Стамбул. Сказка о трех городах - Беттани Хьюз

В 2007 г. я отплыла из Афин мимо островов Идра и Порос к южной части материковой Греции. Я искала человека, визитная карточка которого гласила просто: «Николай Романов, русский князь». Мы с князем поговорили о якобы принадлежавшем его бабушке поместье на Черном море и о том, правда это или нет, что Николай – последний из живущих императоров. Старый князь рассказал, как его дядя сидел под домашним арестом в Париже, рисуя в качестве терапии православные иконы. Князь Романов – этот выживший осколок Новой Римской империи, дома окруженный изображениями двуглавого орла, чей образ зародился на хеттских равнинах, впоследствии вернувшись в Византий на римском штандарте – признался, что умрет счастливым, если узнает, что есть возможность сменить полумесяц, венчающий Айя-Софию, на православный крест. Этот город, который сегодня зовется Стамбулом, на просторах воображения всегда находил не меньший отклик, чем в реальной истории.

История Стамбула еще не окончена, и если говорить об историческом прошлом, то нас ждет еще много открытий. На греческих, римских, византийских и османских археологических площадках в Леванте и на Среднем Востоке раскопкам только еще предстоит начаться. Во время строительства электростанции в районе Силахтарага на Золотом Роге в 1949 г. была обнаружена выполненная из черного и белого мрамора сцена древнегреческой битвы между титанами и богами: религиозная скульптура, отмечавшая место, где, по преданию, родился Визант.

Николай Артамонов, предположительно сын русского военного атташе, который нанял убийцу эрцгерцога Фердинанда, сделал в 1930–1940-х гг. прекраснейшие черно-белые фотопортреты Стамбула. На этом снимке, сделанном в 1955–1960 гг., – рабочий, восстанавливающий купол мечети Сулеймание

В 1960-х гг. вспыхнувшие на Босфорском проливе страшные пожары (возникли они из-за транспортировки углеводородов, которые были нужны Европе и Америке и перевозились по проливам на курсировавших с севера на юг и обратно новых супертанкерах) напомнили картину, открывшуюся здесь 1500 лет назад, когда византийцы бросили в бой «греческий огонь». В 1960-х гг. отдельные очаги возгорания не могли потушить по несколько дней. Эти густые черные облака были словно дымовые сигналы, возвещавшие вступление в новый мир.

Стамбул, получивший после Второй мировой войны помощь в рамках плана Маршалла, начал подпадать под американское влияние. Любой путешественник из прошлого, преодолев 400 лет, смог бы без труда ориентироваться в городе вплоть до Первой мировой войны. А вот после преобразований, осуществленных в городе в начале 1960–1970-х гг., он бы заблудился. Стамбульские чиновники лелеяли мечты, оставаясь в этом «современном» международном городе, вновь стать влиятельной силой во все более и более глобализированном мире.

В 1980-х гг. появились даже слухи о том, что премьер-министр Тургут Озал (1983–1989) хотел вернуть столицу в Стамбул. И, разумеется, он тут же соответствующим образом преобразовал свой город. Сегодня многие группы по сохранению культурно-исторического наследия с ностальгией вспоминают «доозальский» облик города. С 2000 г. начали принимать меры по борьбе с чудовищным загрязнением, которое наблюдалось с 1970-х гг. и в результате которого Золотой Рог превратился в зловонный, мертвый водоем. И воды очистили. В Стамбул, а особенно в новый финансовый квартал, значительные средства вкладывали русские. Однако при нестабильных политических симпатиях и состоянии международных финансов самые большие надежды Стамбул – во время написания этой книги – возлагал на ряд нужных как собаке пятая нога котлованов и бесполезных кранов, возвышающихся над азиатским побережьем.

До сих пор затеваются переговоры о вступлении в Европейский союз. А на Востоке так и манят бескрайние горизонты Анатолии, просторы тундры и Центральной Азии. Осенью 2016 г. Турция отказалась от европейского декретного времени. Лидеры Турции высказались о том, что Шанхайская организация сотрудничества, политическая, военная и экономическая коалиция Китая, Индии, Пакистана, России и ряда стран Центральной Азии гораздо лучше и влиятельнее Евросоюза{957}.

Не меньше 25 веков Стамбул был городом, который нужен многим. И Запад, и Восток по-прежнему заискивают перед турецким двором. Со времен своего основания Стамбул – сначала Византий, потом христианский Константинополь и, наконец, Исламбул под властью халифата – черпал силы в уверенности, что сам Бог благословил его. Айя-София – и церковь, и мечеть, возведенная на месте языческого святилища – опирается на веру, время и человеческие дерзания. Ее изгибы издревле эхом отражали звуки всех семи древних холмов Стамбула. Купол ее сейчас обрушается, а Айя-София смотрит на город и ждет.

И все же, несмотря на свое огромное влияние, несмотря на то, что Стамбул всегда был первым и последним городом Европы и Азии, кратчайшим маршрутом с севера на юг, несмотря на то, что в груди византийского правящего класса бьется греко-римское сердце, несмотря на то, что на протяжении всего Средневековья Константинополь был столицей мира, а османы почти 500 лет обусловливали международную политику – и все же Стамбул являет собой цивилизацию, которая никогда не оставалась верной себе в разгар величайших потрясений. Хоть прошлое его полно хитросплетений и каждая новая глава связана с предыдущей, все же остается чувство неудовлетворенности – ведь нет универсального объяснения, что же дает ход мировой истории. Город Стамбул – и «свой», и «чужой». Это – мировая столица, не подлежащая какой-либо классификации.

В Королевском музее изящных искусств и истории в Брюсселе – в этом заведении, что в неприкрытом долгу перед классическими влияниями, с его ротондой и многочисленными колоннами, с его собраниями, подогнанными под концепцию на краткий срок объединившейся Европы – сокровища одних из первых средневековых цивилизаций, попытавшихся существовать в сравнительном единстве, заброшены в подвал. Одна великолепная, тонкой работы, византийская урна из слоновой кости втиснута рядом с радиатором. Зато Греция и Рим торжественно занимают первый этаж, а культура ислама отныне представлена в отдельной, специально выделенной, роскошной галерее с решетчатыми окнами{958}.

Зависть, страх, вожделение, алчность, сплетни, политиканство – все это означало, что на протяжении времени отношения не причастных к идее города с тремя именами были непростыми и противоречивыми. Французы о чем-то чрезмерно пышном, пафосном говорят «c’est Byzance». В англоязычном мире усложненную систему управления называют византийской, подразумевая коррумпированность и непрозрачность{959}. Стамбульский гарем вызывал массу пылких фантазий. Все, что нам известно о женщинах Стамбула – по большей части вымыслы шоуменов, писателей, мыслителей, художников, поэтов, псевдоученых и политиков.

Османская реальность оказалась в распоряжении Запада – химера, отражение нашего собственного «я» в вымышленном творении{960}. В наши дни для привлечения