Харбин - Евгений Анташкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сорокин был удивлен, но не тому, что говорил Юшков, а тому – он только сейчас это понял, – что он об этом даже не думал. Действительно, японцы ничего в этом смысле не предпринимали, город как жил, так и живёт.
– Что вы молчите? Я не слышал ни одной сирены по поводу ночной учебной тревоги, я не слышу, чтобы по мостовой грохотали кованые башмаки японских солдат… может, вы слышали?
Сорокин молчал.
– Вот! – Юшков поднял указательный палец. – Видите? Японцы даже не понимают, что на них наступает уже не тот русский…
– А какой русский наступает?..
– Да-а, Миша!!! – Юшков снова встал. – Схожу-ка я к буфету! Кстати, вы снотворное принесли? Для этого! – спросил он и кивнул в сторону кухни.
– Нет, некогда было!
– Вот! Вот вы – тот русский! Вам было некогда! Вы и есть тот русский, на которых рассчитывают японцы. А там уже не русские, а советские! Это две большие разницы. Имейте в виду, на северо-западе Сталин уже около Хайлара, на севере он взламывает Хинган, а на востоке его передовые части – на подступах к Муданьцзяну. Всегда любил это название, хорошо звучит по-русски.
Весь день Степан сидел на конспиративной квартире, слава богу, они сменили базу. Уже два раза приходил Енисей, но не принес никаких уточнений.
«Так, – думал он, – наши наступают уже вторые сутки, пошли третьи…»
Лёшка Слябин при парашютировании таки не уберёг радиостанцию, хорошо хоть у китайских подпольщиков нашлась, поэтому удалось настроиться на волну Центра, и кое-какая информация имелась.
«…на северо-западе наши около Хайлара, – анализировал Степан, – на севере бьют по Хингану, а на востоке передовые части уже на подступах к Муданьцзяну… то же самое передаёт и «Отчизна». Если дальше так пойдёт…»
– Ванятка!
Ванятка спал на кане, он поднял голову с китайского деревянного подголовника, на который положил сложенную как пилотка шляпу.
– Нужен Енисей! Нам пора!
Ванятке, попавшему на войну в четырнадцать лет и почти не знавшему мирной жизни, не надо было тянуться и со сна полоскать рот, он вскочил, ударил себя ладонями по щекам, пару раз крутанул руками и сделал «Бр-р-р-ррр!».
Сашик глянул на часы, было половина девятого, ещё полтора часа, и город омертвеет. Он вспомнил слова советского разведчика, что «нельзя рисковать», и пожалел, что послушал его. Он оттолкнулся от тумбы и через площадь пошёл к Старохарбинскому шоссе.
Он шел, иногда бежал, и чем ближе подходил к дому Муры, тем с большим волнением у него билось сердце.
Дом стоял в тёмном саду, сумеречный и спокойный. Ещё была не совсем ночь, в соседних домах он увидел, что через щели не всегда добросовестной светомаскировки пробивается свет. Дом Муры был тёмен.
Он подошёл к двери, дотронулся до ручки и ощутил в пальцах витой шнур, дёрнул за него, и в руке оказалась китайская печать на деревянной дощечке, какой маньчжурская жандармерия опечатывает дома.
Он достал из кармана свой ключ и открыл дверь.
В комнате было темно, но глаза привыкли, и он увидел, что по всему дому, во всех комнатах, в кухне и везде всё было разбросано, все ящики вытащены, дверцы раскрыты и вещи выкинуты на пол.
Он постоял, потом пошёл в спальню и посмотрел на радиоприёмник, но было так темно, что он ничего не увидел. Он нашарил спички – короткая вспышка высветила то самое положение планки настройки на частоту радиостанции «Отчизна».
Александр сел на кровать и обхватил голову руками. Значит, Муру арестовали, и он зря ждал её у телефонной станции. Это он виноват, это он, услышав от неё нужную информацию, ушёл, не проверив все, что должен был проверить.
В дверь что-то сильно грохнуло. Александр вздрогнул и услышал, как она открылась и по полу раздались шаги и громкие китайские голоса. Они говорили, что в доме кто-то есть. Александр вскочил, открыл окно и выпрыгнул в сад. Он знал окрестности, он знал, что через низкий штакетник перепрыгнет в соседний сад, уйдёт на параллельную улицу, а там через другие сады сможет выйти на берег мелкой заболоченной Мацзягоу и переждать до утра. Он уже перелезал через невысокий штакетник, когда за спиной у него грохнул выстрел и обжёг правое плечо, но пуля только задела кожу. Грохнул второй выстрел, но Александр уже упал в траву, потом резко поднялся и побежал.
– А что вы здесь делали все эти семь лет, так и работали преподавателем или работаете до сих пор? – Шаг Сони был широкий и мягкий, и Кэндзи легко под него подстроился.
