Para Bellum - Геннадий Хазанов

– Елена Ивановна, простите великодушно. Произошло страшное недоразумение. Обещаю, все виновные будут примерно наказаны. – Колобок семенил вокруг девчонки, показывая ручкой, куда ей направляться, чтобы поскорее добраться до выхода. Одновременно он грозил неожиданно увесистым кулаком полудюжине подчинённых.

В дежурке уже стояли, вытянувшись, словно телеграфные столбы, здоровяк-командир задержавшего Ленку патруля и оба ледащеньких бойца. Ещё тут присутствовал ладный худощавый армянин в военной форме, среднего роста, носатый, с сияющей ухмылкой на лице. Он чуть присел на стол дежурного и, похоже, наслаждался переполохом.

– Я тебя, Бугаев, под трибунал… – заголосил толстячок, подбежал к амбалу и замахал кулаком теперь у него перед носом. (Надо же, подумала Радость, как фамилия подходит.) – Тебе говорили, что девушка – невеста самого командующего фронтом?

Богатырь молчал, только тянулся и выпучивал глаза. Пухлый захлебнулся от негодования. Тут вмешался армянин:

– Ладно, вы тут разбирайтесь между собой, а мы с Еленой Ивановной поедем. Дел невпроворот, а даме надо отдохнуть с дороги. И от вашего гостеприимства тоже. – Он повернулся к девчонке и галантно поклонился: – Разрешите представиться, майор Габрильянц.

Тут же звонко щёлкнул пальцами:

– Паспорт.

Багроволицый тут же вложил в руку документ.

– Вещи!

Колобок протянул «балетку» и виновато произнёс:

– Больше ничего не было. – Кавказец глянул на Ленку, та кивнула.

– Замечательно, бойцы, – насмешливо произнёс Валерий Хачикович, – продолжайте повышать бдительность.

Он пропустил девушку вперёд и что-то шепнул на ухо толстяку. Тот схватился за сердце и обессиленно привалился к стене.

– Знаете, что я ему сказал, – обаятельно улыбаясь, спросил контрразведчик, – что вас лично знает сам товарищ Сталин. Немножко соврал, но ничего, пусть помучаются.

Ленка улыбнулась:

– Ничуть не солгали. И ещё Иосиф Виссарионович иногда звонит по телефону моей маме.

Улыбка сползла с лица чекиста. Об этом «малозначимом факте» его как-то забыли предупредить. Однако инструкции руководства в любом случае надо выполнять.

Усаживая даму в роскошный иностранный автомобиль, Габрильянц спросил:

– Я сейчас отвезу вас на квартиру, где вы сможете отдохнуть до возвращения Сергея. Его срочно вызвало руководство. Только, можно, мы заедем по пути в городскую ратушу освободим ещё нескольких сидельцев?

Могла ли девушка отказаться? Она не обратила внимания на то, что вслед легковой машине двигался автобус с десятком вооружённых бойцов контрразведки фронта.

Вызволение Гогулии и его балбесов заняло около получаса. Разведчики Ямщикова потребовали распоряжения своего командира и передали охраняемых только после того, как начальник контрразведки связался с комдивом-201, убедил его, что отпустить задержанных – приказ Маркова, и Александр Иванович подтвердил полномочия особистов. К ужасу Валерия Хачиковича, эсэсовца он не обнаружил. Бойцы сообщили, что ещё позавчера вечером фашиста забрали какие-то люди и этапировали в Москву. Это точно не была операция НКВД. Тогда чья? Ответ напрашивался сам собой, но верить очевидному не хотелось.

Встревоженный Габрильянц отвёз Ленку на конспиративную квартиру, которую тайно держали под наблюдением его люди, и вместе с Гогулией отправился в свой кабинет – докладывать по ВЧ-связи об исчезновении ганса товарищу Берии.

Лаврентий Павлович на сей раз долго материться не стал. Он приказал Гогулии оставаться в Белостоке, начальнику контрразведки – подготовить подчинённые ему части к активным действиям.

– К вам выехал полковник Саркисов. Завершающим этапом операции будет руководить он, – сообщил нарком внутренних дел. И спросил: – Как рандеву?

– Состоялось. Отчёт пришлю сегодня же.

– А моя протеже?

– Выше всех похвал. Во всех смыслах.

– То-то же, – наставительно произнёс нарком.

Сталин принял Маркова, как только приехал. Ради этой встречи он отложил доклад наркома путей сообщения и встречу с мастерами искусств – писателем Фадеевым, живописцем Дейнекой, артистом Черкасовым, которого Вождь очень любил. Иосиф Виссарионович внимательно прочитал перепечатанную лично Поскрёбышевым аналитическую записку командующего фронтом и спросил:

– Как вы полагаете, кроме задачи скомпрометировать неудобного военачальника, подбросить нам дезинформацию ещё какие-то цели эта встреча имела?

– Не понял, товарищ Сталин, – честно признался Сергей.

– Не создалось ли у вас впечатления, что этот Пикенброк задуривал голову якобы имеющим место заговором кадровых военных против Гитлера для того, чтобы мы не поверили, когда на нас выйдут настоящие противники бесноватого ефрейтора из старого генералитета?

– Не думаю, товарищ Сталин. Я немного представляю немецкое офицерство. Сегодня Гитлер исполнил их самые смелые мечты. Возродил мощный вермахт. Отомстил Франции за Первую мировую. Присоединил пол-Европы к Рейху. Ради этого они будут терпеть вульгарность самого фюрера и всех его «Г» – герингов, гиммлеров, геббельсов и прочих гессов. Вот когда германские войска начнут гнать в три шеи, тогда появятся недовольные и начнут объединяться против «возомнивших о себе выскочек».

Вождь внимательно слушал, сопоставляя слова Маркова с собственными мыслями.

– Пожалуй, вы правы, – подытожил он. – Рукописный оригинал вашей объяснительной записки пусть останется у Поскрёбышева.

«Чингачгуки» доложили Александру Ивановичу Ямщикову, что девушка действительно приехала ранним утром в Белосток и была арестована. Из КПЗ её забрал начальник контрразведки фронта старший майор НКВД Валерий Хачикович Габрильянц. Комдиву очень не понравилось, что, когда чекист звонил ему по поводу Гогулии и всей его гоп-компании и убеждал, что комфронтом разрешил всех отпустить, он ни словом не обмолвился, как вызволил из заточения невесту Сергея. Это наводило на мысли, и мысли для всех, кому ведомы нравы «органов», не очень хорошие.

– Ладно, – решил Александр Иванович, – к вечеру вернётся Марков, и всё станет на места.

На обед он решил отправиться домой, хотя никогда так не делал. Проще было поесть в столовой, чем колдовать у керогаза в пустой и неухоженной квартире. Но сегодня-то совсем другое дело. В четырёх стенах его ждала Люсечка.

Лаврентий Павлович готовился к докладу Председателю Совета Народных Комиссаров. Он ещё раз просматривал последние шифровки от разведчиков-нелегалов. Настоящих имён многих из них не знал даже он. При необходимости нарком мог, конечно, затребовать установочные данные и даже полное досье на любого из них. Но принцип: «Меньше знаешь – дольше живёшь» действовал на всех уровнях.