стенам. От одного взгляда на пылающие синие глаза у людей слабели колени и подгибались ноги…, всех радовало и утешало, что этот страшный человек не с них идёт взимать долги… Невидимые взгляду простых смертных, свободные модули уносились в сторону второго и первого этажа

Санин выпрыгнул из автобуса, выхватил у Ланцова бинокль и повернулся к связисту:

— Повторяю — не стрелять!

Генерал, приложив бинокль к глазам, как и остальные, впился в здание больницы.

Секунд десять после убийства и вспышки в приёмном покое ничего не происходило, потом раздался мощный хлопок, на втором этаже больницы вылетели все стёкла. Безглазые проёмы осветила яркая вспышка, ещё одна, заглушая истошные крики людей, раздался ещё один хлопок, разломав деревянную раму, наружу вылетел объятый пламенем человек. Половина окон закрыло мерцающей плёнкой. Не успела эфемерная преграда закрыть окна, как до слуха присутствующих донеслись звуки автоматных очередей. Кто-то совершенно не жалел патронов.

— *б вашу мать! — взревел Морозов, — Генерал!

— Молчать! — рявкнул стоявший рядом с таинственным генерал-майором мужчина, — Подполковник, держите себя в руках! Не на базаре!

Стрельбу оборвал истошный крик, похожий на визг поросёнка, когда того пускают на убой. Бесконечный визг, полный боли, заставлял холодеть сердца, а спины офицеров, прошедших суровые школы в «горячих» точках, невольно покрывались мурашками. Не может в человеческих лёгких быть столько воздуха! Наконец безумный крик прекратился, чтобы взорваться новой серией воплей. Морозов, до боли сжимая кулаки, бродил бешеным взглядом то по генералу с его подручным, то по нескольким явно гражданским лицам, среди которых затесалась красивая девчонка, которой было сильно не по себе. Красотка жалась к могутному мужику с фигурой борца. Начальник УВД никак не мог вспомнить, где он мог видеть этого «борца», не в криминальных хрониках и не в ориентировках точно, но лицо, казавшееся спокойным, если бы не побелевшая кожа, было знакомым.

— Смотрите! — крикнул кто-то из группы гражданских, Морозов повернулся к больнице.

Из окна первого этажа, выбив стекло, выпрыгнул рыжеволосый мужчина, в котором милиционер узнал Лёню-Венчика. Налётчик, сильно хромая на левую ногу, бросился наутёк от выпрыгнувшего следом за ним типа, вооружённого парой мечей. Спецназовцы крепче перехватили оружие и прицелились, но приказа на открытие огня так и не последовало, а потом случилось невероятное…

— Папа — это Андрей! — поражённо взвизгнула девица, прижимавшаяся к «борцу».

— Спокойно, доча, — пробасил мужчина. — Закрой глаза, не смотри, — но девушка не послушала родительского совета.

Бандит развернулся к преследователю, вскинул автомат и выпустил в него длинную очередь. Стоило прозвучать первому выстрелу, Морозов мысленно попрощался с безбашенным «самураем», вздумавшим с шашкой наголо переть против пулемёта, но «самураю» было насрать на выстрелы в упор, его окружило яркое сияние, отразившее пули.

— Чёрт! — потрясённо сказал один из гражданских и повернулся к «борцу». — Илья Евгеньевич, я представить не мог подобного, мне как-то не верилось, что ваш сын без оружия разобрался со спецназом в научном центре, а тут, своими глазами…

Морозов не расслышал, что Илья Евгеньевич прошипел болтливому коллеге, но тот моментально заткнулся и больше рта не открывал. От презрения во взгляде, которым девица окатила незадачливого говоруна, можно было обжечься. Так-так, чертовщина имеет глубокие корни, парнишка с «ножичками» имел что-то против спецназа, милиционер покосился на «упакованных» парней, и тот продул ему с разгромным счётом.

Венчик, припадающий на левую ногу, неожиданно, на весь парк заорал благим матом:

— Помоги-и-и-ит-е-е! Он убьёт меня! А-а-а!

Ступающий вальяжно медленным шагом «самурай», догнав хромоножку, хищно оскалился:

— Это тебе за маму! — быстрый выпад правой рукой, кончик клинка скользнул у бандита между ног, на прелую листву брызнула кровь.

— А-а-а! — зашёлся в крике Венчик.

— Это тебе за Бона! — бандит лишился рук. Морозов краем уха услыхал характерные для рвоты звуки, коту-то из гражданских поплохело, но дочка «борца» держалась стойко. Нервы у девчонки из стали. — Тварь! Наи ти саду ви Хель, орувите Тарг! Нартэ! — с последним словом непонятной тарабарщины рыжая башка отделилась от тела и, подпрыгивая, покатилась по земле. Мечи на пару секунд окутались ярким пламенем. «Самурай» пнув обезглавленное тело, разжал ладони, но клинки не долетели до земли, исчезнув в тусклой вспышке.