Игрок (СИ) - Гейл Александра

— С чего ты взял, что у меня что-то случилось?

— Да брось, — хмыкает и вытаскивает изо рта сигарету. — Такая вся из себя соседская девчонка. Растрепанная, с одним закатанным рукавом халата, а тявкаешь, будто на хвост наступили. Кто разозлил? Бойфренд?

— Да, — морщусь. В отличие от моего пациента, я весьма предсказуема.

— Розы не того цвета купил?

— Собрался пожертвовать человеком, который сделал для него очень много, и все для того, чтобы прикрыть собственную задницу.

— Девица-красавица, да ведь так все делают! — насмешливо фыркает Арсений.

— Не все, — отвечаю тихо. — Некоторые отвечают за последствия своих поступков!

— Например?

— Не знаю… Родители? — Мои родители от меня не отказались. Они сделали все. Если это не пример самопожертвования, то что?

Он снова посмеивается.

— Ладно, ковбой, давай уже, говори, за что тебя так здорово отпинали.

— Новогодний подарок за то, что сплю с женой одного придурка.

От его слов я вздрагиваю. Надо же, оказывается, у нас нашлось что-то общее.

— Должно быть, она того стоит, — спокойно говорю, стараясь голосом не выдать себя.

— Да ни хрена она не стоит. Не самая красивая и уж точно не самая умная. Стерва стервой, — говорит он, кося на меня заплывшим глазом. — И секс как секс. Ничего особенного.

— И зачем тебе секс, который оборачивается синяками на лице?

— А что лицо? Беречь его что ли? Типа помереть красивым, и все такое?

— Да нет, — пожимаю плечами. — Просто основной инстинкт выживания гласит, что люди делают что угодно, лишь бы не болело. А синяки — это больно.

— Чушь собачья. Бояться боли глупо.

— Все боятся боли, — смеюсь. — Той или иной. Иначе зачем бы ты спал с замужней? Боишься настоящих отношений, потому что они почти всегда болезненны.

— А что, лучше подставиться, как дружок твоего бойфренда, которого тот запросто решил пустить в расход?

Умом я понимаю, что подобная манера разговора для парня из стриптиза привычна, но слово «дружок» все равно цепляет. Потому что я думаю об этом давно. Можно ли сказать, что Харитонов с Рашидом были друзьями? Я бы хотела ответить, что нет, и этим оправдать поступок Кирилла, но не получается. Разве не слишком лично и отчаянно Рашид спасал этот центр? Разве не похоже на то, что он пытался не позволить другу сделать ошибку, о которой тот будет жалеть? Да, когда Кир застал нас в кабинете, все было логично, но упорное нежелание признать провал и отпускать меня на похороны Алисы… Так поступают только ради людей, которые небезразличны. А мой английский пациент так легко от всего этого отказался…

— Да, слышала я эту теорию о бессмысленности и тщете. Но тут как в песне: если собаки нет, то и травить некого. По-моему, прожить жизнь, ни разу не доверившись человеку, страшно.

— Кончай разводить сопли. А то сейчас еще расскажешь о том, что существует великая и могучая любовь, которая меняет людей и бла-бла-бла, — закатывает он глаза.

— Притормози. Кому ты врешь? Ты в нее тоже веришь. Ведь если твоя девчонка замужем, то она не потребует кольцо, и даже если ты в нее влюбишься — не сунешь шею в эту ужасную петлю из обязательств от переизбытка чувств.

Он так злобно на меня смотрит, что я почти жалею о своих словах…

— Да что ты. Спасибо за сеанс психоанализа. Только, поверь мне, все гораздо сложнее. Может, я уже в курсе, как и что будет. Даже нормальные отношения большинству людей недоступны, — усмехается он, сжимая зубы до скрипа. — У кого-то способность к языкам, кто-то умеет писать портреты. У тебя, например, рука легкая — шьешь не больно. Так с чего бы любить одинаково? Один умеет делать других счастливыми, второй — нет, а третий и вовсе не влюблен, а одержим, и разве что нервы мотать способен. Короче, душенька, нотации читать мы все горазды, а вот как до дела доходит, так все и лезет наружу. Ты вот сидишь здесь и капаешь мне на мозг, вместо того, чтобы поговорить со своим хахалем. Поверь, ты ничуть не меньшая трусиха, чем я. Только я, в отличие от тебя, никому не вру.

Разумеется, в этот миг мне, как любому другому, хочется крикнуть, что мы с Кириллом те самые исключения из всех правил, которые счастливы вместе и делают лучше друг друга, но в голове уже кто-то мерзко хихикает, заявляя, что все это не так.

Мы познакомились чуть меньше года назад, и я так «благотворно» на него повлияла, что Кир бросил жену, поссорился с родителями и собрался уволить Рашида. На пути к нашему счастью слишком много обломков. Разве это правильно, что за наши ошибки расплачиваются окружающие? Да, Кир и раньше использовал людей — переманил Мурзалиева, активно участвовал в спектакле со слепцом в главной роли, но все это было осознанно, а не от отчаяния. А теперь его жизнь расползалась по ниточкам, будто разъеденная кислотой. Сейчас у Кирилла все время нет выбора, и он не становится от этого лучше.

И тяну его назад именно я. Потому что я не обычная девушка. Мало того, что больна, так еще и являюсь дочерью человека, всегда доигрывающего свою партию до конца. Из-за меня сорвано исследование, из-за меня Кира чуть не лишили наследства, из-за меня увольняют Рашида… Сколько еще людей должны пострадать в ходе войны за наши отношения? Кир этого не замечает, а я — да, и чувствую себя ужасно.

Вторя моему прозрению, в исследовательском центре загорается свет.

— Что ж, — произношу, откашлявшись, и выдавливаю из себя максимально профессиональную улыбку. — Пойдем, ковбой, полюбуемся на твое разбитое сердце воочию.

ГЛАВА 28 — Решка. Девять дней

Моя любовь ещё очень слепа, но уже научилась молчать. 

Моя любовь уже слишком слаба, чтобы вызвать к себе врача. 

Пожалей меня — не обидь, не задень воспалённый нерв. 

Кого мне теперь винить за этот моральный ущерб? 

Fleur «Моральный ущерб»

Сантино

Полинка пришла бы в ужас, если бы узнала о моем нынешнем роде деятельности. О казино, о стриптизе. Она такие вещи не уважала и не понимала. Все пыталась меня обратить в какую-нибудь веру. Разумеется, я не о религии, которая пытается спасти даже протраханную перед камерой душу, а о вещах куда более личных. Тех, что были актуальны именно для нас. Где-то вычитала и потом на все лады перепевала сказочку о том, что дети из неблагополучных семей не могут строить здоровые отношения, и нам ради своих отпрысков надо стараться вдвойне. Это жутко раздражало, ведь о детях мечтала только она — не я… А теперь все и вовсе бессмысленно.

Мы с Полькой были очень разными. Если бы не внешнее сходство, я бы ни за что не поверил, что у нас одни родители. Она была такой правильной, что иногда хотелось потрясти — вдруг эта богобоязненная оболочка разойдется по швам, а под ней обнаружится нечто похожее на меня? А потом я вспоминал, что таких ублюдков, как я, этому миру много не надо. И все же — она мертва, а я все еще творю какую-то х*рню, это ли не доказательство бессмысленности жизни?