Выше головы! - Расселл Джонс

Сикора тоже молчал, не споря и не поддерживая. Он лишь кивнул в качестве приветствия, я не стал его дёргать, хотя и хотелось переговорить.

Большинство выражали своё несогласие вслух. Они поочерёдно, дуэтом и даже хором предлагали координирующему директору отменить своё решение — и вернуть на станцию Юлиуса Имана, бывшего администратора Южного сектора.

— Он вообще мог остаться там!

— За такие поступки дают «ржавь»!

— Нечего ему делать на планете!

— Я не буду с ним работать! Никто у нас не будет с ним работать!

— Макс, ты же умница, ты знаешь, что таким место у шахтёров!

— А спросить ты не пробовал? Нас, а? Знаешь такую штуку — альтеры?! Голосование?!

— Он вообще тут бесполезен!

— Никто его не возьмёт! Никто не даст ему даже каплю ответственности!

— Он — «крот», ты понимаешь это?! Макс, зачем нам «крот», да ещё с такой репутацией?!

Рейнер отвечал смехом и даже не пытался спорить.

— А что, он, правда, — «крот»? — осторожно поинтересовался я у доктора Олберт.

— Правда, — кивнула она. — Спатиотимия пятой стадии.

— Как у Телжана?

— У Телжана четвёртая. А этот Юлиус даже не заходит в помещения, где есть окна. Причём любые, не обязательно эмэтамы.

Брезгливо-презрительное выражение, с которым она произнесла имя новичка, заставило меня поднять экран из столешницы и отправить запрос. Что ж, чувства пожилого доктора были обоснованы.

Тридцатидвухлетний Юлиус Иман был сотрудником подотдела в Администрации Южного сектора. Курировал педиатрию, школу и детский досуг — примечательная подробность. Думаю, если бы он занимался, к примеру, производственными вопросами, отношение к нему было бы другим. Вот только не повлияли ли на него именно контакты со школой?

Так или иначе, он был Администратором, а значит, семьи у него не было и быть не могло: родительство и управление — профессии несовместимые. Не было и подруги — по статусу ему полагалось сообщать о личной жизни. Может, что-то было три года назад, до того, как он стал администратором, но это была слепая область.

Конечно, он был донором. Все мужчины были донорами, ведь, в отличие от женщин, это занимало минимум времени и требовало совсем других усилий. У женщин, впрочем, была две формы этого акта, но, как правило, имелось в виду вполне конкретное действие. То самое, которое не могли отдать ИскИнам. А для мужчин донорство означало лишь возможность, но никак не осуществление способности к деторождению. Вот тут-то и начиналось грустное.

Будучи сотрудником Администрации, Юлиус Иман обладал допуском с широкими полномочиями. Так что ему не составило труда зайти в Инфоцентр и узнать, как применяли его семя и кто его биологические дети. Попросту говоря, он нарушил Фикс-Инфо, да ещё и пользуясь служебными возможностями.

Я сразу вспомнил свои муки по придумыванию подходящего преступления. Если бы мне разрешили нарушить должностные обязанности, я бы тут же получил билет на планету… Правда, именно этот способ мне не подходил по понятным причинам: я был бесплодным.

Вообще-то для того, чтобы узнать о судьбе своего семени, не нужен был допуск: любой мужчина в любой момент мог узнать об этом. И если он не был социально опасным, он мог легко назначить встречу с родителями и даже в присутствие детей — если их возраст и состояние разрешали проводить такую встречу без подготовки. Ничего сверхъестественного в этом не было: случалось, даже завязывалась дружба, особенно между биологическими родителями. Ну, и для детей полезный опыт, особенно когда биопапы были тэферами, инженерами-ремонтниками или представителями иных героических профессий.

Один нюанс: Соцмониторинг обрабатывал этот запрос, его характер и обстоятельства. Для тэфера, надо полагать, это ничего не значило. И для шахтёра. Но администратор мог получить последствия на свою любопытную голову. Не гарантированно, но теоретически. Я не знал, какие именно последствия, и что творилось в любопытной голове Юлиуса Имана, когда он решил разузнать всё так, чтобы об этом вопросе не проведали спамеры. В общем, он использовал служебный канал, маскируя своё расследование работой.

Чего он не учёл, так это простого правила: когда ты спрашиваешь что-то у Инфоцентра, об этом узнаёт Инфоцентр.

Логосам неведомы чувства биологических родителей или мысли человека, который боялся чужого мнения. Зато у логосов был Фикс-Инфо и весь человеческий опыт, дающий возможность выстраивать алгоритмы поведения любой сложности. Попросту говоря, логосы умели представлять последствия человеческих поступков.

Что могло произойти после «несанкционированного получения репродуктивной информации»? Возможно, ничего. А возможно, ситуация, в которой ребёнок оказался бы без положенной ему защиты. При том что подготовка к встрече с биологическими родителями была давно разработана и проходила на протяжении десятилетий без каких-либо последствий!

В общем, взвесив желания неуравновешенного взрослого и потребности ребёнка, логос принял решение — и через пару часов камрад Иман лишился своей должности. А потом был назначен суд, призванный решить дальнейшую судьбу нерадивого чиновника. Таких преступников нигде не любили, и предстояло долго уговаривать принимающую сторону… Но ни с того ни с сего координирующей директор Проекта Терраформирования выразил желание забрать нарушителя к себе.

Вот только это желание не получило отклика у его товарищей. Наоборот.

— Чем ты думал?! — гномообразный крепыш, в котором я узнал старшего биолога с архипелага Цраим, подошёл вплотную к Рейнеру. — Как мы будем выглядеть, когда отправим его назад?

— Мы не отправим его назад, — парировал координирующей директор, который, видимо, уже не мог молчать.

— Но он… Он же… Я не буду с ним работать! Никто не будет с ним работать! Это же не Рэй! — он ткнул в меня пальцем.

Я поймал его взгляд и вежливо улыбнулся, одновременно закрывая экран, который уже предлагал мне просмотреть пропущенные новости, а к этому я пока не был готов.

— Когда ты привёз Рэя, мы все рады были! Но это же совсем другой поворот!

— Вот именно! — подхватил его мускулистый коллега с Кальбы. — Всё путём, когда ты привозишь нормальных ребят. Но это… Кто с ним будет работать, ты подумал?

— Подумал, — пожал плечами Рейнер, скалясь. — Он «крот»! Будет сидеть себе… Где-нибудь… На тэве или ещё где.

Биолог застонал и отступил. Все доводы, обвинения в некомпетентности и упрёки в опрометчивости отскакивали от Рейнера, словно капли воды от корпуса рабочего камилла. Он лишь иногда сжимал кулаки, но вообще отлично держался, никаких угрожающих жестов или попыток сломать кому-нибудь ключицу.