Собрание сочинений в семи томах. Том 5. На Востоке - Сергей Васильевич Максимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
48
Овальная, тоненькая, пластинчатая золотая монета, редкая в Японии и равняющаяся стоимости наших шести руб. сер. (с сколькими-то копейками). Серебряная четырехугольная монета, ицебу, стоит на наши деньги 43 коп. сер. Она дробится на 1/2—1/4 , также четырехугольные; четырехугольную японцы золотят немного и приглашают иностранцев считать ее за пол-ицебу. Ицебу дробится, сверх того, еще на семьсот каши; а каши — круглая чугунная монета с четырехугольным отверстием в середине. В отверстие это продевается соломенный жгутик, на котором и носят эти монеты, как бы у нас в России баранки. Несмотря на такую поразительную дробность монетной величины, каждая каши имеет практически осязательное значение; так, напр., за одну эту кругленькую железку цирюльник насаживает хохол на голове и бреет все необходимые места на лице. А бритье это обязательно даже для крайнего бедняка.
49
Нельзя не винить в этом деле и самих европейцев. Вот для примера хакодатские происшествия. Портерр, торгующий в этом городе (действительно портером и разной съестной благодатью, устроивший при этом род трактира для наших офицеров), имеет собаку. Мимо квартиры этого англичанина идет пьяный японский чиновник; собака хватает его за ноги и кусает до крови. Японец выхватывает саблю. Движение это замечает тоже пьяный Портерр, выскакивает с товарищами на улицу — бьет чиновника; связывает ему руки и ноги — опять колотит и тащит к своему консулу. Консул надевает колодки и арестует у себя. Губернатор требует — не дают. Вступился наш — чиновника выдают, но японца лишают обеих сабель, т. е. налагают такое наказание, которое едва выносимо для японского чиновника. Сам английский консул катается и, пьяный сам, давит пьяного, попавшего ему на дороге.
Другой раз он же бьет хлыстом чиновника, загородившего ему дорогу, и, когда тот выхватил саблю, он его вяжет и тащит к губернатору. Тот же Портерр, подстерегши вора ночью и кинувшись за него, выстреливает все пули из револьвера; при осмотре тела не нашли в спине из шести только двух пуль. Но всех случаев не перечислишь. В Хакодате английского консула дразнят мальчишки. В Иеддо и Канагаве англичан режут.
50
Ураган, свирепствовавший в Хакодате за несколько недель до нашего прихода, был до того силен, что порывами нес через город огромные бревна, даже камни. Деревянную церковь, выстроенную при нашем консульском доме, одним порывом стащило с места, другим поставило на новое, саженях в сорока от старого. При этом ничего не было изломано; даже свечи остались на своих местах нетронутыми.
51
Консулу нашему не высылали серебра, но зато в избытке снабжали из Петербурга золотом, на размене которого таким образом приходилось терять ему и другим нашим чиновникам по два рубля сер. с каждого золотого.
52
Говорили о Японии (в «Морском сборнике»): В. Н. Назимов; состоявший при церкви г. Махов, да супруга доктора Альбрехта подарила какую-то газету с весьма бойкой и интересной статьей.
53
Две богатые и чиновные японки приезжают с визитом; посидевши, переглянулись и захихикали.
— Чему смеетесь?
— Да вот советую своей гувернантке пойти в любовницы к тому офицеру, который взял ее воспитанницу, чтоб той легче было, — наивно и охотливо отвечала японка.
54
Для Хакодате, как и для всякого японского города, полагается два губернатора. В то время как один управляет городом, другой следит за его действиями, контролирует их в Иеддо. Через год этот едет сюда, а старый на год отправляется ко двору сёгуна, для той же цели контроля и доклада. И так далее, по очереди: один живет в Хакодате, другой в Иеддо.
55
В Японии только духовные могут быть докторами (оба звания там равнозначащи, как и у бурят, отчасти у китайцев, у мусульман, да и у нас в старину, на Руси). Не бреют волос доктора и бонзы, не подбривают лбов остальные японцы только на случай траура. Когда умирает сёгун (один только микадо бессмертен), вся Япония целый год отращивает волоса на голове, на губах, на щеках и на подбородках.
56
Особенно серьезно и важно то восстание китайцев против Маньчжурской династии (подготовленное в 1808 году), которое обнаружилось в 1813-м и продолжалось два года.
57
Только один из представителей этой династии успел спастись от казни и бежал в горы внутреннего Китая. Там одно из горских племен — по способам, доступным только горцам, сохранившее свою независимость — приютило этого беглеца и берегло его в среде своей про всякий случай.
58
Т. е. те, которые исключительно промышляют зверя и рыбу. Манзы — исключительно ссыльные китайцы.
59
Подлинных возмутительных листов этих гиринский губернатор написал и распространил замечательно много. Некоторые случайно попали в русские руки. Вот содержание одного из них, известного в Благовещенске и полученного из Хабаровки: «Нам известно, что вы, живущие в Уссури, — беглые из Китая, что поселились там для того, чтобы разводить корень женьшень (по- маньчжурски: орохото) и продавать его нам. Известно также, что вы остаетесь независимыми и что у вас были четыре начальника, которые с вами дружно жили, но которых, поссорившись, вы прогнали. Знаем также, что вы управляетесь теперь одним старшиной, которому уже более двухсот лет от роду. Слышали мы теперь, что русские пришли к вам и вас притесняют, даже хотят подчинить всех вас своей власти; но вы им не отдадитесь. Лучше всего, не затевая войны, предоставьте их самим себе: они сами погибнут. Если вы будете продавать им один только рис и не станете уступать ни молока, ни мяса, то они, привыкшие к этой пище, без нее умрут сами собой, без насилия с вашей стороны. Мы спрашивали об этом высокое небо, и оно подтвердило наши слова. Оно же повелевает вам поступать так и просит вас» — и т. д. Вообще тон послания— мягкий и осторожный, в форме предложения, а не предписания. Подписи
