Ужасный век. Том I (СИ) - Миллер Андрей

Править Ламберту, наверное, предстояло нескоро. Однако и не настолько уж далёк этот час. Посему кронпринц считал необходимым наслаждаться каждым мигом того сладкого времени, когда ещё мог не вести себя по-королевски.

А мог иначе: лишь как наследник престола. Жаль, что младший принц Стирлинга наверняка выбрал нынче и другое общество, и совсем другие разговоры. Но это ничего. Ламберт рассчитывал сильно изменить родную страну — рассчитывал он изменить и родного брата.

Но понимал: то и другое одним махом совершить не получится.

***

Недавние трагические события не только отяготили совесть сира Робина, но и отравили его жизнь иным путём. Барон не скрывал отеческой гордости от того, как лихо наследник расправился сразу с четырьмя противниками в одиночку — однако старика явно огорчала лёгкость, с которой Робин к неравному бою отнёсся. И хотя ветер давно уже развеял прах Даглуса, но дерзкий набег гвендлов убедил Клемента Гаскойна: даже далёкие от Орфхлэйта земли нельзя считать безопасными.

Проще говоря — барон боялся, что Робин снова влипнет в подобную историю. Ясное дело, он никогда не запретил бы столь любимые Робином путешествия по наследным землям. Однако строго велел не уезжать далее чем на день пути без пары-тройки всадников. А если того дальше — то собирать целый отряд.

Это не навсегда, успокаивал Клемент недовольного сына. Нужно убедиться, что гвендлы затаились. Что отряд Даглуса действительно погиб полностью — и за его гибель никто не явился мстить.

Ну конечно же, Робин был недоволен! Он осознал свои ошибки, но одинокие поездки по родным краям к таковым не относил. Нынче хотелось побольше времени проводить в одиночестве: но как уединишься в тесном замке, полном родни, прислуги, рыцарей и оруженосцев? Нарушать наказ отца, с другой стороны, очень не хотелось. Клемент Гаскойн не от самодурства велел то, что велел — он искренне беспокоился о Робине, и понятны причины такового беспокойства. Даже помимо самой по себе отцовской любви.

Робин слишком важен, это очевидно.

Потому молодой Гаскойн выезжал из Фиршилда один, но совсем недалеко. В деревнях почти не показывался: теперь, когда тошно смотреть на местных красоток, в каждой из которых чудится покойная Мэри, делать там стало нечего. Робин предпочитал рощи к северу от родного замка, скрывающие целую россыпь маленьких чистых озёр. Вряд ли там ему могла грозить опасность — барон не волновался из-за этих поездок. Окрестности тех лесных озёр были странным образом бедны на зверя и птицу, даже грибы и ягоды росли плохо — а потому одиночество Робину было вполне гарантировано.

Хороший компромисс.

Туда-то сын барона нынче утром и направился. Накануне он заснул необыкновенно рано, потому очень рано и проснулся. Быстро оделся, сам седлал коня — и ускользнул из Фиршилда ещё под петушиное пение. Без брони отец также замок покидать не велел, но Робин ограничился одной бригантиной.

Утро выдалось таким же промозглым, как всегда этим летом — но к полудню распогодилось, солнечные лучи пробились сквозь кроны. Когда Робин выехал на берег озера, вынырнул из лесной тени — пришлось даже на миг зажмуриться. Так ярко солнце играло на слегка рябящей воде: как будто разбилось об пол огромное зеркало.

Рыцарь тут же решил, что должен искупаться.

Привязав коня, Робин приставил к толстой сосне меч, после чего быстро избавился от брони и одежды. Вода, конечно же, оказалась весьма прохладной: войдя в озеро по бёдра, Робин даже чуть задержался, собираясь с духом, переминаясь на мягком дне. А потом лихо оттолкнулся ногами и поплыл.

Совершив пару кругов по озерцу в весьма солидном темпе, молодой Гаскойн выплыл к центру и перевернулся на спину, позволив воде мягко поддерживать его. Отдых получше, чем на мягкой кровати в Фиршилде! Солнце как раз скрылось за край крохотного облачка, перестало слепить: можно было полюбоваться нежно-голубым цветом неба. Редко оно этим летом бывало столь красивым.

Вскоре Робин понял, что замерзает и пора бы уже выбираться на берег. Так и погрёб обратно — на спине. А когда добрался до берега и обернулся — чуть не шлёпнулся обратно в воду.