Этот простой вопрос застал его врасплох, он туда-сюда бегал двадцать минут и не подумал о том, что он расскажет Соне о себе, ведь он сам напросился на прогулку, и надо было о чём-то говорить… кроме как о своих чувствах.
– Я, – он на секунду замялся, – я работал в институте до конца июля, тогда, в тридцать восьмом, меня призвали в армию, и… – он удивился, что врать оказывается так легко, – потом в одной глупой ситуации меня ранило, и я уехал домой лечиться…
Соня вздрогнула:
– Вас ранило? Тяжело?
– Нет, пустяки, но хватило, чтобы из армии уволиться, и потом я работал на фирме, по делам которой ездил в Китай, поэтому я сейчас здесь.
– А что за фирма, чем она занимается?
Нет, соврать – легко, а – о злые духи! – врать оказывается всё-таки трудно.
– Чем она занимается?
– Да!
– Она занимается… – он замялся и вспомнил фирму, в которой работает Саша, – доставкой строительных материалов…
Соня с удивлением посмотрела на него:
– Как Саша?
О добрые духи, удача сама идёт ему в руки!!!
– Да, да! Именно! Мы с Сашей практически работаем в одной фирме, только он здесь, а я там, в Японии…
– И вы часто с ним видитесь?
– Нет, нечасто, только… когда я приезжаю сюда!
– А часто вы сюда приезжаете?
– Не очень! – Это Коити сказал уже без воодушевления, задумчиво, и Соня это заметила.
– Вы чем-то расстроены?
– Нет, Сонечка, – Кэндзи взял себя в руки, – что вы?
Вдруг Соня по-русски взяла его под руку. Кэндзи сначала ничего не понял, он только почувствовал, как его обожгло и он как будто весь налился горячим свинцом. Он никогда не ходил с женщиной под руку, у японцев так не принято. Ему было непривычно и неловко, он не знал, как идти так, чтобы не дотронуться до Сониного плеча или бедра, а она, наоборот, плотно прижала к себе его локоть, прямо к талии, сквозь тонкую материю летнего платья она была тёплая. Кэндзи покачнуло.
– Вы споткнулись? Уже почти темно!..
– Нет, что вы!..
– Вам неудобно?
– Нет, что вы!..
– А когда вы видели Сашу в последний раз?
– Да вот, буквально, когда, 6-го, в понедельник…
– И как он?
– Он? Хорошо!
– Не изменился?..
О злые духи! Соня идёт под руку с ним, а спрашивает только об Александре.
– …А вы не женились, наверное, у вас уже есть дети? Сколько?
«Много злых духов, много-много! Почему я должен был жениться?» Но идти с Соней под руку было так приятно.
– Нет, Сонечка, я не женился…
– Почему?
– Некогда, всё время много работы, и постоянно я в разъездах… а вы… – Кэндзи запнулся…
– Вы хотите спросить, не вышла ли я замуж?
Коити посмотрел на неё и промолчал, ему стало неловко за его любопытство. Соня ничего не сказала и опустила голову. Они долго шли молча, дошли до виадука и уже почти перешли через него.
«Замужем ли я?»
Соне стало грустно от невольного напоминания о том, как она была замужем. От этого осталось только забытое стихотворение, которое она написала через несколько месяцев. Это стихотворение было как пропуск на свободу, и, когда свобода пришла, оно забылось, а сейчас вспомнилось, не сразу, слово за словом…
«Моё… короткое… замужество…» Она почувствовала, как Костя плотно прижал её локоть… и вспомнила.
Моё короткое замужество,Моё недолгое супружество.И вспоминается всё с ужасом,Когда возник вопрос «Уйти»!А может, «ужас» – это слишком,И что-то в этом слове – лишнее,Когда апрель и март – завистники,А май – его ещё дождись!Зелёный лист пробился к воздуху,В его движенье что-то летнее,И тем он будет беззаветнее,Что заморозки впереди.А только всё преодолеется,На небо можно не надеяться,Оно ведь слабое и рыхлое,Ответа от него не жди.Умелою рукой ведомаяВесенняя луна – бездомная —Укажет путь весной бездонною,Бояться нечего – иди!
«Иди!» – повторила про себя Соня и подняла голову.
– Костя, мне нужно на вокзал, купить обратный билет.
– А когда вы уезжаете?
– Завтра.
– Уже завтра?
– Да, если повезёт с билетом!
Соня смотрела на него. Он впервые так близко увидел её темно-карие глаза и коралловые губы, его снова залило горячим свинцом. У него было много женщин, но это были не те женщины, те были женщины по необходимости.
«Добрые духи, сделайте так, чтобы ей не повезло с билетом!»
– Ну что ж, идёмте в кассу.
Неожиданно для Сони Кэндзи помог купить ей обратный билет. Желающих было так много, что, когда стало ясно, что к кассе не протолкнуться, он попросил её подождать, а сам куда-то ушёл и через пятнадцать минут вернулся с билетом.