Геллу он узнал сразу — хоть тогда, в жутком доме, и было очень темно. Ведьма, изящно поджав ноги, сидела у дерева: теперь оказалась не голой, а одетой в очень скромное крестьянское платье. Всё равно вряд ли сошла бы за крестьянку — роскошные чёрные волосы были распущены, а так не ходят ни простые девки, ни благородные дамы, каковую Гелла напоминала много больше. Странно смотрелся на ней простецкий наряд.

Ведьма держала в руках меч Робина. Рассматривала его с большим интересом — и будто даже в первый миг не заметила рыцаря. Хотя заметила, конечно же.

Робин, признаться, оцепенел. Не как при первой встрече — будучи лишённым сил от ворожбы, а просто из-за испуга. Он всерьёз испугался, что уж тут юлить.

— О, сир Робин! Я так рада новой встрече…

Рыцарь и не знал, от чего чувствует себя более неловко и неуверенно: потому что без одежды — или потому что без меча. Наготы стесняться смешно, конечно. Но и рассчитывать на меч было бы не менее глупо.

— Вы будто не рады меня видеть, ммм? Это потому что не я теперь голая? Ну, я ведь тоже могу раздеться, если пожелаете. Одно ваше слово — и тотчас.

Робин, конечно, был бы не против — однако предпочёл о том умолчать.

— Я тебя не звал. Уйди!

— Фи! Меня и не призывают: сама прихожу, куда захочу. Мы как-то неловко начали. Может быть, вы расстроены из-за меча? Мне стоило прежде спросить разрешения? Наверное, стоило. Я очень сожалею. Просто у вас, знаете, такой… ммм… меч. Да. Меч у вас замечательный. Вернуть его?..

— Верни!

— Будь по-вашему. Хотя… — взгляд Геллы весьма выразительно скользнул вниз. — …вы вроде бы и так при оружии.

Как ни странно, она действительно бросила меч на мягкий песок у берега, к ногам Робина.

Сжав рукоятку и направив остриё на ведьму, Робин сразу почувствовал себя спокойнее. Наверное, по привычке или вроде того: ясно, что убить клинком Геллу почти наверняка не получится. Ей ведь не повредил огонь в Колуэе, если верить выжившим — а Робин не считал, что они лгут.

Но крест и молитвами тоже бесполезны против ведьмы — в том Робин убедился на собственном опыте. Так что уж лучше меч.

Всё-таки желай она убить Робина — сделала бы это давно. Ещё в том доме. Так что страх Робина и обретённая им вместе с мечом уверенность были одинаково иррациональны.

— Зачем ты пришла?

— Ммм, да вы и правда не рады. Это должно быть мне обидно, наверное, но я не обижена. Ну… почти не обижена. Причина моего прихода прежняя: хочу поговорить.

— А я не хочу с тобой разговаривать.

— Но вы и не убегаете, верно? Хотя на этот раз можете.

— Я вообще от врагов не бегаю.

Гелла рассмеялась. Её смех звучал не менее упоительно, чем голос.

— Несомненно! Присущая рыцарям особенность. Но вы напрасно считаете меня врагом.

— Ты сожгла Колуэй! Знаешь, сколько людей там погибло?!

— А вы знаете? Вы туда даже не поехали: предпочли горевать по бедняжке Мэри. Это правильный для будущего лорда поступок, как вам кажется?

Она поднялась — и Робин в ответ выше поднял меч на вытянутый руках. Если сталь ведьму убить и не может, то хотя бы способна не позволить приблизиться. А Робин не хотел, чтобы Гелла к нему приближалась. В основном потому, что вообще-то и очень хотел тоже.

— Не говори про Мэри. Не смей!

На безупречном бледном лице, обрамлённом угольно-чёрными локонами, мелькнуло что-то вроде виноватого выражения.

— Не хотела сделать вам больно. Простите, больше не буду. Хотела просто… чуть встряхнуть. Вы говорите, сир Робин, что я виновна в гибели жителей Колуэя. Но это не так.

— Да ну? И кто же его сжёг?

— Можно сказать, сами колуэйцы. Так вышло, что они пытались сжечь меня — а подобные вещи… они просто по кругу возвращаются. Помимо желания и нежелания тех, кто отмечен знаком Князя. Увы: нельзя причинить мне зло и не ответить за это. Так устроено. Порядок таков.